Сто рассказов из русской истории. Жизнь Эрнста Шаталова. Навеки — девятнадцатилетние. Я вижу солнце. Там, вдали, за рекой

— …обратите внимание: двенадцать спящих дев!.. Адские смеси… прохиндей прохапнулся…

Тут раздался страшный взрыв, и из комнаты повалил дым.

Все вскочили. Дядя спокойно вынул изо рта трубку.

— Эй! — сказал он громовым голосом. — Там все в порядке?

Дверь открылась. Из нее вышли Афоня и три женщины; женщины были снова закутаны. Они сразу пошли к выходу на лестницу.

Кто-то из них тоненько плакал — наверное, маленькая.

— Все в порядке! — сказал, улыбаясь, Афоня. — Ну и тип! Сейчас все кончится, — и пошел за женщинами.

— Какое несчастье! — сказала мама.

— Это счастье! — сказал дядя. — Великое счастье! Наконец-то его прищучили!

— Вот вам и сальдо! — сказал бухгалтер.

— Короткое замыкание! — сказал монтер.

— Попался на удочку! — сказал дядя.

— А что такое элой? — спросил я.

— Ты еще здесь? — удивилась мама. — Иди спать!

— Я не хочу спать!

«Прищучили, — подумал я. — Так вот как он попался на удочку!»

В это время открылась дверь, и из нее вышли Благодарю за внимание (он же Мэри Пикфорд), за ним милиционер с портфелем, а за ними папа.

Милиционер повернулся и прислонил портфель к стенке.

Портфель стал очень толстым. Потом милиционер запер дверь, положил в карман ключ, вынул из кармана веревочку, спички и что-то красное — это был сургуч! Милиционер зажег спичку, припалил сургуч и наляпал его на косяк двери. Веревочку он продел сквозь ручку двери и оба конца ее втиснул в сургуч, припечатав какой-то печатью, — как посылки на почте.

Папа ему помогал. Все стояли в глубоком молчании. Я посмотрел на Благодарю за внимание: он стоял в углу, возле двери. Какая же он Мэри Пикфорд?

Мне стало смешно! Он был в своем рыжем пальто, рыжей шляпе и галошах «прощай молодость». Он курил и смотрел в пол. Руки у него тряслись. В одной руке он держал узелок.

— Все! — сказал милиционер. — Извините за беспокойство!

— Ну что вы! — сказал папа.

— Надо бы проветрить комнату, — сказала бабушка.

— Ничего, рассосется! — улыбнулся милиционер. — Пошли!

— Оревуар! — проскрипел Благодарю за внимание (он же Мэри Пикфорд), приподнял над головой шляпу и пошел по «проспекту» впереди милиционера.

Хлопнула входная дверь, и слышно было, как спускались по лестнице.

Папа прошел на кухню и прямо упал. На стул.

— У нас в Торжке… — начала было певичка.

— Что, в сущности, произошло? — перебил бухгалтер.

Все посмотрели на папу.

— Продавал какой-то крем для лица, — сказал папа. — Варил и продавал. Бальзам «Мэри Пикфорд». Из-под полы в аптеках. Какую-то дрянь. И изуродовал этих женщин…

— Уж эта мне Мэри Пикфорд! — сказал монтер. — Все женщины хотят быть похожими на нее!

— Что вы говорите! Я вовсе не хочу быть на нее похожей! — сказала мама.

— Вы и так красивы! — сказал монтер.

— Благодарю за комплимент! — сказала мама.

— А кто такая Мэри Пикфорд? — спросил я.

— Американская кинозвезда! — сказал бухгалтер. — Я видел ее. Вот это женщина!

— Я всегда говорила, что нельзя покупать у частников! — сказала бабушка. — Надо покупать у государства!

— Жаль человека! — вздохнула мама. — Что теперь с ним будет?

— Кого жаль? — закричал дядя. — Я таких расстреливал в семнадцатом! Капиталист! Саботажник! Вурдалак проклятый! Мы с такими не цацкались!

— Триста тысяч, — сказал папа. — Триста тысяч нашли в чулке…

— Подумать только! — сказала певичка. — А у нас в Торжке… (Она была из Торжка.)

— Я давно говорил, что это темная личность! — перебил дядя. — Двадцать лет варил свою дрянь! Неизвестно, чем он еще занимался!

