Сто лет жизни в замке
Шрифт:
Однажды, прогуливаясь в окрестностях Камбо, Ростан, уже твердо решивший построить здесь дом, открыл прелестное местечко, отчего его сердце затрепетало от восторга: небольшое плато, размером примерно 15 гектаров, слегка возвышавшееся над городом. С него открывался великолепный вид на цепь Пиренеев, живописную долину Нивы и множество средневековых деревушек… В июле 1902 года состоялась покупка; участка, и началась разбивка парка во французском духе, с бассейном и фонтаном. Для этого поэт повторяет подвиг Беатрис Эфрусси в ее имении Сен-Жан Капферра: участок выравнивается, на телегах завозится чернозем для удобрения почвы, потом привозят деревья, причем вовсе не маленькие саженцы, а взрослые растения.
Ростан не терпит худосочной растительности. Сам поэт так описывал работы: «В течение месяца продолжалась эта странная процессия деревьев своего рода движущаяся аллея. Невиданный спектакль.
Все это время архитектор Турнер разрабатывал план просторного особняка, приводя его в соответствие с притязаниями Ростана. Первый камень был заложен лишь в 1903 году. «Целые тонны строительных материалов были привезены на телегах, запряженных быками, и стройка закипела. Однако потребовалось целых три года, чтобы закончить строительство…» Зато результат превзошел все ожидания! То был просторный басский дом с башенками, деревянными балконами, гигантской крышей. Строение никак не походило на замок: ему не хватало древности; и на виллу тоже: в нем не было изощренности. То был своего рода дворец. Когда смотришь на этот дом, сразу представляешь себе самого Ростана. Это был действительно дворец Эдмона Ростана, построенный для него и его родных. Интерьер красноречиво говорил об этом. Он совершенно невероятен — на грани безумия и дурного вкуса, сравнимый, разве что, с интерьерами замков Людовика Баварского. «Арнага, — напишет Морис Ростан, — это не дом, это большая лирическая поэма, созданная незаурядным поэтом театра…» Чтобы посетить это невероятное строение, воспользуемся путеводителем Жоржа Пуассона, генерального инспектора музеев Франции и, возможно, лучшего знатока древностей, в них содержащихся. «Входная дверь расположена в правой стороне дома. Над крыльцом красуется четверостишие поэта:
Кто б ни был ты — под сенью крова Души отраду обретешь, Лишь о людской молве ни слова. Как только ты сюда войдешь.Прямо за дверью — маленький салон. Первоначально он предназначался для детских игр, а потом стал местом сбора всего семейства. Он отделан канадским ясенем, инкрустированным перламутром, и украшен росписью, изображающей аллегории старинных французских песен… Несколько дальше находится вестибюль и начинается парадная лестница, выдержанная в стиле Людовика XV.
Дальше — огромный зал во всю длину дома с монументальными аркадами и паркетом с геометрическим рисунком… На стенах — семейные портреты. К залу примыкают еще две комнаты. Одна из них — овальный салон в духе Людовика XV с камином, украшенным бронзой. Во времена Ростана его покрывал кромандельский лак, привезенный в подарок шурином Пьером де Маржери, который был тогда послом в Пекине. В другой комнате библиотека, камин там еще роскошнее, его украшают изысканные скульптуры. Здесь же можно увидеть и две картины Элен Дюфо: прекрасные обнаженные женские фигуры аллегорически представляют времена года. Однажды Ростан застал священника Камбо, с интересом разглядывающего картины.
— Господин кюре, вас не смущают эти аллегории? — спросил он.
— Отнюдь! Я знал, что Бог сотворил природу прекрасной, но только теперь понял, насколько она красива…
Для содержания такого дома требовалось, конечно, большое количество слуг. Их здесь было не меньше, чем в настоящем замке: человек тридцать, не считая садовников, псарей, конюхов.
