Столичный миф

В кухне раздался звонкий шлепок. И идиотское хихиканье. Леха подошел, осторожно заглянул — никого нет. Наверное, детишки под окном. С пола брезгливо за лапку поднял раздавленного таракана. Недоуменно пожал плечами и бросил в раковину.

В Москве есть напасть, поднявшая голову лет десять назад. Пессимисты говорят, что это из-за падения уровня жизни и что это будет до тех пор, пока он не вырастет вновь. Это правда. Реалисты напоминают о колебаниях численности. Действительно, численность кого угодно на планете, кроме человека, изменяется циклически. Так что и это правда. Оптимисты напасти не видят в упор. А путешественники рассказывают, что это еще что, вот в Нью-Йорке — спичечным коробком не раздавишь.

Белые, черные, рыжие — простите, тараканы. Встречаясь ночью с пристальным взглядом их блестящих микроскопических бусинок, может быть, ты смотришь в лицо их объединенному разуму, что, говорят, легко образуют инсектоиды — пчелы и муравьи. Один поэт рассказывал, как, обкурившись травы, он вышел на кухню под утро и вступил в телепатическую связь с Ним. Так или иначе, справиться с этой древней расой захребетников крайне непросто.

Леха быстро убедился, что в выживаемости таракан превосходит человека. Желтый порошок, что он рассыпал по углам кухни на ночь, вызвал у него красные аллергические пятна на шее. На тараканов это не подействовало.

Хитроумные ловушки, что таракан проходит насквозь и потом приносит страшную заразу в свое гнездо, время от времени жалобно трещали под ногами и пользы не приносили.

Был еще радикал Коля. Он предлагал пустить какой-то газ, но честно предупредил, что на кухне может слезть вся краска. Леха отказался.

Надежды, возлагаемые на Гену Шустова, не оправдались. Гена Шустов, серпуховский физик, в начале перестройки уговорил руководство института на последнюю валюту вместо научных журналов закупить французский препарат. Препарат был доставлен и сгружен в шустовский гараж. В последующие голодные времена, когда военные ядерщикам перекрыли кислород и высоколобый народ в подземных камерах ускорителя разводил на продажу шампиньоны, шустовский отдел процветал. За глаза Гену стали звать Папа Шустов. У физиков пропала нужда эмигрировать — по тому что в столицу из эмиграции вернулись тараканы.

За год практики лысый как колено в свои сорок лет Гена Шустов оброс клочковатой жесткой шевелюрой. «А он все говорил, что на теплокровных не действует», — любила повторять его теперь одетая в меха жена.

Но то ли остатки препарата в холодном гараже за столько лет испортились, то ли тараканы попались особо злые — не взял их импортный яд. Может, питало их мощь огорченье купца Самоплясова, так и не получившего ни разу доход на вложенный весь свой капитал; может, молодая красная кровь программиста Вовы, что дом-вампир впитал для крепости; у нас в Азии горцы в стены укреплений для надежности замуровывали лучшего бойца, а коммунисты укрепляли Кремль прахом собратьев — поди возьми такую твердыню; или горькие слезы худенькой вдовушки почернели и отрастили лапки — кто знает?

Однажды ночью, повстречавшись с этой нечистью в количестве двух дюжин голов, Леха стал подумывать, а не сменять ли ему квартиру? Ну а пока, с горя, решил после праздников съездить к отцу Андронику в Коломну — говорят, он заговаривает от тараканов.

Но сегодня тараканы пропали. И, повеселев, Леха отправился бриться.

Размазывая по щекам душистую пену из черного баллона, разогревая в печке заготовленный в пластмассовой коробке вверху холодильника бутерброд с сыром, заваривая крепкий чай — Леха провалился в привычный поток. Теплая струйка пара над повлажневшим снизу хлебом; упругость тянущейся вслед за откушенным куском нитки сыра; терпкий вкус чая — заставили сработать утренний рефлекс. И спускаясь по лестнице, слушая сквозь закрытую подъездную дверь глухой уличный шум, Леха остро ощутил свежесть и новизну нераспечатанного утра в правом кармане своего пиджака.

Десять шагов вдоль фасада по горбатому тротуару, через две трещины и лужицу вокруг чугунного люка с давленым крестом наверху. Налево, в арку. Обойдя лежащий поперек бетонный блок — чтобы не ездили машины — вышел во двор.

Ровное тепло спускалось с неба. Снег уже не может мешать свету гаснуть в земле. Но еще не появилась листва. На будущей неделе клен и три липы накинут тень на двор до октября.

Неспешно прогревая двигатель, Леха думал о том, как легко по Москве ездить в праздники. Улицы пусты. Грех в такую погоду сидеть в городе. Протер стекло, кивнул девчонке с пуделем.

Выезжая со двора, сам себе неслышно мурлыкал под нос: «Happy birthday to you, happy birthday…»

12

Клуб «Ландыш» имеет автостоянку, хорошую охрану и дюжину банкетных залов. На своих двух этажах он готов приютить свадьбы и поминки, приватные беседы и проходные дворы презентационных фуршетов. На любой вкус любителя выпить и закусить здесь найдется подходящая рюмка и кусок. А как потом захочется чего-то для души, то в баре всегда подвернется элегантная незнакомка.

Главный администратор собирался все это сообщество на праздники прикрыть. Не вышло. Откуда-то все время брались и брались клиенты. И тогда в последний момент с командирской башни вышел приказ поварам деятельность не прекращать, охране бдить. А главный менеджер исчез.

Он всегда с друзьями встречал весну. Это мог быть снежный мартовский денек в Голицыно и костер на поляне, это мог быть жаркий полдень тридцатого мая в Строгинском серф-клубе — запотевший стакан и потный лоб. Весну встречать нужно. Обычай, как и любая предсказуемость в поведении, делает жизнь проще.

Эту весну его банда встречала в Праге. Черный «Праздрой» и дешевая «Бехеровка» под сочные шпекачки — толстые розовые сардельки с чудесной чешской белой горчицей.

Так что главный менеджер из клуба исчез.

Нежный зам, его наперсница, наложница и тайный соглядатай совладельцев клуба, осталась на хозяйстве одна. Но густота ее нервной деятельности в таком всеобъемлющем качестве тоже потребовала разрядки. Алевтина, в пять ощутив прилив, со скоростью сто тридцать километров в час отбыла в Измайлово. Где в съемной квартире на Сиреневом бульваре ее ожидал любовник, верный ей с развеселых комсомольских времен.

Как и положено в праздники, на посты в охране заступили самые зеленые новобранцы и самые близкие к изгнанию неудачники. А в кухне точили ножи самые слабые духом повара. Не способные не то что припустить осетрину или сотворить плюшку, а и просто отстоять свою рабочую свободу в Первомай. Так считали они сами и от этого понапрасну расстраивались.

Леха уловил атмосферу, осматривая с Васей и его рыженькой лисичкой-женой уже накрытый стол. Но разве он был виноват в неудачном выборе дня?

Трое суток в начале недели старый хрен Петрович никак не мог решиться взять второй пресс. Небезосновательно боялся, что наедут в министерстве; но и отказаться тоже не мог, так как с фрау Шелике получал откат, на часть которого уже заранее зарились замы, любовница, секретарша, жена, дочь и внук. Три дня Леха по первому стону летел через весь город выслушивать старенького директора старенького завода.

Фрау Шелике было плевать на то, как они продавали ее станки. Что за беда, если директор получит процент в виде премии? Станок, добротный немецкий станок крепко встанет на бетонный фундамент в цеху оборонного завода любимого города, а этим вполне можно гордиться — думал Леха.