Столетняя война. Леопард против лилии

В 1300 г. французский король фактически аннексировал Фландрию, превратив ее в часть своего домена. Создавалось впечатление, что Франция стоит на пороге полного триумфа: присоединение Фландрии и казавшееся уже реальным возвращение Аквитании должны были дать решительный толчок усилению позиций королевской власти. Однако события первых лет XIV в. показали, что обе проблемы далеки от решения. Установление французской власти во Фландрии сопровождалось введением тяжелого налогообложения. Это вызвало во Фландрии широкое антифранцузское движение. Франции пришлось вести войну, не похожую на прежнюю борьбу против графов Фландрских. Отличавшееся глубокой этнической самобытностью население Фландрии отстаивало свою независимость. Поражение в такой войне было неизбежным. 11 июля 1302 г. пешее ополчение фландрских горожан разгромило французскую рыцарскую конницу при Куртре [51] . Французские войска были вынуждены покинуть Фландрию. Одна серьезная военно-политическая неудача повлекла за собой другую: Франции срочно понадобился мир в Гаскони, хотя победы там она еще не добилась. К тому же Филипп IV вступил в острый конфликт с папой Бонифацием VIII, что лишило французскую монархию традиционно благоприятной позиции папства при выработке условий мира. Единственной, но важной опорой Франции оставалась Шотландия. Филипп IV откровенно подстрекал ее к нанесению Англии максимально ощутимых ударов в период англо-французских переговоров, чтобы сделать Эдуарда I более сговорчивым. В моменты временного перемирия с Англией он добивался включения Шотландии в число участников договоров. В мае 1303 г. в Париже был заключен мир между Англией и Францией. В Гаскони сохранялся статус-кво, который безусловно гораздо больше удовлетворял Англию. В том же году при участии Филиппа IV было подписано англо-шотландское перемирие. В отличие от ситуации 20-х гг. XIII в., французская монархия не бросила своего союзника на произвол судьбы: Шотландия еще очень нужна была ей в будущем.

51

Сражение при Куртре вошло в историю под названием «Битва шпор»: на поле боя победителями было найдено несколько сот золотых шпор.

Таким образом, англо-французские противоречия, имевшие уже давнюю традицию, на рубеже XIII – ХIV вв. не были разрешены, несмотря на большие усилия сторон. Они локализовались территориально на проблеме Гаскони, политически – Гаскони, Фландрии и Шотландии, обретя поистине европейские масштабы. Английская монархия по-прежнему не отказывалась от плана создания обширной империи, включающей народы и земли, независимо от их этнической и исторической самобытности (Ирландию, Уэльс, Шотландию, Гасконь); Капетинги сохраняли такие же планы в отношении Фландрии. Шотландия, Фландрия и даже Гасконь рассчитывали, играя на англо-французских противоречиях, сохранить хотя бы относительную самостоятельность.

В начале XIV в. и в Англии, и во Франции у власти оказались относительно слабые и недальновидные правители, которые сменили крупных политических деятелей Эдуарда I и Филиппа IV. Эдуард II в Англии (1307—1327) и сыновья Филиппа IV во Франции (Людовик X – 1314—1316 гг., Филипп V – 1316—1322 гг., Карл IV – 1322—1328 гг.) в целом стремились следовать политике своих ярких предшественников. Однако их личные качества способствовали усилению оппозиции баронов и растущей политической самостоятельности горожан. Внутренняя политическая стабильность в обоих государствах была ослаблена. В международной жизни это получило свое преломление: попытки решить комплекс англо-французских противоречий на прежней основе, которые предпринимались вплоть до начала Столетней войны, не приводили к реальным результатам. Вместе с тем их не назовешь бессмысленными или безрезультатными, поскольку действия Плантагенетов и Капетингов, так сказать, «по прежней схеме» способствовали дальнейшему уточнению расстановки сил в западноевропейском регионе и углублению осознания общности или различия интересов отдельных государств или крупных земельных владений.

