Сто лет назад
Шрифт:
А накануне получения известий об этой победе нашего седовласого почтенного господина схватили и отвезли в Тауэр, где он жестоко пострадал как государственный изменник.
Но вот пришло письмо от нашего судовладельца, извещавшее, что присутствие нас с Левин необходимо в Ливерпуле, и нам пришлось распроститься с милым лондонским обществом. К тому же к этому времени неистощимый кошелек капитана Левин начал уже понемногу истощаться. Уезжая из наших комнат, мы особенно трогательно прощались с несколькими пухленькими, аппетитными барыньками и, расплатившись по-княжески с хозяевами, а также и в гостинице, где оставались наши люди и лошади, вскочили на коней и поскакали обратно в Ливерпуль, куда прибыли безо всяких приключений.
ГЛАВА IX
Я
Тотчас по приезде в Ливерпуль, едва успев смыть с себя дорожную пыль и грязь, мы с капитаном Левин поспешили к нашему судовладельцу Последний сообщил нам, что все изменения и поправки, указанные капитаном Левин на его судне, большом люгере с вооружением из 14-ти орудий и экипажем в 120 человек, были уже произведены и окончены, и что мое судно также было в полной готовности, и экипаж набран. Но мне все-таки следует самому отправиться на судно и посмотреть, не нужно ли еще что.
Недолго думая, мы с капитаном Левин прямо от судовладельца отправились на верфь, где еще находилось мое судно. Раньше это был испанский коммерческий шунер, который был захвачен капитаном Левин в качестве приза. Он молодецки увел его из-под огня портовых батарей в то время, как это судно стояло на якоре, только что придя в порт; шунер возвратился из Южной Америки с полным грузом меди и кошенили и еще не начинал разгружаться, а потому оказался весьма ценным призом, а так как, кроме того, это было удивительно быстроходное судно, то судовладелец решил снарядить его капером. Это было небольшое судно в 160 тонн, но превосходно построенное; теперь оно было вооружено восемью медными орудиями шестидюймового калибра, четырьмя гаубицами на корме и двумя пушками на гакаборте.
— А у вас превосходное, щегольское маленькое суденышко, друг Эльрингтон! — сказал капитан Левин. — Вам можно позавидовать! Теперь оно станет еще быстроходнее, чем раньше; это не судно, а птица, говорю вам! Ведь тогда оно было перегружено до невозможности, а теперь его груз — сущие пустяки! А сколько у вас будет команды? Говорил вам что-нибудь об этом судохозяин?
— Если не ошибаюсь, он сказал — 54 человека, и, мне кажется, этого совершенно довольно!
— Да, если все это будут хорошие, верные люди… С таким судном можно много сделать! Как видите, сидит оно так неглубоко, что вы свободно войдете туда, куда я никогда не посмел бы даже близко подойти, да и уйти вам легко от любого судна; это тоже не шутка!.. Ну, а теперь отправимся на нашу квартиру, сложим свои вещи и переберемся каждый на свое судно, — добавил капитан Левин, когда мы осмотрели «Ястреба» сверху донизу. — Мы достаточно с вами погуляли, теперь пора и приниматься за дело!
— Я только что хотел предложить вам то же самое, — сказал я, — потому что с совершенно незнакомым мне судном, незнакомыми офицерами и командой мне необходимо как можно лучше ознакомиться еще до отплытия, и чем скорее я вступлю на борт своего корабля, тем лучше: потребуется немало времени прежде, чем каждый будет знать свое место.
— Это слово разумного человека, знающего и понимающего свое дело! — проговорил капитан Левин. — Хотелось бы мне знать, пошлют ли нас вместе или порознь.
— Я могу только выразить надежду, что нас пошлют вместе, так как мне было бы очень полезно многому поучиться у вас, воспользоваться вашим прекрасным опытом и вместе с тем доказать вам, что я не совсем плохой помощник в случае надобности.
