Столовая гора

Точка. Ни числа, ни подписи.

Она встает и быстро надевает свое любимое платье — узкое в талии, с широкой в сборку юбкой, точь-в-точь такое, какое на портрете Сомова у дамы в синем. Заклеивает стихи в конверт и идет на бульвар.

Она ходит туда и обратно по бульвару с конвертом в руках, в своем нарядном платье и ждет. Она не знает ни адреса, ни фамилии незнакомца, но ей почему-то кажется, что он должен снова появиться. здесь.

И все время сердце у нее стучит, уши горят, вся она как в лихорадке. Так проходит минута за минутой, но она все еще ждет и не отчаивается. И вот внезапно чувствует неловкость в спине, точно мурашки бегут по телу, резко поворачивает голову назад и видит незнакомца.

Он идет за нею и смотрит ей в спину.

Это происходит мгновенно: она стоит перед ним и протягивает конверт.

— Возьмите,— едва владея голосом, произносит она.

Он берет письмо и смотрит с удивлением на ее платье, на пылающее лицо.

Надо представить только себе, как она была смешна в ту минуту.

— Не можете ли вы сказать мне, от кого это письмо?

Но она его не слушает, бежит по одной улице, по другой, по третьей, пока ей не преграждает дорогу Терек. Тут она останавливается, опускается на камень и плачет. Плачет, как дура, как влюбленная, глупая девчонка.

А на утро узнает, что господин в клетчатом пальто-клош — театральный парикмахер. Ни больше ни меньше как театральный парикмахер, приехавший из Ростова за тресом ^{81} и лаком.

Но тогда ей уже было безразлично. Совершенно все равно. Ее сумасшествие прошло, прошло так же внезапно, как и появилось. Она не может вспомнить об этом без смеха. Надо же быть такой шалой!

Нет, ей серьезно нужно подумать о себе. Ей действительно следует закалить свою идеологию, не поддаваться буржуазным соблазнам. Это ведь произошло меньше года тому назад. Осенью, при добровольцах. Совсем недавно. А теперь…

Милочка встряхивает головой, щеки ее пылают — немудрено, тридцать градусов по Реомюру ^{82} — и размахивая рукой, в которой зажата корректура, бежит дальше.

— Милочка, куда вы?

Перед ней Халил-бек в широкой синей рабочей блузе с этюдным ящиком в руке. Лицо его кажется тоньше, весь он точно иной в необычном наряде.

2

Милочка не ожидала этой встречи, она застала ее врасплох, вернула к действительности. Девушка краснеет, не знает, куда девать руки, куда смотреть.

— Я иду по делу,— отвечает она,— у меня много работы. Так трудно со всем управиться.

— И вы не нашли времени зайти ко мне? Помнится, вам хотелось посмотреть «Ковер царицы».

— Право, это не потому,— возражает Милочка с внезапной решимостью,— но ведь вы тоже были заняты. Вы уезжаете.

Халил-бек смотрит на нее с удивлением, потом лицо его становится сосредоточенным и печальным.

Они стоят друг против друга и молчат. Мимо них проходят редкие прохожие. Над ними шатер из цветов и земли: вершины старых акаций сплелись над бульваром. Пчелиный рой гудит согласным хором.

— Кто сказал вам об этом? — наконец спрашивает он.

Милочка теряется еще пуще. Она не должна была говорить. Кто дергал ее за язык? Какое право имеет она вмешиваться в чужие дела, выдавать чужие тайны?

— Неужели это уже всем известно?

— Да нет же, ничего подобного,— торопится Милочка, хватая Халила за руку,— никто не говорил мне. Это я просто так. Боже мой, какая дура. Никто об этом не знает, уверяю вас. Вы мне верите?

Невольная улыбка проходит по губам Халила. Его всего взмывает радость, он задыхается от нее, каждый мускул в нем оживает и поет.

— Вам сказала это Зинаида Петровна? Да?