— Но что с ним теперь будет?

— Ничего не будет! Будет работать! Мы с такими не цацкались…

— А что такое «толковал апокалипсис»? — спросил я. — А нотабене?

— Хватит! — сказал дядя. — Хурал закрыт!

— Подробности не имеют значения! — сказал папа.

Все засмеялись.

— А у нас в Торжке… — начала было певичка.

Но ее уже никто не слушал.

Канунщик

Я должен сказать важную вещь: я перешел в пятый класс! А Витька не перешел. Такие-то дела. Витька получил «оч. плохо» по математике. А я получил «хор.». Это потому, что мы с дядей хорошо позанимались.

Все это было очень знаменательно. Витька вообще стал тише воды, ниже травы. После того случая с конфеткой. Об этом случае узнала вся школа. Меня с тех пор стали все уважать. Уже никто не кричал мне «Дядечкин хвостик» и «Кровь из носа». Все это кончилось.

В то лето вообще случилось много знаменательного. Уж такое это было знаменательное лето. Но я не буду забегать вперед. Расскажу все по порядку.

После экзаменов я получил очень много подарков. От мамы, от папы, от бабушки… Даже от соседей по квартире. Бывшая певичка, например, подарила мне билет в Большой театр. Вернее, два билета: на второй билет я мог взять кого хочу. Я хотел взять дядю, но мама сказала, что это неудобно, что надо взять певичку. Надо, чтобы я ее пригласил. И я ее пригласил. Хотя мне этого и не очень хотелось. Накануне вечером, перед тем как идти в театр, я пошел ее приглашать. Я хотел ее пригласить в тот же день утром; я это все время откладывал, но мама сказала, что надо пригласить накануне. Вы знаете, что значит накануне? Это значит за день раньше, заблаговременно.

Потому что канун — это день или вечер перед днем, о котором идет речь. Канун — это день или вечер перед каким-нибудь особым событием, перед праздником, например. Все это объяснил мне дядя. Кануном еще называют еду, угощение, сваренное к празднику или к поминкам, если кто-нибудь помирает. Сейчас уже так не говорят, а раньше так говорили. И бабушка это подтвердила. Бабушка сказала, что раньше в канун варили особое пиво, подслащенное медом, и пекли блины, и эти угощения назывались канунниками. А тех, кто ел эти угощения, кто справлял канун, называли канунщиками. Раньше было очень много канунщиков. Да и сейчас еще много канунщиков — тех, которые очень любят праздновать, которые начинают праздновать заранее — в канун. А некоторые, которым особенно не терпится, начинают еще раньше — в канун кануна! То есть за два дня до праздника. Вот какие это нетерпеливые люди. А некоторые начинают еще раньше — это уж просто бездельники! Им лишь бы праздновать да не работать. Они всё канунятся, да канунятся, да до того доканунятся, что к празднику остаются совсем без денег… А то и вовсе заболеют. Вот какие это легкомысленные люди! Если не сказать хуже.

Все это объяснила мне бабушка, а потом сказала:

— Ну, иди кануниться! Иди, кавалер, приглашай свою даму!

А я сказал, что не пойду, потому что я, во-первых, не канунщик, во-вторых, не кавалер, а в-третьих — какая она мне дама? Никакая она мне не дама, а просто старушка. Я даже разозлился. Но бабушка передо мной извинилась; она сказала, что пошутила. И мама сказала, что бабушка пошутила, что непременно надо идти, и именно накануне, потому что так делают все вежливые люди. Никогда нельзя никого приглашать в последний момент: может быть, человеку некогда. Может быть, он уже собрался куда-нибудь идти, в кино например, и уже билет купил, а ты его еще куда-то зовешь! Получится нехорошо, даже глупо: какой-нибудь билет обязательно пропадет — или твой, или его билет. Все это мне объяснили, и мне пришлось идти кануниться. Мама заставила меня причесаться, и почистить ногти, и надеть чистую рубашку, хотя идти было всего-то через коридор, и я пошел с замирающим сердцем. Мама велела мне назвать певичку по имени-отчеству и быть серьезным. А это было трудно, потому что у певички очень смешное имя-отчество. Я постучал певичке в дверь и вошел.