Конфликт на рубеже XIII—XIV вв. не внес принципиальных изменений в ситуацию на юго-западе Франции. Однако война обнаружила одно крайне тревожное для французской монархии обстоятельство. Население Гаскони, издавна отличавшееся глубокой самобытностью и духом независимости, в значительной своей части встало во время локальной войны на юго-западе на сторону Англии. Гасконские феодалы, которые в мирное время охотно и много конфликтовали с представителями английской администрации, не только не воспользовались поражениями армии Эдуарда I, но и оказали ему немалую поддержку. Многие гасконские рыцари отличились в боях, некоторые помогали английскому войску денежными средствами. После каждой высадки англичан в их лагерь стекались представители местной знати и рыцарства, что реально усиливало спешно набранное в Англии войско. Абсолютное большинство городов также решительно приняло сторону Англии, в Бордо и Байонне во время «конфискации» герцогства Филиппом IV произошли антифранцузские выступления. Они стали яркой демонстрацией укрепившихся за годы английской власти тесных экономических связей между Англией и гасконскими городами. Как ни велика была сумма поступлений в английскую казну, морская торговля с этой страной была выгодна городской верхушке. Все это, естественно, обострило беспокойство Франции по поводу положения дел в Гаскони после безрезультатной войны. Парижский парламент усилил внимание к апелляциям из Гаскони, которые встречали неизменно благожелательное отношение. Ни одно дело не решалось в пользу английской администрации. Английская корона, ощущая крепнущую социальную опору в герцогстве, начала проявлять некоторую наступательность в своей гасконской политике: решительно преследовала апеллянтов, а также тех, кто во время конфликта обнаружил преданность французскому королю. Некий Бернар Пирю из Байонны жаловался на разграбление дома и имущества «людьми короля Англии, герцога Аквитанского, за то, что во время восстания, поднятого этим герцогом и горожанами Байонны против французского короля, сохранял ему верность, как и подобает».

В 1310 г. Эдуард II попытался найти юридическую лазейку для отмены или хотя бы ограничения права апелляций из Гаскони в Париж и получил от Филиппа IV твердый отказ, изложенный в длиннейшем документе со ссылками на самые сложные казуистические положения. Между английской и французской монархиями постоянно шли бесконечные тяжбы по поводу «недоданных» Англии владений на юго-западе, убытков от войны и т. п. В 1311 г. Эдуард II поручил специально назначенным лицам собрать документы, подтверждающие неполное выполнение Францией условий Парижского договора 1259 г., а также «относительно притеснений, нарушений и обид, причиненных нам и нашим слугам в этом герцогстве со стороны короля Франции» [52] . Документы должны были фигурировать на специальном совещании, которое английский король намеревался собрать в Вестминстере для обсуждения гасконских дел. В следующем, 1312 г. Эдуард II назначил для представительства в Парижском парламенте не одного, как прежде, а сразу двух прокураторов «из-за опасностей, которые, – писал король, – могут сейчас угрожать в этой курии нам и нашим делам в этом герцогстве» [53] . Своим наместникам в Гаскони английский король предписывал «сохранять и оберегать наш статус в этом герцогстве и наши права, ущемляемые там, не допуская узурпации по отношению к нам» [54] . Эдуард II решился даже поручить виконту Беарна – традиционному лидеру гасконской оппозиции – набрать специальное войско для защиты короля «от притеснений» на юго-западе.

52

RG. V. IV, P. 171.

53

Ibidem. P. 178.

54

Ibidem. P. 187—188.

При анализе писем Эдуарда II в Гасконь создается впечатление, что чем менее популярным становился он в Англии, чем очевиднее росло недовольство его политикой, тем более цепко он держался за свое последнее континентальное владение. Оно давало средства, а значит – относительную независимость и опору. Не случайно именно из гасконских земель и поступлений сделал Эдуард II в 1308 г. щедрые пожалования в пользу своего фаворита Гавестона, ненавидимого в Англии.

Былые семейные раздоры Плантагенетов и Капетингов все дальше и дальше отступали в прошлое, «английская Гасконь», казалось, стала уже чем-то совершенно другим по сравнению с приданым Алиеноры, но новая волна напряженности между королевствами зарождалась именно здесь. И конечно, было очевидно, что инициатором конфликта станет именно английский правящий дом, который не до конца расстался с воспоминаниями об «Анжуйской империи» и к тому же ощутил новый, гораздо более серьезный, чем в XII в., экономический интерес к владениям на юго-западе Франции.

Французский королевский дом, позиции которого несколько ослабели после смерти Филиппа IV в 1314 г., также все больше и больше ощущал потребность в гасконских доходах. Выступления феодальной оппозиции при Людовике X, тяжелая борьба во Фландрии, удержание папства в сфере своей политики, – все это требовало огромных денежных средств. Сложные политические соображения и юридические аргументы, на основе которых Людовик IX полстолетия назад согласился на сохранение английской власти на юго-западе, канули в Лету. Через такой значительный отрезок времени уже трудно было понять, насколько важным являлось тогда признание Англией утраты Нормандии, Мена, Анжу, Пуату – территорий, которые к началу XIV в. уже прочно вошли в состав Французского королевства. Последнее английское владение на континенте не могло не оставаться наиболее острым и больным вопросом во взаимоотношениях между виднейшими государствами Западной Европы, какими стали к началу XIV в. Англия и Франция.

Важные и тесно связанные с англо-французскими отношениями события происходили в Шотландии. После поражения восстания Уоллеса страна временно оказалась под непосредственным английским управлением (1305). Но уже в 1306 г. в Шотландии вновь разгорелась антианглийская война за независимость (1306—1328) под руководством Роберта Брюса. В это время франко-шотландский союз обнаружил свою практическую действенность. Она безусловно проистекала из того, что к концу XIII в. стала вполне очевидной взаимная заинтересованность обеих сторон в совместных действиях против Англии на международной арене. Ведь ни Шотландия, ни Франция не решили до конца проблем, которые еще во второй половине XII в. толкнули их к сближению в антианглийской политике. Французская монархия все еще была вынуждена мириться с сохранением английского влияния на континенте, Шотландское королевство все более энергично и жестоко сражалось за свою политическую самостоятельность. Вот почему развитие франко-шотландских союзнических отношений шло по восходящей линии. Это выразилось в важном для Шотландии фактическом признании Францией законности власти Роберта Брюса, которого Филипп IV пригласил в 1308 г. участвовать в готовившемся крестовом походе. Однако шотландцы связывали укрепление союзных отношений с решением своей основной задачи – достижением независимости. В письме Шотландского парламента говорилось, что Шотландия могла бы присоединиться к крестовому походу, «если бы статус нашего королевства был с Вашей помощью возвышен, Шотландии была бы возвращена первоначальная свобода, прекращена война и установлен мир…» [55] . В период войны за независимость участие Франции стало непременным условием многочисленных англо-шотландских переговоров и перемирий, отразивших возросшее значение и действенность франко-шотландского союза. В начале войны под руководством Брюса, когда шотландцы еще не одерживали крупных военных побед, английская королева – сестра короля Франции – позволяла себе открыто проявлять сочувствие предводителю освободительного движения и заступаться за него перед Эдуардом I.

55

APS. V. I. P. 99.

После серии поражений Англии в войне (крупнейшее из них – битва при Баннокберне 1314 г.) англичане использовали французское посредничество для начала мирных переговоров. Эдуард II прикрывал военные неудачи официальной версией о «просьбе Франции», которая якобы служила причиной примирения. Факт существования франко-шотландского союза безоговорочно признавался в английских официальных документах как политическая реальность. Так, в ноябре 1309 г. Эдуард II писал, что он начинает переговоры с Шотландией «по настоянию короля Франции, нашего дорогого отца и друга, который является союзником шотландцев» [56] . Поддерживая Шотландию в течение первых двух десятилетий XIV в., французская монархия реально способствовала ослаблению Англии и, по существу, готовила свой успех в новом неизбежном столкновении с ней из-за земель на юго-западе.

56

Foedera. V. I. Pars IV. P. 161.

Несколько иная ситуация сложилась в тот момент во Фландрии. Она по-прежнему находилась в поле зрения соперничающих монархий, но совокупность некоторых явлений внутренней жизни сделала ее в начале XIV в. не самым активным звеном в традиционной системе связей и противоречий европейских государств. Битва при Куртре 1302 г. и последовавшая за ней борьба вокруг условий мирного соглашения с Францией обнажили наметившееся еще во второй половине XIII в. расхождение политических позиций графов Фландрских и горожан, которые все более активно вмешивались в политическую жизнь и отличились в сражении при Куртре и в целом в борьбе против французской аннексии. Графы же Фландрские постепенно превращались в подлинных вассалов Капетингов.

Англия с этого времени навсегда потеряла союзника в лице этого полунезависимого вассала французской короны. Однако фландрские города стали к началу XIV в. достаточно самостоятельной силой. Их политическая активность и высокий дух независимости опирались на прочный фундамент сильной экономики, которая в масштабах Европы развивалась в опережающем темпе. Их давнее тяготение к торговым связям с Англией сохранялось, но не было однозначной предпосылкой для легкого политического сближения и тем более союза. Сказывалось и расхождение городов с позицией графов, и то, что на протяжении десятилетий Франции удалось обрести хотя бы частичную опору в городской среде: на ее стороне была значительная часть патрициата, особенно в Ипре. Наиболее болезненно отразился на отношениях английской монархии с городами Фландрии факт торгово-экономической помощи отдельных фландрских купцов воюющим за независимость шотландцам. В английских официальных документах содержатся многочисленные требования Эдуарда II прекратить торговые связи с шотландцами, Англия квалифицировала их как пиратство, поскольку корабли фландрских городов прорывались через английскую блокаду.