Сто сорок бесед с Молотовым

Вилли Брандт

– Вилли Брандт, глава социалистического Интернационала. Это я считаю политическим признаком наиболее приличным. Держится как будто ничего. Сын у него коммунист. Все-таки сделал большое дело – договоренность с Советским Союзом о границах двух Германий, это большое дело. Немаленькое дело.

07.12.1976

Тито

– По Югославии насчет Тито я выступал в 1953—1954 годах на Политбюро – меня никто не поддержал, ни Маленков, ни даже Каганович, на что уж сталинец был! А Хрущев не один был. Их были сотни, тысячи, иначе один бы он ничего не сделал бы. Просто он сыграл на настроениях народа и отвечал этим настроениям, а куда это привело? И сейчас еще полно Хрущевых…

У Тито сейчас трудное положение, ло-лопается его республика, он вынужден будет ухватиться за Советский Союз, и тогда можно более крепко за это дело взяться…

Там много таких, которые хуже Тито. Да и он уже завыл от национализма, сам националист, и это его главный недостаток как коммуниста. Он националист, то есть заражен буржуазным духом. А теперь он ругает и критикует своих за национализм. Значит, дошло его дело до того, что лопается государство. Там же несколько национальностей: сербы, хорваты, словенцы…

Когда Тито приехал впервые, еще не все в нем было ясно, даже он мне немного понравился внешностью. Я, когда смотрел на Тито, еще ясно не понимал, потому что сразу не поймешь, он тогда мне нравился, а вместе с тем что-то другое… и вспомнил провокатора Малиновского.

Тито – не империалист, а мелкая буржуазия, противник социализма. Империализм – это другое дело.

21.06.1972, 31.07.1972, 16.06.1977

Рассказ Попиводы, который я изложил Молотову

…В конце 60-х годов довелось мне в авиационном НИИ работать с Перо Попиводой, Петром Саввичем, как мы его называли, бывшим знаменитым югославским партизанским генералом, народным героем. В 1948 году ему удалось бежать из Югославии в СССР после неудавшейся попытки группы военных свергнуть Тито. Он прилетел в Москву, и его принял Сталин.

«Получилось так, – вспоминал Петр Саввич, – что когда я открыл дверь в кабинет, в это время Сталин стал выходить, и мы едва не столкнулись. Здороваясь, я протянул ему руку, а он отошел на шаг и сказал: «У нас, у русских, через порог не положено!»

Я вошел в кабинет и представился: «Попивода». Наверно, не нужно было называться, потому что он улыбнулся и, пожимая мне руку, сказал: «Сталин».

«Какой молодой, а уже генерал! – продолжил Сталин. – У нас тоже были молодые генералы. Вот в революцию Буденный», – и указал на сидевшего за столом Семена Михайловича.

Сталин задал много вопросов. Спросил: «Что вы думаете о Тито?» – «Троцкист, товарищ Сталин», – ответил я. «Хуже, хуже! – сказал Сталин. – Троцкизм был сильным рабочим движением. Мы победили троцкизм. Сейчас его нет, только пакость осталась. Такая, как ваш Тито».

В 1952 году я присутствовал на XIX съезде КПСС от Союза коммунистов Югославии. Перед открытием съезда, когда в зале народу было еще немного, неожиданно появился Сталин, пересчитал стулья в президиуме, спустился вниз и принес один стул. Делегаты бросились ему помогать, но он махнул рукой, – дескать, больше не надо.

…Перед приветственными выступлениями, в конце работы съезда, нас, гостей, собрал Клемент Готвальд – после смерти Димитрова он считался старейшиной братских партий. Синхронного перевода в ту пору еще не было, на речь отводилось 20 минут и столько же времени занимал перевод.

Чтобы не затягивать работу съезда, Готвальд предложил тем, кто знает русский язык, выступать по-русски. Для меня, черногорца, это было не трудно, потому что в нашем доме язык Пушкина почитался с детства, и я написал свою речь по-русски.

Съезд вел Маленков. Обычно он подходил к тому, кто будет выступать следующим, чтобы убедиться, что тот готов к выступлению. Подошел и ко мне: «Сейчас вы будете. – Бросил взгляд на мою речь: – Это что, вы по-русски будете говорить?» – «Да, нас товарищ Готвальд предупредил». – «Ни в коем случае, только по-сербски!» – сказал Маленков. «Но я не успею перевести!»

В это время уже начал свое выступление Макс Рейман, от Западной Германии, а я за ним должен-Мал енков пошел посоветоваться к Сталину, они поговорили, и Сталин медленно направился ко мне.

«Что у вас, товарищ Попивода?»

Я объяснил.

«Маленков прав, – сказал Сталин. – Нужно только по-сербски. Но у нас, большевиков, безвыходных положений не бывает. Вы можете в начале две-три фразы сказать по-сербски?»

«Конечно, могу, товарищ Сталин».

«Вот и хорошо. А дальше дуй по-русски! – сказал Сталин. – И закончить надо по-сербски. Ведь вас будут слушать на родине и могут сказать: он живет в Москве, в России, забыл даже родной язык! У вас еще нет страны в руках… Потерпи годик!»

Я сделал, как он сказал, и выступление прошло нормально».

За долгие годы нашего знакомства Попивода не раз рассказывал о Сталине.

«Весь его облик был таков, – говорил Петр Саввич, – что вызывал уважение к государству».

– Это безусловно, – согласился Молотов. Он слушал с большим интересом.

А я продолжил рассказ П. С. Попиводы.

«Теперь о Румынии. Во время войны Сталин дал указание вызволить из фашистских застенков лидера румынских коммунистов Георге Георгиу-Дежа. Наши разведчики нащупали в Бухаресте слабое звено, и эсесовец, от которого зависела судьба Дежа, пошел им навстречу… за золото. Сложность была в том, как доставить это золото в тюрьму. Однако в этой тюрьме содержались не только политические, но и уголовники. Среди заключенных нашли молодого вора-карманника, имевшего большие связи с местным уголовным миром, и он взялся помочь.

Операция прошла успешно, глава румынской компартии оказался в московской гостинице «Центральная», где в ту пору располагался Коминтерн, и ждал своего часа, который наступил в августе 1944-го, когда Красная Армия освободила Бухарест. Деж возглавил новую Румынию и вспомнил о том парне, что помог его освобождению. Оказалось, что тот снова попался на карманной краже и трогательно отбывал новый срок уже при народной власти. Деж принял участие в его судьбе. Бывшего воришку устроили на работу, он стал комсомольским активистом, быстро вырос и со временем возглавил Бухарестский горком союза молодежи. А потом Деж взял его к себе в партийный аппарат…

Вот мы сейчас и имеем Генерального секретаря Румынской коммунистической партии товарища Николае Чаушеску, – закончил свой рассказ Петр Саввич. – Но за эту историю в Румынии могут посадить», – добавил он.

Это я услышал от него летом 1968 года, когда вошел к нему в кабинет после очередного испытательного полета. «Мой генерал» читал «Правду». Отложив газету в сторону, он сказал: «Будет нас всякий вор-карманник учить марксизму-ленинизму!» В «Правде» была речь Чаушеску…

Выслушав меня, Молотов добавил: