Стон земли

– А доказательства существования Бога? – криво усмехнулся старший лейтенант.

– Я мог бы вам много конкретных примеров привести, но их такое множество, что даже утруждать себя не стоит. Вы и сами, наверное, и сталкивались, и читали и о чудесных исцелениях, и о других чудесах. Могу только совсем свежий пример привести из собственного опыта. Я сюда ехал в купейном вагоне. Зима на носу, поезда наполовину пустые. Со мной в купе какой-то абхазский капитан оказался. Он сразу, как сел, выставил на стол две банки с пивом, а потом порошок какой-то проглотил. Я думал, лекарство. Хотя лекарства пивом обычно не запивают, но у людей всякие причуды бывают. Выпил он свое пиво, постель постелил и лег. Сначала вроде бы уснул, а потом вскакивать начал, орал, на меня таращился. Я-то понял, что он наркоман, к тому же агрессивный. Но не усмирять же его с помощью кулаков? Это все равно бесполезно. А что ему могло ночью в голову прийти, когда я усну, и предположить было трудно. И тогда я стал молиться. Мысленно, конечно, но горячо, от всего сердца. Просил Господа избавить меня от такого соседства. И вот на первой же большой станции капитан этот вскочил, торопливо оделся и на перрон выбежал. Я, каюсь, сам не надеялся на такой отклик Господа. Подумал, он за пивом побежал. Но поезд тронулся, вещи капитана остались на месте, а он не вернулся. И только на следующей станции полицейский в купе зашел за его вещами. Оказывается, капитан вышел на перрон, сделал несколько шагов, упал и сразу уснул. Хорошо хоть билет у него в кармане был, полиция по билету вещи его с поезда и сняла.

– Это какое-то совпадение, – отмахнулся старший лейтенант Красо́та. – Ты же сам, Коровин, сказал, что он наркоман. Кто знает, что с наркоманом случилось…

– Каждый волен думать так, как ему хочется, – стоял на своем отец Георгий. – Но я-то знаю, что произошло, и никаких сомнений по этому поводу не испытываю.

– А я испытываю. – Красо́та уступать не хотел. Тем более что рядом стояли солдаты и слушали разговор. При них оказаться побежденным в споре старший лейтенант не желал. – И товарищ подполковник наверняка тоже испытывает.

– А ты за меня не решай, – строго проговорил «подполковник Шумахер». – Я сам еще не знаю, в какую сторону мои сомнения направлены. Подойдет время, сам решу. Кроме того, как командир батальона, я обязан выполнить приказ – принять и во всем содействовать помощнику командира бригады по работе с верующими военнослужащими. Отец Георгий у нас теперь занимает должность помощника комбрига. Прошу всех это учесть, и тебя, старлей, тоже.

Старший лейтенант притих, поскольку как человек сугубо военный к приказам свыше всегда относился трепетно.

– А мою новую каптерку, батюшка, освящать будете? – откуда-то сбоку вынырнул каптер с ефрейторской лычкой на погоне.

– Только завтра, – пообещал иерей, – когда машина с церковным имуществом приедет…

Для нужд священника в каптерку поставили солдатскую кровать, так как свою каптер любовно перетащил в новый угол, принесли матрац, причем отыскали, что удивительно, без желтых разводов, и в дополнение ко всему, постельные принадлежности приготовили. Пока отец Георгий беседовал с офицерами, солдаты и постель ему застелили и, проявив инициативу, новый стеллаж для вещей священника к стене прибили, даже стол из ящиков соорудили. Вместо столешницы использовали четыре струганые доски. Стол был узковат, но для одного человека вполне годен. Завершила интерьер обыкновенная солдатская табуретка.

И гадость солдаты священнику никакую не подстроили, видимо, из уважения к сану. Единственно, что они себе позволили, положили под подушку гранату. Когда отец Георгий стал поправлять подушку, из-под нее выкатилась граната. Чека была сорвана, а отжимной рычаг, как только граната покатилась, выпрямился. Но отец Георгий сам служил в этой же роте, и на такие трюки не реагировал. Граната была черного цвета с белым крестом посредине и красным отжимном рычагом. То есть имела раскраску учебной, не взрывающейся гранаты. Неграмотный в военном деле человек мог бы испугаться и попытаться выскочить из комнаты, хотя, конечно, будь граната боевая, не успел бы, а грамотный только улыбнулся бы. Отец Георгий в военном деле был человеком грамотным. Гранату эту он положил на стол, чтобы тот, кто ее подложил и ждал сейчас из-за двери испуганного вопля, увидел ее и сам успокоился.

– Батюшка, на довольствие тебя поставили, – оглядывая комнату священника, сообщил капитан Столяров. Он уже, кажется, научился без стеснения произносить слово «батюшка» и вроде бы даже привыкать к этому стал. – Место тебе за офицерским столом выделим, я позову.

Но позвать на ужин капитан Столяров не успел. Никто не объяснял причину, и никто не поставил в известность священника, когда в казарме началась беготня. Он сам вышел из своей комнаты, чтобы узнать причину, о которой уже догадывался, поскольку имел опыт командировок на Северный Кавказ. Все оказалось точно так, как отец Георгий и предполагал. Два взвода уже получили оружие из оружейной «горки» и строились прямо в казарме.