Когда я докончил эти слова, мы были уже у дверей нашей квартиры. Капитан Левин, когда им было решено что-нибудь, выполнял задуманное с быстротой молнии; едва
переступив порог своей комнаты, он послал человека за барышником, торгующим лошадьми, и в несколько минут покончил с ним торг, продав ему наших лошадей, затем тотчас же уплатил за квартиру и всем своим поставщикам, и к полудню оба мы были уже на своих судах и расположились по-домашнему в своих каютах.Но прежде чем расстаться, я подошел к капитану Левин и сказал ему:
— Я бы очень хотел, Левин, чтобы вы мне сказали, хотя бы приблизительно, какую сумму я вам должен; возможно, что мне посчастливится, и тогда будет только справедливо вернуть вам эти деньги, хотя я никогда не смогу сосчитаться с вами в вашей доброте и расположении ко мне, которые, поверьте, ценю выше всего!
— Вы хотите знать сумму, — отвечал мой приятель. — Кто же ее считал? Во всяком случае, не я! Но если хотите непременно со мной сосчитаться, то я скажу вам: вот если я на этот раз не возьму никакого приза, а вы заработаете хорошую деньгу, тогда мы снова поживем с вами на славу где-нибудь в веселом местечке, и тогда вы будете расплачиваться и за себя, и за меня! Вот мы и сквитаемся! Но если и мне посчастливится, то, право, я считаю, что ваше милое общество, которым я все время пользовался, с лихвой вознаградило меня за те незначительные расходы, какие я понес из-за вас.
— Вы, право, слишком добры, — сказал я, — но я уверен, что вам и теперь повезет, как всегда, и мне не придется выручать вас!
— Надеюсь! — засмеялся Левин.
Я привел здесь этот разговор для того, чтобы ознакомить читателя с характером капитана Левин и показать, какой достойный человек был моим товарищем.
Потребовалось еще дней десять, чтобы окончательно снарядить в путь мой маленький шунер и снабдить его всем, что я считал нужным.
Когда все было уже готово, хозяин призвал меня к себе и сказал по секрету.
— Капитан Эльрингтон, мне предложена крупная сумма за известную услугу, которую я готов оказать нескольким несчастным. Но это дело требует, в наших же собственных интересах, величайшей тайны. В сущности, вы в этом деле рискуете больше, чем я; тем не менее я надеюсь, что вы не откажетесь исполнить его, иначе я лишусь значительной наживы!
Я уверял хозяина в своей готовности сделать все, что было в моих силах.
— В таком случае, — продолжал судовладелец, понизив голос, — дело вот в чем; четверо якобитов, важнейших членов этой партии, за головы которых назначена крупная награда, жестоко преследуемые со всех сторон, ухитрились бежать сюда, в Ливерпуль, и теперь скрываются здесь у друзей, которые обратились ко мне с просьбой принять беглецов на одно из моих судов и высадить их в определенном французском порту.
— Понимаю, — сказал я, — и с радостью исполню это поручение, если оно будет возложено на меня!
— Благодарю вас, капитан Эльрингтон, — проговорил судовладелец, с чувством пожимая мне руку. — Я и не ожидал от вас иного ответа! На судно капитана Левин я не желал бы поместить этих пассажиров по многим причинам, но ему известно, что он должен уйти отсюда завтра и ждать вас в Холихэде, чтобы далее следовать вместе с вами до тех пор, пока вы не высадите своих пассажиров, после чего я предоставляю вам сговориться между собой и решить с обоюдного согласия, продолжать ли вам плавание вместе или каждому в отдельности.
— Капитану Левин, конечно, будет известно о моих пассажирах? — спросил я.
— Да, конечно! Этот факт должен быть скрыт от других лиц, находящихся на его судне, но не от него лично. Кроме того, я должен сознаться, что у меня есть еще свои частные причины, которые я не желал бы высказывать, по крайней мере теперь. Можете вы выйти в море завтра?
— Хоть сегодня в ночь, если прикажете!..
— Нет, я назначил им завтра в ночь.
— В какое время они явятся на судно?
— Я еще ничего не могу сказать относительно этого теперь; дело в том что правительственные шпионы на горячем следу; говорят, в открытом море стоит военный корабль, готовый при первом подозрении преградить дорогу каждому вышедшему из порта судну. Капитан Левин выйдет завтра утром и, по всем вероятиям, будет подвергнут обыску и осмотру; утверждают, что военное судно страшно быстроходно и в случае надобности будет преследовать всякого, желающего увернуться от осмотра.