Сто лет

— Карстен! Принеси мне газетную страницу, которая лежит в спальне на комоде. Думаю, тебе тоже будет интересно то, что в ней написано, — попросил Фредрик.

Карстен принес страницу и положил на стол. Обычно он помогал отцу собирать статьи о машинах, книгах и изобретениях. А главное — о политике. Они хранились в папках и коробках, перевязанных шнурком или нитью для сетей. Благодаря этому отец и сын помнили о том, что мир движется вперед, хотя иногда он и откатывался постыдно назад. А также знали, что дороговизна и безработица — удел не только их уезда, но и всей страны.

Неожиданно Элида заметила, что Фредрик выглядит немного лучше, чем в спальне. Он спокойно жевал, слушая, как Карстен читает ему вслух. Не только о выставке, но и о том, что "национальная гордость возрождается благодаря не военным силам, а мирному труду всей страны". Люди стали лучше питаться, лучше одеваться и даже стали более здоровыми и просвещенными — так было написано в газете. Еще писали о "поэзии жизни как созидающей силе". Статья пестрела такими словами, как "изобразительное искусство" и "поэзия", "школьное образование" и "триумф науки". Разве не наша страна воспитала Ибсена, Бьёрнсона, Грига, а также живописцев и скульпторов, снискавших мировое признание? Была там и заметка с фотографией, где были изображены автомобили, катившие по улице Кристиании, которая называлась Парквейен. Эти автомобили тоже имели названия: "мерседес" и "опель". И номер на прикрепленной спереди железке. Их фары были похожи на мертвые глаза трески. Последнее заставило Рагнара окончательно проснуться и впиться глазами в эту страницу.

— Ну и ну! — сказал он и разразился странным смехом, который появился у него, когда сломался голос.

— Эта фотография сделана в том году, когда родилась Хельга, — сказал Фредрик. — Она старая! Как это я ее просмотрел?

— Может, ты просто забыл о ней? — беспечно сказала Элида.— А вот теперь пришло время и для нее.

— Чего только не происходит в мире! — мечтательно вздохнул Карстен.

А Элида подумала, что, пока они крутятся тут в Русенхауге, занятые своими делами, в мире происходит много важных событий, о которых они даже не подозревают. И газеты быстро оказываются уже старыми.

Будь благодарен за данную тебе жизнь

— Фредрик! Только не уходи от меня! Слышишь, не уходи!

Элида тяжело дышала, произнося эти слова. Фредрик лежал на берегу с закрытыми глазами. На губах у него пузырилась пена, как на катушках, когда дети выдували мыльные пузыри. Грудь с трудом поднималась и опускалась, Элида даже не знала, в сознании ли он. Она попробовала приподнять его за плечи и положить так, чтобы ему удобнее было дышать. Но опасалась, чтобы от этого ему не стало еще хуже.

— Рагнар! Беги и позвони доктору! — наконец велела она.

Он и сам уже бежал к дому. Его длинные ноги быстро перебирали дорогу, при этом голова и плечи опережали их не меньше, чем на целый локоть.

К счастью, Элида увидела из окна, как их лодка подходит к берегу. Рагнар громко кричал, зовя на помощь, еще до того, как лодка ткнулась в причал. Элида и дети поняли, что случилось какое-то несчастье. Схватив старое пальто, висевшее в прихожей, и натянув сапоги, Элида на ходу крикнула Эрде, чтобы та присмотрела за Агдой.

— Я бегу на берег, там что-то случилось!

Ноги скользили по льду, сковавшему ведущую к причалу тропинку. Один раз Элида упала, но тут же быстро вскочила на ноги. Рядом оказалась Хельга, которую она раньше даже не заметила, и протянула ей руку. Но Элида, не успев вскочить, уже была далеко от нее. Когда она добежала до берега, Рагнар почти вытащил отца из лодки.

— Он греб и вдруг упал, — простонал мальчик.

— Ты самдолжен был грести, не отец! — крикнула она ему. И тут же поняла, что это несправедливо. Рагнар промолчал. Однако его потное пылающее лицо исказилось от страха и отчаяния.

Очевидно, она предчувствовала, что нечто подобное должно случиться. Но отмахнулась от этого, как и от всего остального, что могло случиться, но чем не следовало! бессмысленно мучить себя день и ночь. Она боялась этого и все-таки не верила, что это когда-нибудь произойдет. Как будто привыкла, что Фредрику время от времени приходится лежать в постели, но каждый раз он поправлялся, и все становилось почти как раньше.

— Фредрик! Ты меня слышишь? Отвечай! — Элида оттолкнула Хельгу, которая опустилась на землю рядом с отцом.

Младшие дети топтались среди водорослей, Карстен с трудом втаскивал лодку на катки. Из-за отлива тащить лодку было трудно. Неожиданно Фредрик открыл один глаз и сквозь пелену посмотрел на Элиду, как будто хотел что-то сказать. Она обняла его и упала на водоросли. Тонкий лед со звоном проломился под нею. Холодная вода проникла под одежду. На берег прибежал работник, он тащил за собой старую дверь, к которой по углам были прибиты ручки. На этой двери они обычно носили торф или сено. Теперь нести предстояло Фредрика.

— Я же говорила тебе, — с упреком сказала Элида, но не Фредрику, а жизни, которая так несправедливо обошлась с ними. — Говорила, что не нужно ездить на это совещание, хотя там и обсуждается вопрос о дорогах. Говорила, что здоровье тебе этого не позволяет. Плевать мне на все дороги! Тебе нельзя работать в управе!

— Мама... — Карстен встряхнул ее. Он уже обмотал лодочный канат вокруг камня.

Наконец Элида взяла себя в руки. Она обняла Карстена и прижала к себе. И Хельгу тоже. Так, прижавшись друг к другу, они просидели минуту над неподвижно лежавшим Фредриком.

Пришел доктор, у Фредрика оказалась парализована половина лица, а также правая рука и нога. Он спрашивал Элиду о чем-то ей неизвестном. Но был хотя бы в сознании. Говорил он невнятно. Элида видела по его лицу происходящую в нем борьбу. Видела, что ему стыдно, как будто он был виноват, что не может поговорить с доктором, который проделал долгим путь на лодке и в повозке, чтобы осмотреть его. Как будто он был виноват, что доктору пришлось нести тяжелую сумку, оказавшуюся бесполезной. Как будто он, Фредрик, по собственной глупости упал в лодке, в результате чего стал неполноценным человеком. Как будто он один был виноват в том, что вел себя так глупо.

Ведь именно в этом там, на берегу, его и упрекала Элида.

Пока она наблюдала за его борьбой и слушала этот страшный хрип и нечленораздельные звуки, которые вырывались у него из горла, ее охватил такой неудержимый гнев, что ей пришлось выйти из комнаты. Она прошла через кухню, где плакала Агда и где вперемежку валялись детские сапоги, о которые так легко споткнуться. Никто из детей и не подумал аккуратно поставить сапоги на место, как она учила их, когда они были уже настолько большими, что могли самостоятельно спуститься с крыльца кухни. Случившееся с отцом словно лишило их способности и думать и действовать. Теперь эти сапоги представляли собой опасные ловушки для того, кто собирался выйти на улицу. Осмелившийся на это рисковал переломать себе кости и разбить нос, залив кровью весь пол. Элида отчетливо увидела, как это будет выглядеть. Хотя все могло быть и хуже.