Именно здесь Ростан пишет свой знаменитый «Шантеклер», именно здесь он работает над пьесой, которая, как он надеется, завоюет еще больший успех, чем «Сирано» и «Орленок». Обычно он пишет прямо в постели, разбрасывая черновики по простыням, — ведь состояние его все ухудшается и ухудшается. Редактору журнала «Жиль Блаз», посетовавшему на его затянувшееся молчание, поэт ответил:
Чем занят я теперь? — Прогулками в лесу, Не разбирая троп, порой ломая ветки Кустарников, — ну что ж, я вырвался из клетки И все, что я люблю, в душе своей несу… Когда хочу я пить, я просто припадаю К журчащему в тиши лесному роднику, И вновь в глубины чащ свою тоску влеку, О прошлом не грущу, о смерти не гадаю. Чем занят я теперь? — Порой иду на брег Стремительной, как жизнь, голубоструйной Нивы, Гляжу на скакунов, на их гнедые гривы, На юных дев гляжу — какой же в этом грех? А дождик зарядит — я дома остаюсь, И за своим столом мечтаю и тружусь.Не случайно в рукописи «Шантеклера» много реминисценций, связанных с Арнагой…
Двери Арнаги всегда были открыты для тех, кто хотел посетить знаменитого писателя. Розалинда активно поддерживает его гостеприимством. Даже здесь, вдали от столицы, она создает изысканное общество. Впрочем, это было не так уж сложно — их семейство никогда не страдало от недостатка друзей. Среди последних немало известных актеров: Кокелен, Муне-Сулли, великая Сара Бернар, юная Сесиль Сорель. И, конечно, писатели — Куртелин, причудница Анна де Ноай, д'Анунцио и даже молодой Анри Барбюс; не говоря уже о соседях: Лоти приезжает сюда из Эндайи, Френсис Жамли — из Аспаррене. Здесь часто бывает и Альфонс XIII, испанский, половину времени живущий во французских замках. И, наконец, писателя навещают политики: Пуанкаре, Леон Блюм, Эдуард Эррио…
Появляется в Арнаге и молодой Кокто, однако вскоре после прибытия доставляет Ростану немало хлопот: писателя тревожат странные наклонности старшего сына Мориса и то, как они быстро сошлись друг с другом. Я после того, как юноши организовали в городе «голубой балет» и устроили настоящий скандал, Ростану пришлось вмешаться и предложить Кокто больше не посещать его владения.
Словом, Арнага могла бы стать домом, где царит счастье, если бы не… — но всегда есть какое-то «не» — пристрастие поэта, несмотря на туберкулез продолжавшего увлекаться женской красотой, что очень омрачало его семейную жизнь и ставило в трудное положение Розалинду… Что говорить, его увлечения были достаточно серьезны. Среди его возлюбленных была не в меру утонченная Анна де Ноай и блестящая комедийная актриса мадам Симон. В прекрасном саду не раз разыгрывались интимные сцены. В конце концов обессилевшая Розалинда встала на тот же путь и завела себе любовника, с которым она впоследствии сочеталась законным браком. С Ростаном она рассталась незадолго до войны 1914 года. Розалинда вернулась в Париж со старшим сыном Морисом, тогда как Жан, уже проявлявший наклонность к наукам, остался с отцом Вскоре он был мобилизован в армию.
Итак, больной Ростам остался в Карнаге один. Однако он не выносил одиночества и скоро тоже отправился в Париж, где встретил свою последнюю любовь.
То была юная и прекрасная актриса Комедии Франсез мадам Марке, «несравненная Диана», грациозная и изящная. Словом, Ростан вновь потерял голову от любви. Он торопил развод, желая сочетаться с актрисой законным браком, а летом 1916 года увез ее в Арнагу. То была его последнее лето, и оно оказалось наполненным любовью и радостями В то же время поэт тяжело переживал несчастья своей родины. Однако он был уверен, что война скоро кончится победой. Осенью он настоял на возвращении в Париж. Вряд ли тогда Ростан догадывался, что больше не увидит Арнагу.
Через несколько дней после заключения перемирия он заразился испанским гриппом, эпидемия которого свирепствовала тогда в Европе, и его не стало.
Наследники Ростана продали Арнагу. Несколько раз дом менял хозяев. Пока наконец в 1962 году его не выкупили власти Камбо, открыв здесь музей поэта.
Хотя Шатобриан и умер в 1645 году в Париже, по большому счету это ничего не меняет: его имя продолжает ассоциироваться с Комбуром, который, однако, ему никогда не принадлежал. Владельцы Комбура стали хранителями памяти о нем, почти жрецами его культа. Впрочем, одна из хозяек замка, а именно графиня де Дюрфор, жившая в начале века, была в девичестве Сибиллой де Шатобриан. Итак, вспомним, чем был для писателя Комбур, какой прилив вдохновения он испытывал каждый раз, оказавшись здесь.
Первый раз он побывал в Комбуре еще совсем ребенком, вскоре после того, как его отец приобрел этот замок. Здесь в обстановке патриархальности и стабильности протекало его детство, Феодальный замок интриговал мальчика, будоражил его воображение. Разве в той самой башне, где была его комната, не увидел он привидение с деревянной ногой? То был древний владелец замка Мало де Коэткен, отличившийся некогда в обороне Лилля и потерявший ногу при Мальплаке. Неизвестно, откуда появилась легенда о том, что каждый год в ночь на Рождество он появляется в коридорах замка и бродит по ним в сопровождении черного кота.