Стилист. Том II

Час спустя папка лежала на столе перед начальником 2-го главного управления КГБ СССР генерал-лейтенантом Григорием Фёдоровичем Григоренко. Тот долго ходил вокруг стола, мрачно поглядывая на изделие из тёмно-коричневого картона, наконец с тяжким вздохом дёрнул завязки, раскрыл папку и принялся изучать материалы дела по найденному неопознанному трупу. Их было немного, куда более толстая папка хранилась в его сейфе, и её содержимое он помнил практически наизусть.

Глядя на фотографию окоченевшего трупа, Григоренко нервно сжимал и разжимал кулаки с белеющими костяшками пальцев, тихо про себя матерясь. Хотелось бы громче, но даже он, начальник такого важного Управления в системе госбезопасности, не был уверен, что в его кабинете не стоят подслушивающие устройства. Ни к чему, чтобы Андропов знал о его слабостях, для начальства Григорий Фёдорович по-прежнему сотрудник с железной выдержкой, которого даже такие обстоятельства не способный выбить из колеи.

А обстоятельства складывались из рук вон плохо. Вражеский агент — а в том, что погибший является сотрудником западных спецслужб, Григоренко ни секунды не сомневался — мёртв, а значит, оборвана единственная ниточка, благодаря которой они могли выйти на его кураторов. И не исключено, что именно боссы этого то ли Крылова, то ли Кистенёва и убрали его как «засвеченного» агента, чтобы не сболтнул лишнего.

Романов, скотина, не уберёг шпиона, дал тому возможность совершить побег. Должен был сам ехать в автозаке, вплоть до места назначения, понадеялся на стандартный конвой.

Всё, что у них осталось — этот тот загадочный прибор, с которым самозабвенно возится Алфёров. Правда, до сих пор не может окончательно в нём разобраться, каждый раз заявляя, что американцы совершили серьёзный прорыв в области электроники, и СССР во что бы то ни стало обязан это отставание если не ликвидировать, то хотя бы сократить до минимума. Или мы проиграем войну технологий, останемся на обочине мирового прогресса. А посему просит посодействовать, продавить в Совете министров СССР идею об открытии секретного института, занимающегося разработкой чисто электронно-вычислительных машин, или компьютеров, как принято говорить на Западе.

— За ними будущее, — говорил Алфёров неделю назад во время визита Григоренко в его лабораторию. — Поверьте, пройдёт 5-10 лет — и на Западе компьютеры станут доступны если не каждому, то многим, они будут намного компактнее тех шкафов, что стоят сейчас в наших лабораториях и дырявят перфокарты. Вы посмотрите, американцы уже научились делать такие вещи, этот мини-компьютер производит миллионы операций в секунду, что на данный момент в мире не доступно ни одному вычислительному устройству. Если они сумели это сделать, значит, и мы должны суметь. Если не получится выбить целый институт, то давайте выпросим хотя бы одну, но укомплектованную по последнему слову техники лабораторию. Смотрите, вот у меня список того, что должно всегда быть под рукой. Согласен, некоторые приборы стоят немало, и приобрести их можно только за валюту, но вы же понимаете, что на кону безопасность нашей Родины, а на таких вещах не экономят.

Именно последний тезис учёного тогда врезался в память, и уже на следующий день, поразмыслив, Григоренко сел писать записку на имя Андропова. При всём желании он не мог перепрыгнуть через голову вышестоящего руководства. А позавчера на планёрке у Председателя, посверкивавшего тонкой оправой очков, услышал, что письмо было рассмотрено на самом верху, однако с окончательным вердиктом придётся обождать. Почему — Андропов не объяснил, но по своим каналам Григоренко получил информацию, что в апреле готовится внеочередной пленум ЦК КПСС, и возможно, членам Политбюро пока просто не до них.

Этот пленум тоже вызывал у руководителя 2-го Управления тревогу, внеочередные пленумы просто так не случаются, должна быть веская причина. Последний внеочередной пленум случился 14 октября 1964 года, и тогда находившегося на отдыхе в Пицунде Хрущёва сместили с поста Первого секретаря ЦК КПСС. Григоренко подозревал, что и в этот раз может быть что-то сравнимое по масштабам, но пока предпочитал помалкивать. Молчание — это не только золото, но в их работе зачастую погоны, а иногда и жизнь.

[1] Пиплметр — специальное электронное устройство, подсоединяемое к телевизору и предназначенное для сбора сведений об аудитории телевидения.

[2] Геннадий Пантелеевич Збандут — директор Одесской киностудии в 1964–1984 гг.

Глава 12

В квартире стояла такая тишина, что было слышно, как на кухне за холодильником зевают тараканы. Я и сам зевнул, заодно потянувшись от души. И чего не спится мне в такую рань… За окном ещё и не светает, а я в мыслях уже в больнице, где в дородовом лежит моя жена, Елена Владимировна Бестужева. Что-то меня торкнуло проснуться.

Я повернулся на другой бок, в попытке, что имеющийся в запасе час проведу с пользой, однако сон не шёл. Мысленно плюнув, заставил себя встать, сунув ступни в тапочки, и пошлёпал на кухню. Вырвал лист из отрывного календаря, свидетельствовавшего, что сегодня понедельник, 17 марта, набрал в чайник воды и поставил на плиту.

Неторопясь соорудил два бутерброда со сливочным маслом и ломтиками пошехонского сыра, налил в стакан заварки (какое счастья, что чайные пакетики до СССР пока не добрались), добавил кипятку и, стараясь не задевать края чашки, принялся размешивать сахар в количестве двух ложечек.

В этот момент в прихожей и зазвонил телефон. Недоумевая, кто в такую рань мог нам названивать, я кинулся к аппарату и, подняв трубку, услышал женский голос:

— Алексей Михайлович? Извините, что рано беспокоим, это из роддома, где ваша жена лежит. Она очень просила вам позвонить.

— Что-то случилось? — спросил я, чувствуя, как во рту мгновенно пересохло.

— Случилось, — как-то задорно сообщил голос. — Поздравляю, вы стали папой. Девочка ростом 52 сантиметра и вес 3 килограмма 600 граммов.

Ну и какая после этого работа?! Первым делом набрал тёщу, договорились, что к Лене в родильный дом приедем к 12 часам. Наташке обещала сказать, когда проснётся — та уже несколько дней, как мать легла в роддом, жила у бабушки. Ещё час спустя я позвонил Антонине. Та против моего прогула по уважительной причине ничего не имела, и к полудню с чистой совестью я с тёщей — тесть на заводе занимался каким-то очень важным заказом — стояли под окнами родильного отделения. Наташку отправили в школу. Мою правую руку оттягивал увесистый пакет с купленными час назад на Дорогомиловском рынке фруктами.

Наконец в окне третьего этажа появляется знакомая фигурка в халатике, прижимающая к груди маленький свёрток. Лена улыбается и машет нам рукой, мы в ответ что-то кричим и тоже машем. В итоге жена передаёт младенца медсестре, а сама открывает форточку и кричит, что всё у неё хорошо, дочка родилась здоровенькой и, не исключено, что дня через три её уже выпишут.

А три дня спустя уже я держал в руках это завёрнутое в одеяльце и перевязанное розовой ленточкой тельце. Мой первый ребёнок в обеих временных эпохах! Я до сих пор, казалось, не мог осознать реальности происходящего, словно смотрел фильм со своим участием со стороны.