Стив
Шрифт:
— Домой… — судя по голосу, удивление у моей женщины из легкого становилось все тяжелее и тяжелее. — Но если ты хочешь остаться…
— Я в мастерскую схожу? С ребятами поболтаю? Часика на два-три, нормально? А ты пока тут, с семьей… — я попытался сделать как можно более непринужденное выражение лица, но Юйша, нахмурив брови, смотрела на меня выжидающе.
— Я с семьей уже поговорила. И ты, что характерно, с Марисоль уже тоже успел пообщаться.
Ну да, парой слов перекинулись. Чужая она какая-то совсем стала, отдалилась. Конечно, ведь теперь я ей был не нужен, да и мне, если честно, легче жить без этого камня на шее. Но на браслет для мужа я же должен был ей денег дать!?
— Юйш,
— Стийв… А с чего ты решил, что у нее нет своих денег? — все так-же пристально глядя на меня, уточнила Юйша.
Я задумался.
Стийв поднял на меня задумчиво-вопросительный взгляд:
— А откуда..?
— Она живет на хуторе, следит за детьми, играет вечерами на пианино, обучает двух девочек из соседнего хутора рисованию… Поверь мне, солнышко, у нее хватит денег на браслет для Тойна.
«Вот дурашка ответственная», — впервые я подумала об его заботе о Марисоль без всякой ревности, только с легким налетом умиления.
Спустя два дня после «великой резни», как мы окрестили с девочками этот день, после того как мы все слегка выдохнули, Лайсса утащила меня в кают-компанию и заговорщицким шепотом спросила: «Ну, теперь-то ты понимаешь, что он тебя больше, чем Марисоль, любит? Он ведь мог нас всех переубивать, когда мы его корабль захватили…»
Такая мысль почему-то даже не приходила мне в голову, и только после того как подруга мне ее озвучила, я задним числом испугалась так, что даже испарина на лбу появилась. А ведь и правда… Мог же!
Вечером я, еще не успев раздеться, села к моему солнышку на кровать, встретилась с его настороженным взглядом и задала мучающий меня весь день вопрос: «Почему?»
Как он смеялся!.. Я же сидела, смотрела на него с недоумением и ощущала себя маленькой глупой девчонкой. А я очень не люблю выглядеть дурочкой и непонимать, что происходит, поэтому начала злиться.
Стийв сразу это почувствовал, успокоился, извинился…
— Поверь мне, солнышко, у нее хватит денег на браслет для Тойна, — успокоила меня Юйша. И в ее голосе я услышал нотку сочувствия, что ли. Тикусйо, надо же быть таким наивным идиотом?! Хотя я всегда знал, что Марисоль не умеет быть благодарной, не умеет ценить заботу о себе… Она воспринимала ее как должное, как норму. Человек выделялся из серой массы на то время, пока был ей нужен, интересен, полезен, выгоден, и после этого снова сливался с общим фоном. Через месяц она могла не вспомнить, как звали того паренька, который помог ей с самостоятельной работой по математике, но пока он ей был нужен, он чувствовал себя Богом. Я знал ее с детских лет, никогда не велся на все ее фокусы и ласковое: «Сти-и-ив» сразу автоматом переводил как: «Брат, я сейчас на тебя хочу какую-то очередную проблему повесить». И спасал я ее ради матери, возвращая долг, пусть и посмертно. И прогибался перед Юйшей не только ради Марисоль, но и для собственной безопасности, чтобы не быть проданным на Ммирзе, вместе с другими мужиками.
Через несколько дней после разборок с Трэйшей Юйша подсела ко мне на койку, напряженная такая вся, и спросила: «Почему ты не перерезал нас всех, когда мы захватили твой корабль?»
Я сначала решил, что она шутит, но взгляд у нее был серьезный-серьезный. И у меня случилась натуральная истерика… Спас свою женщину, тикусйо! Выпендрился! Теперь и она, и, наверное, вся команда меня будут бояться, слова поперек не скажут. Хлеб в их присутствии резать не стоит, а то обделаются со страху, если я с ножом к ним
повернусь.Юйшайра злилась, я истерически смеялся, стараясь успокоиться… В конце концов, мне это удалось.