Увидев вышедшего священника, капитан Столяров подошел к нему.

– Что, батюшка, полагается или не полагается солдат благословлять, когда они на боевое задание отправляются?

– Это особый момент, товарищ капитан, и рассматривать его следует, исходя из желания самих солдат и офицеров.

– Солдаты и офицеры желают.

Иерей осмотрел строй. Впечатление было такое, что все именно его ждали, желая получить благословение. Все, верующие и неверующие.

– Минутку, товарищ капитан…

Отец Георгий вернулся в свою комнату, надел епитрахиль [10] , которую взял с собой, не оставив ее с общим багажом, а поверх нее енколпий [11] , вышел в казарму. Он не знал здесь ни одного человека, кроме командира роты. Не знал, верующие они люди, воцерковленные или нет. Но они ждали слова священника, как напутствия перед ситуацией, где каждая пуля может оказаться той, что лишит тебя жизни. В такие моменты все начинают верить. И отец Георгий сказал просто:

– Несколько лет назад я был таким же, как вы, солдатом этой же самой роты. И точно так же, как вы сейчас, получал боевое задание. И точно так же, как вы, рисковал жизнью. Но я шел на задание, уверенный, что, кроме меня, мое дело никто сделать не сможет. И потому у меня никогда не было сомнения в том, что Господь Бог наш будет со мной. Пусть же Он и с вами будет в самые трудные и опасные для вас моменты. Пусть пулю от вас отведет и сохранит каждого из вас для жизни мирной. Что такое крестное знамение, вы знаете?

Строй молчал, ожидая дальнейших слов священника.

– Крестным знамением себя осеняя, вы говорите Господу, что доверяете ему свою жизнь и судьбу, и защищаете себя этим же знамением от злых сил, покушающихся на вас. Перекреститесь, даже если на вас нет сейчас нательного креста, даже если вы не крещеные. Перекреститесь вот так… – и иерей показал, как следует креститься. – Три сжатых пальца означают единство Бога Отца, Бога сына и Святаго Духа Бога. А два пальца, прижатые к ладони, олицетворяют собою сам факт сошествия на землю и вочеловечивания Сына Божьего. Господь наш был одновременно и Богом, и человеком. Не Богочеловеком, а и тем, и другим. Я же могу только одно сказать вам в напутствие: спаси и сохрани вас Господи… – Он снова перекрестился, словно молился за всех, уходящих на задание, и даже поклонился строю, крестообразно сложив руки на груди. – Благословляю вас на честное и достойное служение Родине и на помощь друг другу. Помните, что Господь всегда с вами…

Теперь отец Георгий перекрестил весь строй, но уже не так, как крестился сам, а, сложив пальцы совсем иначе, нарисовал в воздухе крест целиком [12] . И строй начал креститься. Все – и верующие, и неверующие. Только два человека, как полагается, сложили перед собой крестообразно ладони, принимая благословение. Это означало, что в строю было только двое воцерковленных солдат. Но в этот момент верить хотели все бойцы, и это явственно было написано в их глазах…

Вместо капитана Столярова за иереем Георгием пришел старший лейтенант Красо́та.

– Ужин, Коровин, – без стука приоткрыв дверь, сообщил он, общаясь со священником так, как общался с солдатами. Видимо, никак не мог перебороть своего эго и сказать «батюшка» или просто «отец Георгий».

Но сам священник не постеснялся напомнить старшему лейтенанту:

– Меня зовут отец Георгий. Не Коровин, а отец Георгий. Это общепринятое обращение.

– Пойдем, Георгий…

– Отец Георгий…

– Пойдем, пойдем, рота уже в столовой.

Отец Георгий понимал, что это не его лично старший лейтенант пытается как-то унизить, показать разницу между собой, офицером спецназа ГРУ, и бывшим солдатом, а ныне священником. Это гордость атеиста упиралась руками и ногами, не желая всерьез воспринимать никакую Веру. Окажись на месте отца Георгия другой священник, никогда в армии не служивший, Красо́те было бы так же трудно произнести слово «батюшка» или назвать священника «отцом». Точно так же бывает, когда невоцерковленные люди, даже верующие, как они сами считают, после литургии подходят сначала к иконе, потом к кресту, целуя их, не могут пересилить себя и поцеловать поручь [13] на руке священника, не понимая при этом, что целуют они не руку человека и не предмет его одежды, а Господу Богу своему отдают честь и поклонение, и молят этим о милосердии и заступничестве. Люди вообще имеют склонность часто рассматривать личность священника, как что-то конкретное, что может нравиться или не нравиться, что может вызывать или симпатию, или, наоборот, отталкивать людей от него. Но в действительности получается так, что отталкиваются люди не от священника, а сначала просто от церкви как от института, а потом и вообще от Веры. Но, если разобраться, когда человек садится в поезд, в самолет или в обычное городское такси, он не думает о личности пилота, машиниста или водителя. Ему нет до этого никакого дела. И пилот, и машинист, и водитель такси – это, по большому счету, только проводники, через которых осуществляется их поездка. Точно так же и личность священника. Священник – такой же проводник при общении человека с Богом. Правда, проводник особый, на которого самим Господом возложена благодать осуществления этой связи.