Стол
Шрифт:
«Этого пьяницу давно сняли», – подумал генерал.
– Но теперь – новая беда. Не дает она Святому Синоду и всем православным христианам спокойствия и душевной благодати! – Тут Семен Семенович понизил голос и заговорщически прошептал: – Мы лишаемся основного символа, главного знака нашей веры – креста… – В этом месте господин Махахорин остановился и проницательным взглядом впился в невыразительные глаза столоначальника.
– Как так, упаси Бог? – почти вскричал господин Дульчиков. – Какая же вера без креста, без образа воскресения? Что, наши чиновники, кх-кх, налог или лицензию на изготовление крестов ввели? Тут, любезный, мешкать недопустимо! Пусть ваш самый главный с письмом к президенту обратится. Что за порядки вводит этот Мреф? Налог на крест! Тут я категорически против. Готов публично
– Ой, спешите вы, уважаемый! Тут еще подумать надо, что и как писать! Вопрос непростой. Вначале дело требуется решить, а потом уж письмо готовить. Или я не прав?
– Помилуйте, скажите все как есть, а то я вас не совсем понимаю. Говорите, кх-кх, чего же решить-то надо?
– Надо снять акциз. Это по вашему ведомству. – Тут улыбка слетела с уст Семена Семеновича, и он требовательно уставился на столоначальника.
– С чего акциз-то снять? Ведь кресты делаются не из акцизных материалов! Олово, медь, алюминий… Что, вы хотите сказать, кх-кх, снять акциз с золота? С серебра? – в страхе, как-то приглушенно произнес Аркадий Львович. А про себя радостно подумал: «Так вот что задумал этот мошенник высшей гильдии! Ну, ты, голубчик, господин Дульчиков, его не выпускай. Тут большая нажива!»
– Да! Именно так, любезный генерал.
– Так-с, да как же это возможно? Золотые кресты делает не только завод православной церкви. Все ювелирные мастерские страны занимаются этим бизнесом! На это ежегодно уходит десять тонн золота и двадцать – серебра. Если средний крестик тянет на семь граммов, то мы имеем один миллион пятьсот тысяч золотых и три миллиона серебряных крестов в год. Пусть цена одного крестика тянет на одну тысячу рублей, или тридцать долларов. Выпуск только золотых крестов даст оборот в сорок пять миллионов долларов, а акциз составит, кх-кх, около трех миллионов в год. Кто позволит так беспардонно грабить страну?
– Давайте договариваться. Аркадий Львович, умница вы наш, какие будут предложения?
– Передо мной лежит закон, какие же тут могут быть варианты для размышлений? Вы находитесь в государственном ведомстве. В пятистах метрах от Администрации Кремля!
– А у меня предложение есть, – опять заулыбался Махахорин, да так лукаво, что столоначальник от испуга даже вздрогнул. – Можно высказать?
– Говорите!
– Никто не услышит?
– Кроме меня, тут никого нет.
– Речь идет о пяти тоннах золота.
– Да, и что?
– Мне нужно акцизное освобождение на пять тонн золота.
– Лихо берете! Вы хотите прикарманить два миллиона долларов бюджетных денег?
– Прикарманить? Церковь просит вас помочь, чтобы не вызывать у верующих чувства ненависти к правительству. И так, а нынче особенно, чертовщина гуляет по России!
– Послушайте, я чиновник. Переживания верных прихожан, кх-кх, меня не интересуют. На службе моя Библия – закон.
– Даем пятьдесят тысяч долларов за десять тонн золота. Они должны быть свободны от акциза.
– Вы, буквально только что, говорили о пяти… Но меня этот вопрос вовсе не интересует. – Дульчиков отвернулся и стал демонстративно перекладывать бумаги на столе, про себя усмехаясь: «Точно, он мошенник высшей гильдии. Притворяется, как артист с Малой Бронной. Цену вопроса занижает, как закупщик у оптовиков».
– Акциз же не вами снимается! Вы готовите лишь пакет документов в правительство, умнейший Аркадий Львович! Основные расходы нас ожидают именно там.