— Юй, родная моя… Я могу убивать только ради спасения своей или чужой жизни, понимаешь?
Присев в кровати, я обнял свою женщину, притянул ее к себе, уткнулся носом в ее волосы…
— … ради чужой, очень дорогой для меня жизни. Только чтобы спасти тебя, Юй… Любой, кто будет угрожать твоей жизни, обречен. Зубами порву, но убью. Чтобы спать спокойно. Наверное, когда дети появятся… То и ради них — убью. А просто так — никогда! Не бойся…
Тикусйо! Зря про детей задумался. Потому что представил наших с Юйшей сыновей, выросших на Венге, и мне стало слегка нехорошо. Но проблемы надо же решать по мере их поступления? Мне надо было успокоить мою любимую женщину. Поэтому я от обнимания и ласкового поглаживания перешел к целованию и медленному раздеванию… Юйша расслабилась у меня в руках, начала отвечать и пытаться, как всегда, перехватить инициативу. И больше мы к этому разговору не возвращались.
И бояться меня никто из Юйшиной команды не стал. Может, и правда, все верили, что я без приказа на людей не кидаюсь?
Но вот я потом всерьез задумался, а смог бы я убить ради Марисоль? И «Да», мгновенно и однозначно, ни сердце, ни разум не ответили. Я убивал, разыскивая ее и вытаскивая из борделя, но не ради нее, а ради матери. Ради того, чтобы выполнить свое обещание. Ради себя и своего собственного спокойствия. А вот именно ради нее… Убил бы, наверное, если бы другого выхода не было. Сестра все-же, пусть и не родная.
Наивный мой дурашка понял наконец, что денег на сестру тратить не надо, успокоился, и мы полетели домой.
Как быстро я привыкла называть эти две комнатки в чужом офисе домом… Даже удивительно.
Под дверь комнаты кто-то просунул записку, вернее, приглашение, написанное красивым витиеватым и явно мужским почерком. Это было приглашение к Айрин Вайнгойрт на завтрашний обед, вернее, на полдник, судя по времени. Быстренько это она отреагировала.
Стийв даже не стал интересоваться у меня, что в записке, просто спросил, разбирая кровать:
— Во сколько нас завтра ждут у Вайнгойртов?
Я отложила приглашение в сторону и подошла к моему солнышку, демонстративно растряхивающему одеяло, что, судя по выражению его лица, приравнивалось к совершению подвига. Пожалеть, что ли?
Тикусйо! Конечно, вечером стелить кровать проще, чем утром ее заправлять, но все равно… Подушки взбей, одеяло расправь… Хорошо, хоть простынь лежит ровно, потому что ее Юйша по утрам поправляет.
Я злобно встряхнул одеяло и выразительно посмотрел на мою женщину. Неужели ей не стыдно эксплуатировать меня таким жестоким образом?! Судя по ее выражению лица — ни капельки… Отвернувшись, я изобразил вселенскую обиду, и меня наконец-то пожалели…
— Солнышко мое! — Юйша прижалась ко мне со спины, пропихнув руки под рубашку, провела ладонями по животу, по груди… обрисовала пальчиками круги вокруг сосков и соскользнула вниз, к бедрам, под ткань штанов…
Дразнится?! Я резко развернулся, дернул молнию комбинезона вниз, вытащил свою женщину из этой спадающей на пол тряпки, туда же через полминуты упали еще два никому ненужных предмета женской одежды. Приподнял Юйшайру, крутанулся с ней на руках и опустил ее на кровать. Туда же упал и сам, потому что моя женщина обхватила меня за шею руками и за талию — ногами. Мы же с ней почти одинаковой комплекции — попробуй удержаться в таком положении? Так она еще и перевернула наш бутерброд, чтобы он маслом, то есть ею, вверх был.