Сто дней до приказа

Зуб дернулся и уперся взглядом в землю. Поехать с последней партией -самое большое наказание для "старика". Это значит -- прибыть домой на месяц, а то и на полтора позже, чем другие. О таком даже думать невозможно!

– - А ты, Купряшин,-- дошла очередь до меня,-- не делай вид, будто тебя ничего не касается. В расчете -- бардак, а его из библиотеки за уши не вытащишь. Ты меня понял?

– - Не понял, товарищ старший лейтенант.

– - Поймешь,-- пообещал комбат.-- Кругом! Мы повернулись по-уставному, сделали несколько шагов и остановились, дожидаясь, пока Уваров отберет у Цыпленка окончательно утомленную Лидочку и нервным шагом покинет плац. Все это время Зуб раскалялся, как кусок железа на углях, так что к моменту, когда комбат скрылся из виду, ефрейтор был уже весь белый и шипел.

– - Ну, гадина, ну, стукач! Убью!
– - заорал он наконец.

Я рванулся следом за ним, пытаясь на ходу объяснить: Елин не жаловался, комбат сам все понял или ему капнул кто-то другой; я даже попытался схватить Зуба за руку, но он оттолкнул меня в сторону и так дернул ничего не понимающего Едина за ремень, что тот чуть не переломился, а его пилотка отлетела далеко в сторону.

– - Ну... ну, салабон,-- сказал, задыхаясь от ненависти, ефрейтор.-- А я его еще пожалел... Крыса его бортанула! Ай-ай-ай! Так тебе, гаду, и надо!

В подобных случаях пишут: "Его словно что-то толкнуло",-- но меня в самом деле будто толкнуло, и я с такой силой вклинился между Зубом и Елиным, что оба отскочили в стороны.

– - Не трогай его!
– - заорал я.

– - Ты что, обалдел?
– - опешил ефрейтор и тут же шарахнул меня в челюсть.

Споткнувшись о лавочку, я кувырком полетел в кусты, росшие вокруг курилки. Земля рванулась навстречу, точно конец незакрепленной доски. Удар был несильный, и тотчас, вскочив, я засветил Зубу кулаком в живот, а после того, как он присел от боли, еще -- по затылку. После проделанного я вдруг на мгновение воспарил над землей, а затем довольно грубо был отброшен в сторону. Это Титаренко вмешался в наш честный поединок и, взяв меня за шиворот, дал команду: "Брэк!" И, надо сказать, чрезвычайно своевременно, потому что, одетый, как на парад, лейтенант Косулич с повязкой дежурного уже направлялся к нам, чтобы построить и увести солдат, идущих в кухонный наряд. Сквозь очки он поглядел на бурно дышавшего Зуба добрыми глазами и спросил:

– - Боролись?

– - Вся жизнь -- борьба...-- ответил я за ефрейтора, закрывая пальцами царапину на щеке.

Слава богу, командир взвода не видел нашей схватки, а то бы сидеть нам "на губе" в отрезвляюще-прохладной комнатушке с местом для заслуженного отдыха, похожим на маленькую деревянную сцену.

10

– - Раз-два-три,-- командует Уваров,-- раз-два-три...

Комбат бежит сбоку от нас, бежит легко, но лицо его тяжко-неподвижно. И я представляю себе, как сегодня ночью он проснулся от телефонного звонка, включил ночник и хрипло отозвался в трубку:

"Старший лейтенант Уваров слушает... Что?! Как пропал?!.."

От шума, наверное, проснулась Таня, она села на кровати рядом с комбатом и, щурясь от света, испуганно спросила: "Кто пропал? Сережа, что случилось?.."

Нет. Не так. Вместе им спать совершенно не обязательно.

Сквозь закрытую дверь Таня услышала звонок и громкий голос Уварова. Она подняла голову, покосилась на тихо посапывающую Лидочку, потом накинула халат и выглянула из своей комнаты:

"Кто пропал? Уваров, что случилось?"

– - Раз-два-три,-- командует комбат.-- Шире шаг... Мы выскакиваем за ворота гарнизона и поворачиваем к полигону.

* * *

– - Ну, а с тобой, друг индейцев, я еще поговорю!
– - пообещал Зуб и ушел зализывать раны.

