Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

10 февраля Феодосия

КОЛОКОЛЬЦЫ

Зазолотились колокольцев Звончатые в груди звонницы, Волшебно трельные подольцы: Пасхальные взвилися птицы… И откровенье Сердобольца В студеные сердец бойницы, Не пораженное позором, Ласкалося, – но каркал ворон Над плащаницами с укором…

12 февраля Феодосия

ГЕТЕРА И ПОЭТ

I

Не будь ликующим тевтоном, Гетера-Жизнь, и осмотри Внимательнее по притонам Добычу: подлинно ль цари Сдались твоим грудям сурьмленным? Цари Мечты, а не тиран Тупоголовых, заярмленных Недокрамольничавших стран. И, если ты найдешь подобных, Хоть до мозга костей ликуй! Холопов же пустоутробных Страстями плотскими прикуй К давно заплеванному ложу! Как избранный тобой тевтон, Ты мира сброшенную кожу И колоссальный легион Безоборонных победишь! Родительницей только мышь По праву назовет тебя, Ушко лапчонкою свербя.

II

Мне любовь и большие страданья Прекратили глубинных корней Роковое всегда содроганье – И направили в царство теней. Говорят, я еще существую И, одетый в шутовский наряд, Посещаю гетеру больную И циничный ее маскарад, Но ответствен ли я за улитку, За жемчужинки домик пустой? Не бездушное ль тело за нитку Жизнь-Гетера тереблет рукой? Оттого, что когда-то по грязи В зипунишке худом и с кошевкой Отправлялось за пищей в лабазы И ругалось с базарной торговкой, Только горнее слово осталось, Беспредельности Девичьи Зори, Вдохновенья нетленная алость, Аллилуйное синее море!

12 февраля Феодосия

АНЕМОНЫ

Благовестителей бесплодных Крылящий шелестами крыл, Экстаза слов багрянородных, Марий смиренных Гавриил, Оставя голубой оазис, Пришел в Бастилию людей, Где, опираяся на базис Телесный, правил Асмодей. У окровавленного трона Алели хищные цветы, о только робко Анемоны Хранили образ чистоты: На белоснежной колыбели Они в метелях родились. И на безволненной свирели Небес серебряный нарцисс Им ангелов великий образ В Эдеме Божьем показал, – И совратительница кобра Поползла в подземельный зал, А Гавриил собрал малюток И, кудрем перевив букет, От Асмодея мерзких шуток Вскрылил в преображенный свет, Вскрылил к заоблачной вершине, Где, искупая дольний срам, Стоял в незыблемой пустыне Голубоглавый белый храм. И, блеском райским обливаясь, Уста беззвонные звонниц Разверз он: стаи задыхались Там меди звонкокрылых птиц. И с алтаря часовни древней Он сбросил беззастежных книг Сухую ересь, и Царевну Мечту избавил от вериг: Поэт ее в горах последний Пред тем, как броситься на дно, Приворожил, смертельно бледный, На голубое полотно. Затем коленопреклоненной Лик закрывающий сераф С хитона ткани позлащенной Снял белолепестный аграф, И тихо, тихо анемоны Ей улыбнулися тогда И к основанию короны Ее приникли навсегда. И купола тогда раскрылись, И белоснежная чета В лазури вечной зазыбилась: Архангел Божий и Мечта!

13 февраля Феодосия

ПЛАЩАНИЦА

Ты одна за моей плащаницей, Как Мадонна с Голгофы, пойдешь; И забрызгает грязь колесницу, И подол твой, и блески калош. Простынями больной потаскушки Всё увешает небо февраль; И лабазы, трактиры, избушки Площадными словами печаль Безысходную встретят малютки, Что рыдает за гробом навзрыд; И булыжник дорожный для шутки Ей в подошвы вопьет свой гранит. И не будет цветочков на крышке… И в наемной карете пастор И босяк в шутовском сюртучишке, С треуголкой и факелом, взор Ненадолго от черных шалевок Отвлекут, меж которыми спит, Как и в жизни смирен и неловок, Беспредельности жалкий пиит. И не станут звонить колокольни, И венков с эпитафией нет, И старушке протявкает школьник: То непризнанный, видно, поэт! Ты одна за моей плащаницей Поплетешься на тесный погост; Но не будь там подбитою птицей И скажи мне с улыбкою тост. И скажи мне: Как рада я, Толя, Как я рада теперь за тебя, Что твоя прекратилась неволя, Что ушел ты безумно любя. Ты расскажешь лазоревой маме, Что оставил сестрицу одну, И за мною она с васильками Голубыми отправит весну. И ты выйдешь мне к двери навстречу Лучезарным серафом Отца, Поцелуем тебе я отвечу, – И блаженству не будет конца!

