Стоит ли об этом

Камень и волны Волны ласкают Широкий лоб Серого камня Только родившись Ласкают лоб Древнего старца Пенная нежность Спешит изойти В ласке минутной Старый молчальник Стоит, как стоял, К ласкам привыкнув 04.09.79.

Поезд Стук неясный до мерных ударов возрос, И земля от предчувствий дрожит В тёмной просеке леса на крыльях колёс Он предвидится, ветром обвит Возникает меж сосен его голова, Жёлтых глаз туповатый обвод. И как будто от боли очнувшись едва, Он пронзительно тяжко ревёт. Оборвавшейся лентой уносится вдаль, Потонув в затихание полос, Унося за собой ветровую печаль, Как призыв, как укор, как вопрос.

Эвридика Ты назад, мой певец, не гляди, не гляди. Вместо песни сорвёшься ты в крике. Пусть смотрящий вперёд счастье ждёт впереди И поёт о своей Эвридике. Не глядеть! Не глядеть! Уж открылся в скале Светлый выход из мрака ночного. Между ив у реки на цветущей земле С Эвридикой ты встретишься снова. Выход близок, но взгляд обернулся назад. Нетерпение силы лишило. Пала бездна, завыла и вздыбился ад, Тень неясную ночь поглотила. Снова день. На земле одинокий певец, Взгляды бродят безумно и дико, Голос глух, пальцы мертвы и виден конец Страстной песне: «Вернись, Эвридика!» Гнётся ива, как стан в тот момент роковой, Над рекою ни песни, ни крика. Только ветер печально выводит порой На забытой струне: «Эвридика».

Драматический отрывок — Не гляди! Счастья нет для смотрящих назад. — Но ведь может ответ дать единственный взгляд. Только взгляд — не укор, и не крик, и не стон. — Захлебнётся костёр, что на льду разведён!

Нож Нож живой — он и меч, и топор, и кинжал. Не одно — сотни острых, отточенных жал. Я закрою глаза — он всегда предо мной — Колет в грудь, бьёт в лицо и грозит за спиной. Вездесущ, неотступен, суров, многолик. Из груди моей вырвет когда–нибудь крик. Ни удары, ни руки ему не нужны. Он войдёт мне под кожу как будто в ножны.

Музыка Музыка с болью о ком–то рыдает, Звуки дрожат и волной затухают. Вдруг из падений взмывая дугою, Мчатся и плещутся в русло другое. Пропастей ужас! Рискованность взлёта! Сердце трепещет, узнало кого–то. Слёзы покорных немых изваяний Стынут с укором застывших рыданий. Сердце себя узнавать начинает. Боль изваяний рыдает, рыдает. 29.07.79.

***

Ложь наводнила жизнь нашу и мою. Мы в ней захлебнулись, и выплыть нет силы, А где–то там, если я говорю: «Люблю», То ты отвечаешь: «Мой милый» Как тень от сути отделились слова, И мы запутались в этой игре с ними, А где–то там, если над трупом говорят: «Мертва» То не плачут, а смеются с улыбками незлыми Мы лиц человеческих никогда не видали, Лишь до ушей да к низу приклеенные губы, А где–то там, если человеку чурбан показали, То он говорит: «Сработано грубо» Из мира личин, ложных звуков и самообмана В «где–то» уйти я давно принял решение, Но стеной и простором встаёт вечность океана, И я понимаю, что «где–то» — многоликое разрушение.

***

Был ли кто при этом — не был Только хоть кричи Ведь звезда сорвалась с неба Потонув в ночи И, справляя панихиду, Поезда гудят. Мы живые будто с виду, А сердца смердят. Опьяняющим угаром Дышат холода. Не взошла на небе старом Новая звезда. 14.10.79

***

Ветер звенит жестяными венками, Птицы сидят на крестах. Рядом дощечка с плохими стихами: «Вечно ты в наших сердцах». Плиты, надгробья, ограды стальные, Вон на могиле стакан. Правда, есть холмики очень простые — Чуть ли не в пояс бурьян. Вон на одной крест совсем покосился — Верно давно уж гниёт. К ржавой табличке поближе склонился — Шёл ей 20-й лишь год. Может когда–то была чьей–то милой, Может любила мечтать. Не кому только теперь над могилой Даже траву оборвать. Время и смерть пролегли между нами. Ты умерла, я живу. Вроде бы сбегать сейчас за цветами… Не побегу, не нарву.

На кладбище после дождя И тепло и паровито, Вдаль несёт обрывки туч, На крестах, дождём омытых, Отразился светлый луч. Птицы трели рассыпают, Дышит чёрная земля, И за шиворот роняют, Холод влаги тополя. Пробуждается стремленье Всё живое полюбить. Никакого настроенья Из почтения скорбить. Небо глубь свою открыло, Чист дождём омытый лист, И над солнечной могилой Воздух влажен и лучист.

***

Я лежал одурманенный зноем На зелёной траве уж века Мочаливо–устало–спокойна Где–то рядом томилась река А в провалах дневных сновидений Кто–то шепчет и шепчет о ней… Нет, в ушах раздаётся гуденье Деловитых мохнатых шмелей. Надо встать и стряхнуть эту дрёму, Пусть идущему жизнь нелегка. Чей же голос, до боли знакомый, Говорит, что лежать мне века?

***

Вечно длится молчанье В этом замкнутом вечно кругу. Обжигают сознанье Огоньки на другом берегу. Над холодной волною Сиянье холодной звезды. Под бездонностью неба — Бездонность воды 19.09.81

II

***

Милая сторонушка И знакомый дом, И резное солнышко Над твоим окном. Занавеска белая На твоём окне. Помню ты, несмелая, Улыбалась мне. Вспомнил я забытое, Бывшее давно. Ах, давно закрытое Для меня окно. 22.11.79

***

Сумрачный вечер, с тобой мы одни, Первая встреча, июльские дни. Нежно–коричневый бархат руки Робкие всплески притихшей реки. Берег реки заметает зима, Шапки одели в деревне дома. Сквозь неотступную зимнюю дрожь Вижу, как ты в лёгком платье идёшь.

***

Волны тёмные не знают, Как я в мире одинок. Грустно волны набегают, Тают волны возле ног Ветер тихий и несмелый Будит всплески на реке. Что мелькает то и дело Вдалеке? Не вдалеке? Там где стелется тропинка, До родных ли мне дверей? Та ли белая косынка, Что любви моей светлей?