Столовая Гора

Неделя прошла без происшествий.

Шишки и раны Аякса быстро заживали, чему в немалой степени способствовали свежий горный воздух, дымящиеся бассейны с термальной водой и сочувствующими старухами, прохладное пиво на открытых площадках пустых ресторанчиков, утренние прогулки по плато и холодные компрессы Эстер по ночам.

Жизнь в городке шла своим чередом. Горожане, которые, похоже, не испытывали ни в чем нужды, не чурались грубого физического труда. В Столовой Горе постоянно ремонтировались дороги, не было ветхих и негодных домов. На строительстве новых зданий детского сада и школы с одинаковым усердием работали стар и млад. Редких служащих муниципалитета, и тех, кажется, можно было чаще видеть с лопатой или шпателем, чем с телефоном или блокнотом. Временами Аяксу даже представлялось, что он начинает понимать эту обманчивую, словно мираж, Столовую Гору — понимать и принимать ее.

* * *

Его благодушие, впрочем, не длилось долго.

Во время очередного допроса у лейтенанта Бунзена, воспользовавшись отлучкой следователя, он решился заглянуть в свое дело, которое уже распухло до размеров фолианта. Он рассчитывал узнать новые подробности о перестрелке у банковского депозитария, но первые несколько секунд перебрасывал подшитые страницы с таким видом, будто залез в чужое дело. Он даже был вынужден проверить, его ли данные и фотография находятся в заглавии… Аякс не знал, что и подумать: перед ним было не досье законопослушного гражданина и контрразведчика, даже не дело обычного преступника, а мартиролог серийного потрошителя. Показания свидетелей, снимки обезображенных трупов, орудий убийства, протоколы опросов и вскрытий, и всюду, на каждой странице, под каждым снимком — черным по белому и белым по черному — его имя. На минуту Аякс впал в некое полудремотное, помраченное состояние. Из поля его зрения пропало все, кроме разверстой бумажной кипы на столе. И пока он, как загипнотизированный, таращился на эту кипу, в уме у него крутились только два слова: «Столовая Гора». Он повторял их без счета, так что со временем они начали служить заглавием этого воплощенного кошмара.

По возвращении в кабинет Бунзен молча убрал дело в сейф, сел за стол и выжидающе взглянул на своего подследственного. Встретившись с лейтенантом глазами, Аякс понял, что тот не просто знает, что он заглядывал в дело, но, скорей всего, папка осталась без присмотра не случайно — Бунзен, против обыкновения, даже не прижал ее пепельницей с металлическим шариком на дне.

— И… что вы об этом думаете? — спросил Аякс, указав на сейф.

— А вы? — отозвался вопросом следователь.

— Ничего.

— Что, усердствует столица?

— Вы о чем?

— О вашей миссии в Горе, агент. О вашей сверхсекретной миссии, которой местная прокуратура не имеет права интересоваться и о которой вы сами, похоже, так и не составили никакого вразумительного понятия.

— Начинается, — вздохнул Аякс.

— Что начинается?

— В который раз повторяю, лейтенант: я не намерен обсуждать свои отношения с начальством.

— А я вам этого и не предлагаю.

— Что же вы предлагаете?

— Вы хотя бы знаете, что ваше ведомство уже третий день забрасывает Гору требованиями вашего ареста и немедленного этапирования в столицу?

Аякс кашлянул в кулак.

— Что?

Вместо ответа Бунзен выложил перед ним фирменный бланк Управления федерального агентства по безопасности. Это было постановление об аресте, выписанное на имя Аякса и составленное по всей форме, с исходящим номером, визой заместителя начальника Управления и гербовой печатью.

— Прибыло третьего дня с курьером, — пояснил Бунзен.

Аякс, у которого из-за сильного сердцебиения начинало рябить в глазах, старался не выказать своей растерянности и волнения.

— Почему вы сразу не известили меня об этом? — спросил он.

— Не видел такой необходимости.

— Лучше скажите, что выжидали.

Бунзен поправил очки.

— Не без этого.

— Почему же вы до сих пор не арестуете меня?

— Потому что доказательная база, — Следователь щелкнул ногтем по стенке сейфа, — и факты — зачастую разные, противоположные вещи. Нет?

— Я могу сделать звонок в Управление? — спросил Аякс.

— Можете. Хотя это и нарушение, я готов закрыть на него глаза. Только вы сами знаете, чем все кончится.

— Например?

— Вам скажут, что никакого постановления нет, и в то же время предложат срочно выехать в центр. По любому поводу.

— А почему я просто не могу уехать?

— Да можете ехать хоть сейчас. Гоняться за вами я не собираюсь. Однако знайте, что в таком случае, нарушая постановление окружного суда, вы сами ставите себя вне закона. Поймите простую вещь. Вот это, — следователь двумя пальцами поднял за край постановление об аресте, — несмотря на свой безупречный ведомственный наряд, в сравнении с тем судебным решением, которым располагаем мы — ничто. Юридической силы в этом листке не больше, чем физической массы.

— Хотите сказать, — рассудил Аякс, — что окружная прокуратура — моя последняя линия обороны?

— Что-то в этом роде.

— Так я и думал. Можно воспользоваться вашим телефоном?

Бунзен молча выдвинул аппарат на середину стола.

Аякс позвонил в Управление оперативному дежурному и попросил соединить его с Рихтером. Дежурный ответил, что начальника Четвертого отдела нет на месте, однако на его, агента Аякса, имя поступило устное распоряжение начальника штаба о немедленном возвращении в центр. Аякс положил трубку.

— Знаете, — сказал Бунзен, огладив лоб, — у меня такое чувство, что вас пытаются выманить из Горы лишь с одной целью.

Аякс продолжал держать руку на телефоне.

— С какой?

— Чтобы окружная прокуратура объявила вас в федеральный розыск. Ведь мы должны будем сделать это немедленно.

Аякс оттолкнул телефон и подался обратно, закинув локоть за спинку стула.

— Зачем им федеральный розыск?

— Думайте сами, — хмыкнул Бунзен. — Вспоминайте свои грешки.

— У меня только одно служебное взыскание, — сказал Аякс.

— Перестрелка у депозитария? — уточнил лейтенант.

— Да.

— Это, по-моему, не совсем то.

— Почему не то?

— Во-первых, взыскание за банк вы уже заработали. Во-вторых, грешок, за который вас пытаются прижать к ногтю сейчас, настолько особенный, что ведомство ваше не может себе позволить предъявить обвинение напрямую, от своего имени. Думаю, оно хочет сделать это нашими руками.

— Если продолжить вашу замечательную мысль, — Аякс указал взглядом на постановление об аресте, — то получится следующее: мое ведомство застрелило тех несчастных стариков, чтобы подставить меня.

— Ни в коем случае. Вот уж и нет. Эти два огнестрела — чисто нашего, горного, если так можно сказать, происхождения.

— Почему вы в этом так уверены?

Лейтенант Бунзен задумчиво усмехнулся.

— Наверное, потому что все это время не сидели, сложа руки.

— Не скажете, значит…

Следователь откинулся в кресле.

— Забавный вы, ей-богу, человек. О себе и о своих ведомственных дрязгах говорить отказываетесь наотрез и в то же время уверены, что пойти по вашей просьбе на должностное преступление — раскрытие тайны следствия — я могу запросто.