Испугал ежа голыми руками! Мы одного призыва-- как-нибудь разберемся, даже если накрутит против меня "стариков". Но какая он все-таки сволочь, ткнул Елина в самое больное место да еще пригрозил: из наряда, мол, лучше не возвращайся! Не понравилось мне, как Елин среагировал -- оглянулся затравленно, даже безысходно, а на меня поглядел с укором: мол, эх ты, трепло... Вот так, считаешь себя умным человеком, а потом выясняется, что ты балда балдой и только все портить умеешь: додумался, с кем елин-ским горем поделиться... "Дебил в четвертом поколении" -- как говорит старшина Высовень.

Размышляя таким образом, я снова отправился в бытовку привести себя в порядок. Протравил одеколоном царапину на щеке, убедился, что синяк на скуле проявится лишь к вечеру, почистил китель, выкурил, чтобы успокоиться, сигарету и, наконец, отправился в полковое книгохранилище.

Путь мой пролегал через полковой плац. Сколько разводов отстоял я на этом брусчатом поле, сколько раз строевым шагом, вывернув голову до отказа вправо, прошел мимо дощатой трибуны, мимо командира полка, замершего с приложенной к козырьку ладонью, прошел, нещадно лупя сапогами камень в такт ухающему где-то за спиной большому полковому барабану. Скоро мой последний развод!

...В библиотеку ведет узкая скрипучая лестница. Достаточно встать на первую ступеньку, а наверху уже знают, что движется новый читатель, и невольно поглядывают на дверь...

За столами, перелистывая журналы, сидели несколько солдат. Между стеллажами бродил библиотечный кот Кеша и наворачивался на ноги всем входящим. Пахло старой отсыревшей бумагой, но иногда пробивался вдруг острый запах свежей типографской краски.

Последние месяцы я проводил в библиотеке все свободное время. Не только потому, что люблю читать и "завалился", между прочим, не где-нибудь, а на историческом факультете. Раньше библиотекаршей у нас работала одна вольнонаемная дама, она так страдала, глядя на копавшихся в книжках солдат, словно они рылись в ее интимном дневнике. За настоящих читателей дама признавала только офицеров не ниже майора.

Но вот однажды, заявившись в библиотеку, я застыл на пороге: за столом сидела девушка в пушистом свитере, чем-то неуловимо похожая на Лену. Не пойму, чем: то ли мальчишеской прической, то ли грустными серыми глазами. Это внезапное сходство прострелило навылет мое разочарованное солдатское сердце, и с той минуты при первой же возможности я шел в библиотеку, садился в дальнем углу и смотрел на Таню Уварову, загородившись подшивкой газет.

Офицерские жены невольно воспринимают солдат, как массу одетых в защитную форму молодых парней, которыми их мужья командуют по долгу службы, о которых заботятся, о которых все время говорят и помнят. Естественно, заботы офицеров передаются их женам, они тоже думают о подчиненных мужа, но не конкретно, а про всех скопом.

Но года три назад в нашем полку случилось невероятное! Один "старик" увел жену у своего же взводного: у супружнчков что-то не ладилось, поженились наспех, не разобравшись, как часто бывает после училища, а парень был симпатичный, в полковом ансамбле играл. Артист! Одним словом, дембельнулся вместе с командирской женой. И говорят, очень хорошая семья получилась!..

Однажды, когда в библиотеке никого не было, я осмелился заговорить с Таней. Точнее, она, утомленная моими восхищенными взглядами, иронично заметила:

– - Товарищ воин, глазами нужно есть командиров, а не их жен!

– - Это смотря по какому уставу!
– - неожиданно для себя схамил я.

– - Скажите, пожалуйста,-- удивилась Таня,-- он еще и остроумный.

– - А вы полагали, солдат вместе с паспортом и мозги в военкомат сдает?

– - Нет... А вообще-то немного -- да!
– - улыбнулась она.

С тех пор мы стали разговаривать. Оказалось, Таня недавно окончила экономико-статистический институт, ее подруги по факультету работают, учатся в аспирантуре, а она сидит здесь, за забором, и даже начинает забывать специальность. Одна надежда, что мужа пошлют в академию, но Уваров вдрызг рассорился с отцом-генералом, и тот пока от помощи воздерживается. В городке Таня ни с кем близко не знакома, наверное, потому, что наш комбат, гордый, как горный орел, с людьми сближается очень туго и прекрасно обходится без друзей, но зато часто заглядывает в офицерское кафе. Из-за этого вся их семейная жизнь -- одна нескончаемая ссора...