Стон земли
Шрифт:
– А как вы можете вмешаться, товарищ подполковник? – тихо ответил отец Георгий. – Есть такая старая православная истина. Когда ребенок маленький, с ним нужно говорить о Боге. А когда ребенок становится большим, нужно с Богом говорить о нем. То есть молиться за него нужно. Но молитва только тогда дойдет до Бога, когда она будет похожа на крик утопающего. Вы слышали когда-нибудь, как кричит утопающий? «Помогите!» Захлебывается и кричит. Он спасения хочет. Вот когда человек молится так же, когда он спасения себе или кому-то хочет, тогда Бог его слышит и откликается. Это все, что я могу вам посоветовать. Но вы, я слышал, и сами так решили…
– Это я жене так сказал.
– А вы помолитесь. Без злости. Но от глубины души. От боли. Как тонущий…
Ничего не ответив, подполковник показал рукой на дверь, приглашая священника войти. Пора было уже входить, потому что строй отправляющихся на боевую операцию солдат уже ждал их в просторном холле. Кого из двух прибывших солдаты ждали больше, подполковник Шумаков, кажется, понимал.
В своей роте и со своим командиром роты отец Георгий чувствовал себя как-то свободнее, хотя и мало там осталось тех, кто знал его когда-то. Здесь же, во второй роте, все были незнакомые. Даже офицеры пришли в батальон, видимо, уже после того, как рядовой Юрий Коровин демобилизовался. Но священникам часто приходится иметь дело с незнакомыми людьми. Такова их служба. И потому отец Георгий быстро справился со смущением. Тем более что он уже подменял в деревенском приходе местного иерея и имел опыт знакомства с людьми. Сейчас ситуация была та же самая. Эти солдаты, отправляющиеся на операцию, где будут не только они стрелять, но и в них тоже стрелять будут, все они являлись прихожанами отца Георгия, хотя приход обычно олицетворяется с каким-то конкретным храмом, а у них своего храма пока нет. И все же именно личность священника связывает приход с храмом. Храм может быть, а может только строиться или восстанавливаться, а службы можно вести и вне храма. Был бы приход, и был бы священник.
Знакомство со второй ротой и благословение тем, кто уходил на операцию, прошло хорошо, все остались довольны. Вроде бы остался довольным даже командир батальона, хотя на его лице явственно читалась озабоченность, но она, скорее всего, была вызвана вестями из дома.
Два взвода уехали вместе с командиром роты. Эти выезжали не на грузовиках, как бойцы первой роты, а сразу на боевых машинах пехоты и бронетранспортерах. Но отец Георгий помнил, что в годы его службы выезжать приходилось на том транспорте, который удавалось найти. Несколько раз выезжали даже на броне танков, облепив танк, как мухи медовые соты, хотя чаще всего пользовались вертолетами. Но тогда, во вторую чеченскую кампанию, отряд спецназа ГРУ базировался рядом с аэропортом Грозного, в то время разрушенного, и вертолеты федеральной авиации использовали бетонное покрытие аэродрома для стоянки.
– Поехали, батюшка, – позвал подполковник Шумаков.
Они вышли из казармы в сопровождении одного из заместителей командира взвода, дежурившего по роте, и одновременно с ними по лестнице спускались солдаты комендантского взвода.
Глянув на них, подполковник сделал знак рукой, привлекая внимание, и спросил:
– Часовня у вас в это время уже закрыта?
– Открыта, наверное, товарищ подполковник. Ее за час до отбоя закрывают, значит, еще полчаса работать будет. Знаете, где?
– Знаю. Пойдем, батюшка, заглянем.
Впрочем, «пойдем» в устах «подполковника Шумахера» в любом случае должно было означать «поехали». Так подумал отец Георгий, так и произошло. Комбат сел в машину и открыл дверцу священнику, приглашая в салон. По военному городку Шумаков ездил так же быстро, как ездил везде, и уже через минуту, заскрипев
тормозами, машина остановилась рядом с небольшим зданием из оцилиндрованного бревна. Купола над часовней не было, но крест установили на окончании гребня крыши прямо над входом. В окнах горел свет.Первым пошел отец Георгий, перед входом в часовню трижды перекрестился, как полагается, обернулся, глянул на крестящегося подполковника Шумакова и сказал:
– Бандану, товарищ подполковник, снимите.
Сам он, впрочем, свою фиолетовую скуфью не снял, поскольку у белого духовенства скуфья является предметом богослужебного облачения и только монахами и архиереями носится во внебогослужебное время.
Часовня была небольшая, всего в один притвор, хотя, впрочем, обычно большинство часовен так и строятся. Судя по всему, она была перестроена в часовню из какого-то иного помещения, может быть, даже складского, в котором вырезали окна по одной стене, оставив другие стены глухими. Посреди дальней стены висела большая икона Георгия Победоносца, справа от нее, если стоять лицом к образам, икона Николая Чудотворца, справа икона Михаила Тверского [23] . Над всеми ликами была вывешена округлая икона Спаса. На высоком деревянном, очевидно самодельном, резном аналое лежала под стеклом редко применяемая икона Архангела Михаила, сидящего на крылатом коне и поражающего ударом копья в раскрытый рот поверженного дьявола.
Свечи, иконы и книги в часовне продавал солдат, одетый поверх мундира в синий рабочий халат. Отец Георгий купил четыре свечи, чтобы поставить перед каждой иконой, молитвослов и три небольшие картонные иконки – Спаса, Богородицы и Николая Угодника. Поставив свечи, передал молитвослов и иконки подполковнику Шумакову.
– Это вам, товарищ подполковник. Купите свечи и подсвечник и помолитесь, когда вернемся. Я объясню, как и кому надо молиться.
– Можешь меня, как лицо сугубо гражданское, и по имени-отчеству называть. Если не забыл, зовут меня Сергеем Владимировичем.
– Хорошо, Сергей Владимирович.
Подполковник купил себе два десятка свечей про запас, выбрал три подсвечника, два сделанных под бронзу, один керамический, и, по примеру священника, поставил четыре свечи, по одной к каждой иконе.
– Часто у вас службы бывают? – спросил он солдата-продавца.
– Два раза в неделю молебен с акафистом. А на всенощное бдение и на литургию нас автобусом в церковь возят.
– Много народу ездит?
– Половина автобуса набирается.
– Новый комендант сам верующий?
– Да. Разве неверующий выделял бы автобус… Старый даже в увольнительную в воскресенье отпускал после одиннадцати, когда литургия завершится, не хотел, чтобы мы в храм ходили. А батюшка что, товарищ подполковник, в поселковом храме служить будет? – в свою очередь спросил солдат.
– Нет. Он к нам прибыл. В городке мотострелков ему палатку вместо храма соорудим.
– Батюшка, – обратился солдат к отцу Георгию, – а к вам на службу можно будет приходить?
– На службу всегда можно и нужно приходить, – ответил иерей.
– А то не все, бывает, на автобус успевают. Кто с дежурства, тот обычно опаздывает. До вас ближе добираться. Если постараться, можно успеть.
– Мы поговорим с местным священником, – решил отец Георгий. – Я могу службу на полчаса позже начинать, он на полчаса раньше, чтобы все желающие успевали.
Он тихим шепотом помолился перед центральной иконой, лежащей на аналое, поймал взгляд комбата и согласно кивнул – пора было ехать в первую роту.
И уже в городке мотопехоты, остановив машину у крыльца казармы, Шумаков попросил: