Стокгольм

— Видишь тех у стойки? — киваю, заметив двух симпатичных подружек, и Элиот продолжает. — Еще бокал и мы их снимем, братишка. Надеюсь, теперь ты точно знаешь, зачем нужны резинки и как ими пользоваться. И это я старше тебя!

— Теодор не ошибка, Элиот. И я не уверен, что после еще одного бокала пива буду держать себя в руках, если ты продолжишь говорить такие вещи про моего сына.

— Пожалуй, я погорячился. Извини. Но моя брюнетка, — Элиот «незаметно» переводит тему, прекрасно осознав, что это было красное предупреждение.

Были ли у меня мысли, что Теодор — ошибка? Были, но я их боялся как огня. Сейчас я не променяю сына ни на один бар, ни на одну подстилку. Он не ошибка. Он - то, что заставляет меня улыбаться, даже когда будит посреди ночи.

И у меня на заставке телефона его фото.

— Знаешь… Я просто желаю тебе любить кого-то настолько же сильно, насколько я люблю Тедди. И черта с два, брюнетка моя, Элиот.

— Спорим?

— Спорим!

***

Спор я выиграл.

Проиграл я тогда, когда трахал эту куколку с офигенно-большими сиськами на диване в квартире брата, и случайно назвал её именем няни моего сына.

Блять.

Ана Стил, будь оно всё проклято, прочно обосновалась в моем сознании. А пару дней назад я застал её за игрой с Тедди на коврике для развития, она была перед ним на коленях, и… Срань господня, я сбежал из детской в свою ванную и передернул посреди рабочего дня на няню сына, которая упорно избегает меня. Как подросток, до того, что однажды проснулся с грязным бельем. По… Поллюции, блять. В тридцать лет.

Не хочу домой. Хочу еще раз трахнуть Джули.

— Эй, о чем ты так задумался, красавчик? — холодная ладонь моей спутницы на этот вечер ложится мне на грудь, щекоча, и я невольно вздрагиваю. — Я не претендую на утренний кофе, знаешь? Тем более, я так понимаю, эта шикарная квартирка не твоя… Ты не вызовешь мне такси?

— Да, конечно… Но ты вполне можешь остаться до утра.

— Остаться до утра… — Джули делает вид, будто раздумывает, но я уже вижу её ответ.
– Увы, красавчик, мне рано вставать, — девушка подает мне мой телефон с пола и заглядывает в экран, когда я снимаю блок. И на лице просто неописуемая буря эмоций, когда она видит Тедди. — Это кто?

— Мой сын. И нет, я не… — с трудом уворачиваюсь от пощечины, и я поганым чудом не ломаю девушке руки, осаживая её. — Я не женат, истеричная дрянь.

— А кто тогда она, чье имя ты произнес?

— Не твое собачье дело.

— Значит, жена.

— Она няня моего сына. Я не живу с его матерью.

— О, черт, ты серьезно думаешь, что я поверю в это? Это мерзко!

— Твоё право. Но такси я тебе всё равно вызову.

И черт с ней!

У Элиота все равно чертовски неудобный диван. Что за кошмар, что у Миа, что у него, не квартиры, а клоповники, модные «студии».

Грей, идиот, не в том ты возрасте и не в том социальном статусе, чтобы девок по клубам снимать. Элиоту это простительно, потому что его лицо не мелькает каждую неделю то в колонке сплетен, то в финансовых рейтингах. А ты идиот.

***

Во всей квартире горит приглушенный свет, а с кухни я слышу шум, где и застаю Ану с бутылочкой смеси для Тедди. Уставшая, но не сонная, она еще не спала… Так поздно?

— Как дела?

— Всё хорошо. Тедди отвлечен игрушкой, но он проснулся, хочет кушать. Как отдохнул?

— Могло бы быть и лучше, но и за это спасибо. Спасибо, что согласилась задержаться, — девушка оборачивается на меня с мягкой улыбкой, но замирает, просто рассматривая. Ана смотрит мне в глаза, не произнося ни слова, и так же молча уходит, спрятав от меня взгляд. Черт возьми, что не так?! Откуда такая перемена?

Жить в одном доме с Аной оказалось куда сложнее, чем я предполагал. До чертиков неловко, порой. И до одури одиноко и безжизненно без нее, когда она уезжает на выходные. За эти две недели мы почти не пересекались с ней, она профессионально избегает меня. Теодор ночью на мне, он спит со мной, утром я передаю его Анастейше, они занимаются, гуляют, иногда она присылает мне его фото… После работы Ана, обычно, позволяет мне прийти в себя, перекусить, и только потом возвращает Тедди. Мальчишка так радуется мне, как и я ему, и я всё никак не могу выделить минутку, чтобы поговорить с нашей няней.

Да пошло всё к дьяволу! Не день, а черт знает что.

Просто надо принять душ. Если Тедди еще не будет спать — заберу его. Уснет — пусть спит, мой крепкий мальчишка, начинающий ворочаться. Скоро поползет, чем доставит мне невероятное удовольствие, но и принесет мне много новых болей и переживаний.

Теодор принес в мою жизнь то, что я никогда раньше не испытывал — страх. Густой, черный страх, окутывающий тебя с головы до пят, заставляющий сердце биться чаще, сводящий руки и ноги. От одной мысли о том, что этот комок моего рыжего счастья может быть в опасности, мне становится плохо. А опасность более, чем везде. Слишком высокий диван, а я не услежу. Слишком острые углы у мебели. Слишком горячая смесь. Слишком высокая температура на солнце. Просто простуда… всё это слишком.

Гребаный дебил.

Помада этой тупой сучки не отмывается даже после душа, и нет ничего удивительного в том, что Ана так стремительно убежала от меня. Смутилась, наверное… Наши отношения хоть и на «ты», и даже если кажутся дружескими, но они настолько вежливы и профессиональны, будто и не было для нее тех поцелуев, и того замечательного дня с ужином после музея. Того дня, когда она действительно танцевала на моей кухне, одетая в мою футболку, потому что свою она обтерла о мою машину, когда укладывала Теодора в переноску.

Замираю у двери в детскую, когда хочу проверить Тедди, потому что слышу явно не детский плач, а тихие всхлипы, почти перетекающие в скулеж, и не знаю, как я должен поступить… Черт возьми, Грей!

— Что случилось? — всё же вхожу в комнату, и Ана тут же подрывается с пола на ноги, утирая слезы. — Почему ты плачешь?

— Всё в порядке. Я не хотела напугать тебя, с Тедди всё хорошо, я…

— Я вижу, что с ним всё хорошо. Что с тобой? — осторожно беру девушку за плечи, и она вздрагивает в моих руках, смотря мне в глаза. — Что произошло, Анастейша?

— Да ты произошел. Ушедший пить пиво с братом, а вернувшийся в таком количестве помады, будто тебя грузовик от «Mac» переехал! Но это не моё дело, я знаю, прости, прости, пожалуйста… — девушка заходится настоящими слезами, полными такого горя, что я просто не могу не прижать её к себе и не пожалеть. — Я такая дура. Мне так жаль, прости…

— Анастейша, пожалуйста…

Что «пожалуйста», Грей? Будто ты не догадывался, что девчонка влюбилась по уши и боится этого как огня, а оттого и бегает от тебя.