Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

— Ну а зачем тогда так рано ехать надо было?

— Знаешь, Борисыч, тут есть одно отличное местечко, на дорожку посидеть. — ответил мне умудренный опытом офицер, и я смутно начал понимать, во что и с кем вляпался.

Местечко и вправду оказалось уютным и, главное, недорогим по тогдашним временам. Судя по всему, Стрел в таких местах толк знал, да и в этом бывал неоднократно, так как парень за стойкой кивнул ему как старому знакомому. Заведение было самой простой сосисочной, но очень чистенькой, без малейших признаков пребывания деклассированных элементов и даже с салфетками на столах. В то время поголовных талонов на все, включая алкоголь, меню заведения, включающее десять блюд, и наличие водки на разлив делало честь этому кооперативному предприятию. Немаловажным его достоинством была и близость железнодорожного вокзала, до которого было максимум десять минут неторопливого шага.

Короче говоря, расположились мы там около одиннадцати утра, и я с ужасом подумал, что мой незакаленный по сравнению со Стрелом организм четыре часа пьянки не выдержит. Для начала щедрый Стрел завалил стол горячими сосисками и очень вкусными, еще шкворчащими чебуреками и попросил бутылку «Столичной». Поел я с удовольствием, да и пару рюмок под горячее опрокинул в охотку, но вот потом решил не торопить события и немного попридержать свои аппетиты.

И очень правильно сделал. Уже через полчаса мне пришлось познакомиться с еще одной особенностью поддатого Стрела. В пьяном виде он оказался несказанно, просто фантастически щедр. О том, что эти приступы внеземной доброты он потом абсолютно не помнит, я узнал несколько позднее. Когда мы прикончили все на столе, я, пока Стрел навещал гальюн, попросил счет. Получив его, понял, что кооперация — дело стоящее, но каждый день так обедать мне, увы, уже не по карману. Но вернувшийся Стрел был с этим категорически не согласен. С оскорбленным видом он отверг все мои попытки оплатить свою половину счета и, заказав еще пару шашлыков, с заговорщицким видом вытянул из портфеля увесистую шильницу. Тут я и понял окончательно, что все только начинается.

На спиртное я больше не налегал, стараясь пропускать как можно больше, но самого Стрела уже несло. Самое интересное, что внешне это было совершенно незаметно, и офицер-ветеран не выглядел пьяным, разве что много говорил и очень живо жестикулировал. После моей недолгой отлучки в места общего пользования я обнаружил за нашим столом парочку джентльменов с немного помятыми физиономиями, которые с воодушевлением поедали наши шашлыки и чокались нашими же рюмками, поощряемые улыбающимся Стрелом. Это был уже явный перебор, и я попытался прикрыть эту лавочку неслыханной офицерской щедрости, но Саша был непреклонен и, судя по всему, собирался пригласить за наш стол уже всех, сидевших в сосисочной.

На мое счастье, шильницу Стрела, которой тот манипулировал, уже совсем не таясь, заприметил бармен, подойдя к нам, он что-то прошептал Стрелу на ухо. Видимо, это была не первая их встреча, так как старый каплей, сразу же послушно закивал головой, а потом широким жестом вытащив из кармана толстую пачку купюр, быстренько расплатился. После чего мы как-то уж совсем поспешно покинули этот приют странников.

На улице Стрел в очередной раз с негодованием отверг все мои попытки отдать ему деньги, и неожиданно для меня, уже было собравшегося следовать на вокзал, предложил вкусить по тарелке соляночки в «Арктике», так, на дорожку. Отпускать его одного в таком состоянии у меня совести не хватило, и пришлось скрепя сердце идти теперь уже в ресторан гостиницы «Арктика».

Там старого каплея понесло по-крупному. К соляночке он умудрился заказать, да как-то незаметно, что я даже не успел опротестовать, бутылку коньяка, которым сразу же начал угощать каких-то двух половозрелых девиц, «умиравших» за соседним столиком над парой сиротливых чашек кофе без сахара. Потом Стрела окончательно переклинило, и он начал приглашать этих самых девиц ехать с нами в Северодвинск, и выгрузив в доказательство своих слов на стол из портфеля кучу билетов, отобрал парочку купейных и торжественно вручил их этим «великосветским» дамам. Все мои возражения в расчет не принимались, причем уже в довольно суровой форме. Я был давно уже не рад тому, что согласился ехать со Стрелом, но деваться было некуда, а теперь на меня уже легла определенная ответственность за сохранность билетов всего экипажа, которые расслабившийся старый каплей, кажется, уже считал своей личной собственностью. Но тут, к моему неописуемому облегчению, в ресторане нарисовались командир БЧ-2 Арнольдыч и командир БЧ-3 Савельич, которые, судя по всему, тоже прибыли в Мурманск своим ходом и тоже решили перекусить перед погрузкой в поезд. Арнольдыч, формально являвшийся начальником Стрела, был офицером до безобразия ответственным и, не побоюсь этого слова, суперуставным, к тому же знавшим моего «напарника» уже не один год и, надо думать, не только с хорошей стороны. Поэтому картина, представшая глазам Арнольдыча, оказала на него действие вороха красных тряпок на психически неуравновешенного быка, и он сразу ринулся к нашему столу.

