Сто боев – сто побед
Шрифт:
110
– Каскадерская группа готова! – сообщила режиссеру помощник.
Тот дисциплинированно курил у специальной урны за декорацией с оператором. Режиссер посмотрел на часы и кивнул. Помощник режиссера, на киношном языке помрежка, застыла неподалеку с прижатой к груди папкой. Кроме своих прямых обязанностей в любой съемочной группе помрежки выполняют, так сказать, на общественных началах еще и роль громоотвода.
На того же оператора, будь он хоть трижды бездарь и алкоголик, не наорешь. Потому что он, как творческая личность, немедленно
Впрочем, пока что на плавучей сцене все шло на удивление гладко, так что даже удивительно было. Режиссер с оператором еще немного посокрушались насчет того, какие туфтовые съемки в последнем «Поттере». Тут помрежка, уже несколько раз смотревшая на часики, наконец кашлянула в кулачок и проговорила:
– Карапет Израилевич…
– Да-да, Зина! – быстро оглянулся режиссер. – Идем, Стас!
Вообще-то помрежку звали Нинель. То есть это она хотела, чтобы ее так звали. Но любая уважающая себя съемочная группа состоит не только сплошь из творческих личностей, но местами еще и гениальных. А гении они на то и гении, чтобы мыслить глобально, а не зацикливаться на всяких мелочах вроде вымышленных имен. Поэтому Карапет Израилевич помрежку называл как угодно, только не Нинель.
Дисциплинированно затушив окурки в решетчатой крышке урны, творческие мужи направились на съемочную площадку – править ремесло, оживляя унылую повседневность обыкновенными чудесами. Остальные члены группы в ожидании бонз уже маячили на своих местах.
Супервайзер утренним оленем проскакал в закоулок, где Моня изволил почивать на пластиковом стуле. Шварц, несмотря на контузии, на шум среагировал мгновенно и адекватно. Выскочивший из-за угла супервайзер едва в штаны не наложил при виде огромного пистолета.
– Ты?.. – спросил Шварц.
– Я!.. – выдохнул супервайзер. – Пора! Съемку начинаем!
Шварц оглянулся и громко сказал, пряча за пояс пистолет:
– Съемку начинают!
– Я не глухой, – хмуро проговорил Моня.
Встав со стула, он одернул на заднице сари и двинулся на свое рабочее место. В сопровождении Шварца и супервайзера Моня прошел на съемочную площадку. У прозрачной лестницы его уже поджидал режиссер с помрежкой.
– Вы текст помните? – осведомился Карапет Израилевич. – Или на всякий случай будем суфлировать?
– На фига? – удивился Моня. – Это ж мой текст, канонический…
– Ну тогда все! – удовлетворенно кивнул режиссер.
Он отправился за стол с компьютером, помощник звукооператора тем временем на пробу произнес несколько слов в микрофон. Ввиду специфики съемки, команды транслировались не через динамик, а по рациям.
– Все слышали? – спросил звукооператор.
Связь оказалась в порядке, и помощник звукооператора протянул гарнитуру режиссеру. Тот нацепил ее, поправил микрофон и проговорил:
– Приготовились…
Моня взобрался на нижнюю ступеньку прозрачной лестницы. Когда он повернулся,
оператор вдруг сказал:– Стоп! Пока не начинаем! У Мони грим на лбу поплыл…
Карапет Израилевич быстро оглянулся:
– Инна!
Помрежка тут же повернулась и крикнула:
– Лиза! На площадку! Грим надо поправить!
– Она того… – сказал Моня. – На берег сошла, в общем!
Карапет Израилевич быстро переглянулся с оператором.
– Так нельзя снимать! – категорично сказал тот.
Режиссер мученически вздохнул и воткнул в свою пышную кудрявую шевелюру пятерню. Помрежка быстро повернулась в другую сторону:
– Гример на площадку!
Штатным гримером, ввиду практически полного отсутствия на съемке работы, была совсем молоденькая девчушка. Она быстро выскочила из-за декораций и помчалась к исполнителю роли учителя Степана Анатольевича. Сегодня на площадке это был единственный ее клиент.
Карапет Израилевич раздраженно крикнул:
– Аня! То есть Женя!
– Жанна! – быстро проговорила за его спиной помрежка. – Грим у Мони надо поправить!
Жанна резко затормозила и испуганно посмотрела на Моню. На ее лице возникло такое выражение, как будто ей приказали войти в клетку с тигром. Однако великий и ужасный Моня выглядел вполне миролюбиво. Гример, сглотнув, сделала к прозрачной лестнице робкий шажок.
– Маня! То есть Валя! – нетерпеливо вскрикнул Карапет Израилевич.
– Жанна! – быстро перевела за его спиной помрежка. – Грим у Мони надо поправить быстро!
Жанна, она же Аня, Женя, Маня и Валя, героически подошла к Моне и дрожащими руками вынула свой шанцевый инструмент в виде кисточки. Оператор подсказал:
– На лбу!
Жанна щедрыми мазками начала пудрить Моню. Не жалея материала, так что лицо гримируемого даже заволокло дымкой. Моня наморщился, а потом вдруг громогласно чихнул. Жанна испуганно отшатнулась от него. Моня, ухватившись рукой за нос, чихнул еще дважды. Оператор моргнул в камеру и сказал:
– Нос тоже поплыл! Теперь лицо полностью надо поправлять!
Тут Жанна испуганно посмотрела на помрежку и сказала дрожащим голосом:
– Тут другой грим! У меня такого нет!
– Черт знает что! – рявкнул Карапет Израилевич. – Инна! Нам что, съемку теперь отменять?
Здесь режиссер запустил в свою кудрявую шевелюру сразу обе руки и сделал такое движение, словно собирался себя скальпировать.
– Я вас отменю! – беззлобно сказал Моня. – Все проплачено! Шварц, в темпе звони Лизке! А ты дай салфетку, синеглазая…
111
На сцене босоногие мальчики-девочки пели-танцевали. Алена мелькала в толпе, то и дело пытаясь дозвониться до Кащеева. Кащеев же наблюдал за Лизой, пробиравшейся куда-то в толпе. Та была примерно напротиы середины сцены, когда у нее зазвонил мобильный.
– Да! – услышал в наушнике Кащеев. – Чего?.. Грим у Мони? Ой, блин! Щас!
Отключив телефон, Лиза резко развернулась и ломанулась обратно через толпу. Губы Кащеева искривились в нервной ухмылке. Его план пока работал.