Милочка впервые смотрит ему в лицо и не может перенести блеска его глаз. Все лицо его освещено этим блеском. Он стискивает ее руки в своих, повторяя по многу раз:

— Это она, это она вам сказала. Да? Милочка, прошу вас, говорите, я должен знать. Вы не понимаете, как это для меня важно. Какое для меня это счастье. Я все не верил. Понимаете — все не верил до последней минуты.

Эта девушка кажется ему вестницей счастья, самым дорогим другом. Пусть она просит у него, что хочет — он ни в чем не может отказать ей. Пусть она идет к нему в дом и, как хозяйка, выбирает лучшее. Он смеется. Так встретил бы он ее у себя в горах. Так встречает аварец вестника счастья. Но сейчас он может подарить ей свои Семь ковров Царицы, семь дней недели. Они нравились ей, а ему уже не нужны.

Неправда. Женщина не всегда смеется, когда ее просят.

— Ведь это так, Милочка? Женщина не всегда смеется?

И Халил опять сжимает Милочкины пальцы в своих руках.

3

Халил говорит быстро, торопится высказаться. Он сам не свой — ему кажется, что все должны сочувствовать ему.

— Знаете, вчера она пришла ко мне, чтобы посмотреть мои рисунки. Ведь я всегда рисовал ее по памяти. И я дал ей мои серьги, знаете, те серьги, старинные серьги с длинными подвесками, что надевают у нас наши девушки, когда их выводят к жениху. Если бы вы только видели, как это было красиво. Точно в сказке. Она сидела у меня на диване, и в ушах у нее позванивали, колеблясь, золотые серьги, точно завитки ее волос. Она слушала их звон и улыбалась. Точно прислушивалась к звону колокольца заблудившейся далеко в горах овечки. Если бы вы видели.

— Да, да, я вижу, я вижу,— отвечает Милочка, несколько раз повторяет одно и то же слово, точно хочет понять его, но внезапно глаза ее наполняются слезами, рот судорожно дергается.— Простите. Вы мне делаете больно! — кричит она, вырывает руки и бежит прочь от Халила, точно ее преследуют.

Она бежит по одной улице, по другой, по третьей, пока ей не преграждает дорогу Терек. Тогда она останавливается, опускается у самой воды на камни и плачет так же, как тогда, когда передала письмо незнакомцу. Но сейчас она плачет тихо, едва слышно, и слезы не облегчают ее. Она вытирает глаза и смотрит перед собою на прядающие волны, на пену, на щепки, несущиеся по течению, на голых мальчишек, барахтающихся в воде. В ушах — грохот Терека, сплошной шум и ничего больше. Ни мыслей, ни боли, ни обиды — пусто.

Мутное от зноя небо, бурые голыши и горы. Облачные, неясные под солнцем, несуществующие горы.

А какие там цветы расцветают под снегом? Кто расскажет?

Глава двенадцатая

1

Халил-бек стоит посреди бульвара, недоумевая смотрит вслед убежавшей Милочке. Улыбка все еще не оставляет его губ. Что могло случиться с этой девушкой? Он так был искренен с ней. Он поделился с нею единственной своей радостью, ей первой рассказал, как счастлив, и думал, что она поймет его, разделит с ним его радость. Она всегда так внимательна была к нему, так ценила его как художника, интересовалась его работами. Он привык к ней. В Париже ему доводилось встречать таких девушек у своих друзей-художников, и они всегда оставались их добрыми приятельницами. Что за чудачки эти женщины!..

И он тотчас же забывает о Милочке, перестает о ней думать. Мысли его все об одном.

Когда Ланская остановилась у порога его двери и раздвинула бисерные нити, он сначала не поверил, он убежден был, что ему померещилось.

Над рабочим столом горела лампа — на столе, на бумаге, пришпиленной кнопками, лежал яркий круг света, а дальше все казалось неясным, пропадало в тени. И когда на легкий шорох он повернул голову, то сразу точно ослеп: сверкнули искры бус и потухли…

— Вы не ждали меня,— говорит кто-то, кого он все еще не может разглядеть.— У меня свободный вечер, и я пришла к вам. Вы позволите мне остаться у вас столько, сколько захочется?