— Стрельцов, мать твою! Ты что здесь расслабляешься?! Ты где должен быть?! Ты что, уже в хлам, что ли? Встать!

Потом Арнольдыч повернулся ко мне, но события последнего часа отрезвили меня настолько, что было видно невооруженным глазом, что я трезв, как монашка, поэтому голос грозного бычка стал менее строгим.

— Белов, бери этого хроника и веди его на вокзал. Наши сейчас уже подъехать должны. Я с ним потом разберусь!

Стрел, обиженно поджав губы, выложил на стол кучу денег и подчеркнуто небрежным жестом пододвинул их ко мне.

— Расплачивайся, Борисыч, и на чай не забудь оставить.

Пока я ждал сдачи, Стрел маханул полный стакан коньяка и, бросив портфель и деньги, неторопливой походкой независимого и уверенного в себе человека направился к выходу. Я судорожно распихал по карманам все деньги, которые, как я понял, были экипажной кассой, и рванул к девицам, явно собиравшимся покинуть это злачное место. Мне стоило большого труда и громкого голоса заставить их вернуть подаренные билеты, которые они, судя по всему, просто хотели сдать обратно в кассу, благо вокзал был практически в двух шагах. Потом я догнал Стрела, которого ноги понесли не на вокзал, а куда-то вбок, в сторону покинутой сосисочной, и пользуясь грубым физическим превосходством, просто повернул его в нужном направлении. Тут я познакомился с очередной особенностью Стрела, заключавшейся в том, что на определенной стадии опьянения он после словесного балагурства и всеобъемлющей жизнерадостности становился фантастически угрюмым и немногословным. В таком состоянии мы и прибыли на вокзал, почти одновременно с прибывающей на привокзальную площадь на машинах основной частью экипажа.

Оба старпома, молодцевато выскочившие из кабин, двинулись было к Стрелу, но я, предвосхитив их намерения, шагнул к ним первым, прикрывая погрузившегося в нирвану старого каплея, и, деловито раскрыв портфель, извлек оттуда билеты. Следующие минут двадцать я был занят выдачей билетов командирам боевых частей, распределением купе среди офицеров, словом, именно тем, чем должен был заниматься сам Стрел. Его на это время я совершенно потерял из вида, хотя и успел выдать своему другу Сашке Палехину билеты в одно купе на него, себя, Стрела и примкнувшего к нам турбиниста Колобкова. После раздачи проездных документов, мы с Палехиным быстренько сгоняли за моим чемоданом, где кладовщик сказал мне, что мой товарищ свой багаж уже забрал. А потом подали поезд и объявили посадку.

На мой взгляд, посадка в железнодорожный транспорт даже самой организованной и дисциплинированной воинской части все равно напоминает хаос. Личный состав штурмом берет плацкартные вагоны, стремясь занять самые удобные места, затаскивая с собой в вагоны не только вещмешки, но и коробки с сухим пайком, ящики с документацией боевых частей, пишущие машинки, да и множество других, иногда совершенно неожиданных вещей. Офицеры в это же время грузятся в купейные вагоны, разумеется, спокойнее, но тоже с определенным напрягом.

Гвардейцев с блестящими эполетами в белых лосинах, элегантно вскакивающих на подножку вагона и посылающих остающейся на перроне даме воздушный поцелуй, можно увидеть разве только в историческом фильме. Ныне все гораздо прозаичнее и грубее. Офицер — тот же человек, что и все окружающие, отличающийся от всех только наличием военной формы, и так же как и все озабоченный массой проблем финансового и бытового характера. А каково окружение, таково и поведение. Каждому хочется оказаться в купе не у туалета, обрести нижнюю полку, достойного соседа, и чтобы багаж под сиденье уместился. Вот и пыхтят офицеры, резво втаскивая в вагоны чемоданы, одновременно пытаясь и место получше отхватить и достоинство сохранить. Еще, слава богу, во время этой передислокации нашего экипажа ехало совсем немного офицеров, взявших с собой жен и детей, да и тех я смог скомпоновать в одном вагоне, наподобие некоего офицерского семейного общежития на колесах.

Стрела доставили к нам в купе за минуту до отхода уважающие его возраст и былые заслуги молодые лейтенанты из его родной БЧ-2 вместе с его чемоданом. Ветеран был в таком состоянии, когда даже мычанье получалось у него с величайшим трудом. Мы осторожно извлекли каплея из шинели и мундира, и отправили его на верхнюю койку, где он растекся по подушке и моментально перестал издавать какие-либо звуки. Я, немного замордованный прошедшим днем, тоже быстренько переоблачился в спортивный костюм и недолго думая тоже юркнул под одеяло и погрузился в сладкий сон. Но старпом как-то автоматически перевел все стрелки на меня, и теперь делегации военнослужащих от матросов до офицеров начали являться ко мне с такой периодичностью и с таким количеством вопросов организационного характера, что поспать больше получаса мне так и не удалось. А дальше начался сплошной цирк.