– Милый человек Семен Семенович! Ваше предложение меня не заинтересовало. Оно дурно пахнет, к тому же проблемы религии меня не мотивируют. Лишь два раза в году – на Рождество и Пасху – мне
приходится вспоминать, что существуют церковь. Вы хотите призвать меня к нарушению закона во имя религиозных приоритетов. Золотой крест, золотая цепочка, что у вас еще? Это ли нужно доброму христианину? Вам бы храм, молитву, кх-кх, мешковину на тело да кагор. А вы о золотых крестах печетесь! Спасаете души или развращаете православных пилигримов?– Наш заводик, любезный генерал Дульчиков, – это субъект внутрицерковного хозяйствования. Церковь отделена от государства, что позволяет ей иметь производство для собственных нужд. Золото для нас – материал, украшающий скудный быт прихожан, наши праздники. Зачем верующим, придерживающимся наших постулатов, по ювелирным салонам шататься? Конфессиональную золотую атрибутику пусть у нас покупают. Дешевле! Без акцизов! Все освящено служителями церкви. Ведь религии нужен капитал, любезный Аркадий Львович! Как православные соборы поднимать? Из каких источников финансировать реставраторов, каменщиков, иконописцев?
– Кх-кх, деньги нужны всем. «Geld, Geld, Geld, ruft die ganze Welt», [1] – задумчиво и как-то мечтательно произнес столоначальник.
– Ба! Я как раз и подумал, что если вы лично начнете вести этот гуманитарный проект, то мы сможем заплатить вам сто тысяч долларов. Одним траншем. Вперед! По любому адресу! Хоть наличными! Хотите – имуществом по ценам БТИ, хотите – драгоценностями. Скажите только, какими именно. Все будет в ажуре! Люблю платить за помощь в развитии бизнеса, тем более такого важного. Согласны? Начинаем работать? Скажите «да» – и тут же будет выложена премия.
1
«Деньги, деньги, деньги – кричит весь мир» (нем).
– Ой, Семен Семенович, меня трудно соблазнить! Это пустое дело. Оставьте! За свой стол я держусь самозабвенно. Я до мозга костей государственный служащий. Все, что вредно стране, тяжелой болью отзывается в моем сердце. Выводите меня из игры, кх-кх, и действуйте. Министерство у нас большое. Если будет прямое распоряжение сверху, я препятствий чинить не стану. Без проблем дам свое согласие. Подумайте, я вас не тороплю.
Господин Махахорин на секунду действительно задумался. «Пойду на стол выше – запросит больше, без распоряжения бросит все дела Дульчикову, и этому А. Л. все равно придется платить. Пойду еще на один стол выше – тот возьмет тридцать процентов от разницы в цене вопроса, сбросит все без подписи на стол ниже, а тот попытается ухватить меня за карман и опять сбросит работу Дульчикову. Нет, пока лучше с А. Л. продолжать. Он ключевая персона. Интересно, на какой сумме он согласится? Предложу-ка я ему сто пятьдесят».
– Да что тут думать-то? Лучше с вами дело иметь, чем министерские пороги обивать. Не турбаза же ваше ведомство! – рассмеялся Семен Семенович. – Даю сто пятьдесят тысяч. Начнем работать, дорогой вы наш. По рукам, генерал! Неужели вы сами хотите послать меня наверх? Чтобы премия осталась на другом столе?
– Вы не убедили меня, любезный. В прихожей народ толпится. Можете жаловаться, что государственный советник третьего ранга Дульчиков пренебрежительно отнесся к нуждам Святого Синода, Русской православной церкви, директора завода и так далее… Можете даже снять меня, отнять у меня стол! Хотя он для меня – жизненная опора. Я без стола, что другой без семьи, без родины… Так что вот так! Был рад с вами пошутить, Семен Семенович. Если возникнет какой вопрос…
– Минутку, подождите! Прошу вас. Я еще не все сказал. Главный аргумент оставил на последнюю минуту. Дайте собраться с духом. Смелость в этом деле нужна особенная… Дам двести пятьдесят тысяч долларов за полный разрешительный пакет! – твердо, со злостью в голосе произнес Махахорин. Впрочем, он тут же свою твердость и злобу сменил на улыбку и доброжелательность.
Наступила пауза.
Дульчиков встал, прошелся по кабинету, налил себе стакан «Святой воды» и взглянул в окно на Маросейку. «Вот если пожар, как тут спрыгнешь? Четвертый этаж. Костей не соберешь! А если бежать придется?» – подумал он. Впрочем, он тут же вернулся к главной теме.