Столыпинский вагон, или Тюремные приключения мэра
Шрифт:
– Кто на совещание в 16.00, заходите, – прокричала в коридоре секретарша.
Мне было назначено на 16.00. Я, ничего не подозревая, вошел. Смотрю, человек десять в погонах стоят возле стены. Бледные и взволнованные. Я встал в этот ряд последним.
– А ты чего тут делаешь? – закричал на меня Кислый.
– Как чего, – ответил, – вызывали.
– Кто вызывал? Пошел отсюда, я тебя не вызывал.
«Вот, – думаю, – сволочь, опять наезд ни за что». Повернулся, вышел, со злости ка-ак грохнул дверью. Секретарша аж подскочила в своем кресле.
– Что случилось, Николай Юрьевич?
– Да
Она пожала плечами и посмотрела в сторону закрытой двери. Народу в приемной меньше не стало. «Совещания, видно, здесь весь день идут», – подумал я. Вышел из приемной, но буквально через пару шагов меня под руку подхватил Репа:
– Это я тебя вызывал. Зная, что ко мне ты можешь не приехать, включил тебя в список приглашенных к президенту. Так что извини.
– Зачем звал-то, – спросил я.
– Ты Лодягину уволил?
– Уволил.
– Надо вернуть.
– С какой стати?
– Не спорь, надо взять обратно.
– Ни за что.
– Если не восстановишь ее, тогда тебя уволю я.
– Да пошел ты на…, – громко, на весь коридор сказал я.
От неожиданности Репа аж открыл рот. Он что-то хотел сказать мне, но осекся, развернулся на каблуках на сто восемьдесят градусов и побежал в кабинет к Кислому. В коридоре стояли люди. Они все слышали. В одну секунду все разговоры стихли. Народ навострил уши и стал ждать развязки. Я медленно пошел по президентскому коридору на выход. Был практически уверен, что сейчас меня остановят, и придется возвращаться к Кислому на разборки. И точно.
– Николай Юрьевич, вернитесь к президенту, – окликнула меня секретарша.
Я развернулся и пошел обратно в кабинет, внутренне собираясь биться до конца. Дверь открыта. Вхожу, Кислый стоит за столом, расставив руки, подавшись всем телом вперед.
– Ты что же это, Коля? Моего первого заместителя послал на три буквы? – Репин, скромно потупив глаза, стоял чуть в стороне. – Раз ты моего первого зама послал, значит, ты и меня послал, а? – зарычал Кислый, набычившись всем телом в мою сторону.
За одного битого двух небитых дают. Я уже понял, как надо общаться с этим типом.
– Нет, Вячеслав Александрович. Вы и я – руководители, избранные народом. Вас я не могу послать. А это кто? Сегодня он зам, а завтра может быть никем. И потом, с какой стати он угрожает мне увольнением? Кто он такой? Президент Республики Марий Эл? Вячеслав Александрович, мне кажется, Репин превышает свои полномочия. Разве это правильно? – эта мысль пришла ко мне буквально за несколько секунд.
Морщины на лбу президента расправились. Мой ответ ему понравился. Он повернулся к своему заму и примирительным тоном сказал:
– Ладно, Роман, помирись с Колей. Нечего вам увольнять друг друга. Я сам знаю, когда придет ваш срок. Я ваш президент.
Репа что-то пробубнил и подошел ко мне. Из кабинета мы с ним вышли вместе.
– Ладно, ты еще запомнишь меня, – прошипел он.
А мне было все равно. Довольный собой, я шел мимо ничего не понимающих посетителей, а сзади семенил Репа, потявкивая, как собачонка, угрожая мне расправой.
Это была новая для меня победа. Впервые мне удалась тонкая чиновничья хитрость: я сыграл на самолюбии Кислого. «В принципе с ним можно работать», – думал я, весело сбегая по лестнице
Серого дома.Радовался я напрасно. В политике расслабляться нельзя. Репа не забыл моего оскорбления. Сталкиваясь с ним чуть ли не ежедневно, я постоянно ощущал его ненависть. Уколы были тихие, но чувствительные.
Местное самоуправление является самоуправлением только по названию. Фактически оно процентов на восемьдесят зависит от республиканского бюджета. О какой самостоятельности можно вести речь, когда практически все налоги изымаются в республиканскую и российскую казну? Ложь, которая несется из официальных источников, совсем запутала население. Простому человеку все равно, где проходит разграничение полномочий между местным, региональным и федеральным бюджетами. Человек видит главу администрации – он для него власть. И президент, и дворник, и мать с отцом. До остального ему дела нет. И правильно.
Только если государство что-то декларирует, оно обязано это выполнять. Не можешь сделать – не болтай. Московские же чиновники наговорят всякого, но так как дальше Садового кольца они России не знают, то с них взятки гладки, а за их обещания отвечать приходится людям на местах.
Свой первый в администрации города день приема по личным вопросам я буду помнить всю жизнь. Тамара Ивановна Сабурская, начальник общего отдела, в ужасе объявила, что в приемной собралось около двухсот человек.
– Сидеть будем до самой ночи.
– Ничего, – успокоил я ее. – Сколько на часах? Два часа. В пять часов посетителей не будет.
Она с недоверием покачала головой. А зря. Я знал, что мои предшественники боялись говорить людям правду. Они обещали, успокаивали, просили прийти через месяц, а я не собирался врать. Если я могу помочь жителю города – помогу, а если нет, то чего кормить его обещаниями? Лучше сказать правду в глаза. Люди не дураки. Они прекрасно знают возможности местного самоуправления. Меня избрали, мне доверили, значит, я не имею права обманывать людей: они обязаны знать правду. Пусть неприятную для них.
Тамара Ивановна положила передо мной одно из заявлений.
– Эта женщина приходила на прием ко всем мэрам. Страшный человек. Наглая, уверенная в себе. Такая даже если и не добьется своего, всю кровь выпьет.
– Хорошо. Скажите секретарю, чтобы она пригласила эту женщину через полчаса. Примем часть людей, а потом посмотрим на вашего монстра.
Через полчаса в кабинет вошла, вернее, влетела моложавая женщина лет пятидесяти с боевой раскраской на лице. И сразу взяла быка за рога.
– Николай Юрьевич, я на выборах голосовала за вас. Весь подъезд сагитировала. Вы наш лучший мэр! О! Сколько в администрации я порогов обила! Сколько пролила слез!
Тамара Ивановна скривила рот, а я придвинулся ближе к столу. Разговор обещал быть интересным.
Посетительница увидела в моих глазах неподдельный интерес и вдохновилась еще больше.
– Я стою в льготной очереди на получение жилья. Ваш предшественник обещал мне помочь с квартирой. Он водил меня за нос полгода и ничего не решил. Одна надежда на вас. Николай Юрьевич, я голосовала за вас, как и весь наш подъезд. Не дайте обидеть инвалида и ветерана труда. Я свою жизнь положила на производстве…