14 февраля Феодосия

РОЗОВЫЕ ЛЕСТНИЦЫ

По розовым лестницам неба Срывать голубые фиалки Ведешь ты меня из Эреба, И жизни прошедшей не жалко Мне радостей творчества скорбных; Ты жить не хотела у прялки, Я долга верблюдом двугорбым В подданстве не мог быть у палки. Пустая гнела нас беседа, Унылые каркали галки, И горек был ломоть нам хлеба, Как будто седой приживалке. И в неба граненого слова От скуки я долго метал кий, И тело казнил я сурово И жил наподобье весталки. Но ты златорунного Феба Признала в верижнике жалком. По розовым лестницам неба Срывать голубые фиалки Ведешь ты меня, и в гирлянды Свиваем мы небо без прялки И скачем, как встарь корибанты, В лазурных фиалок скакалки.

15 февраля Феодосия

РЫБКИНЫ КУПЛЕТЫ

Люби, твори и будь спокоен, И не катайся на изнанке, Не наноси себе, мой воин, В сердечный пряничек твой ранки! И чтобы вес твой был удвоен, Стань хоть пасхальным поросенком! И обжирайся! Чтоб утроен Был пай, указанный Розенком! Будь хоть привратницы достоин Сферичной, царственной осанкой, Будь отрубями хоть напоен, Но стань племянником германки! Твоя же золотая рыбка К тебе вернется без приманки, Без ритма шаловливой зыбки, Без слова сахарной баранки! Теперь ей круглая улыбка Лица и пухленькие ручки Важней всего: устала рыбка Лечить братишкины колючки!

16 февраля Феодосия

ТРИ ОСКОЛКА

I

Сплетем из наших душ венки У тихо дремлющей реки Забвенья, а тела, спалив, Насыпем в глиняный ликиф, Где птица вечности – павлин, И Агнец Божий, и дельфин, И между лозами Амур Хитро сокрыты под глазурь; И драгоценный черепок Поставим смело на челнок; Раздастся колокольный звон, И тихо тронется Харон.

3 февраля

II

Как дикий Иоанн Предтеча, Пророк – пустынник и теперь, Но не приходит издалече Грехами отягченный зверь, И в синеструйном Иордане Не омывает плоти явь, И Агнец только в Иоанне Узрит поруганный устав.

III

Нет истины нерукотворной И ложен творчества Завет, Но, слову вечности покорный, Священнодействует поэт. И потому алтарь Господень, Где раздается плотский вой Циничного познанья своден, Он очищает бечевой!

18 февраля Феодосия

ГОЛУБОЙ ПИР

I

Сегодня опять благосклонно Роняют вокруг чудеса Мечты голубые затоны, Зовущие вдаль небеса. Сегодня опять в небосклоны Воздушный кузов корабля Уносит на юте «Беллоны» На пир голубой короля. Овечек едва лишь рожденных, Кудрявых, атласных руна, Из бледных кораллов кессоны, Фестоны червонного льна, Громадные, страстные груди Красавиц в лазурной фате, Жерла озлобленных орудий, Мессии на алом кресте, Колонн голубых канелюры, Луга золотых орхидей, Твердынь грозовых амбразуры И радуги пестрых цепей, – Державному нищему нужны В очей ненасытливый трюм: Без них он, калека недужный, Как сокол в неволе, угрюм!

II

Вот, вот он, синий, синий, синий, Слегка колышимый ковер, Разостлан до незримых линий, Что отуманивают взор! Лишь слева пояс пурпуровый, Из глины низкая коса, Врывается стрелой суровой В лазоревые чудеса, Да в синей чаше серебристой Струей влюбленная камса Кипит и блещет, как монисто, Как лунной пряжи полоса, И серебристая чуларка Фонтаном плещется вокруг, Но ни одна рыбачья барка Не простирает смертный круг. Зато, о Боже, снег крылатый, Вихрясь на миллионах крыл, Оставил синие палаты И всё подоблачье покрыл; Зато, о Боже, покрывало Легло на свежую лазурь И мерно в волнах колыхалось, Как незастывшая глазурь; Зато, о Боже, диадемы Ты обронил из чайных роз, Цветочной пылию Эдема Покрылся голубой наркоз!