Сторно

Что касается конкретных планов, то мой расчет был прост: в предстоящей акции мы приковывали внимание противника к северному фронту. Поскольку река Донец не позволяла маневрировать в западном направлении, в панической неразберихе укры скорее всего предположат, что мы двинемся вдоль северной окраины Новороссии в сторону Луганска. А мы, нашумев в Лимане, вернёмся по своим следам назад, пополним ресурсы и немедленно двинем на запад, потом прокатимся по вражьим тылам в южном направлении.

В девять вечера я попросил корреспондентов отдалиться, собрал бойцов и поставил задачу. Меня слегка колотил озноб от нашей наглости, ведь сунуть голову в гадючье гнездо, чтобы укусить главную гадюку, могли либо полные отморозки, либо непуганые идиоты. Считать себя теми или иными очень не хотелось бы. Но со стороны рейд пятнадцати сорвиголов против пяти тысяч карателей наверняка представлялся именно так.

В лесу мирно щебетали птахи, и закатное солнышко проблёскивало через листву. В этот тихий летний вечер неплохо бы посидеть у костра с шашлычком и пивом, слушая гитару и болтовню друзей, но злой рок уже разбудил задремавшую историю, которая встряхнулась и привычно расставила людские судьбы на чёрно-белых клетках добра и зла. А это значит, что нам предстояло сыграть с тем самым злым роком в кровавую игру. А история нас потом рассудит.

В глубине души суть Павла Смирнова противилась будущему кровопролитию. Врождённый гуманизм отчаянно протестовал, вытаскивая из памяти разные аргументы, и о том, что человек звучит гордо, и о том, что подставь другую щёку, и о том, что заплати за зло добром. Но все эти нюни напрочь сметались осознаванием реальности смертельной угрозы всему человечеству. С другой стороны, если за зло платить добром, чем тогда заплатить за добро? Поэтому я загнал все сопливые рефлексии поглубже, понимая, что через несколько часов мне придётся убивать и калечить, отложив в сторону извечный спор совести и справедливости.

За внешним спокойствием молчаливые мужики тоже прятали волнение, украдкой бросая взгляды на часы. В который раз проверено оружие и подогнано снаряжение, а время текло всё медленнее и медленнее.

Слава богу, меня от тревожного беспокойства спасали неотложные дела. В первую очередь я поставил на зарядку аккумуляторы и проверил генераторы в разных режимах, заодно незаметно обработав «композитором» машину корреспондентов, поскольку мне категорически не нужны трупы известных людей. Теперь в своём «крузаке» они могли спокойно пережить любой обстрел.

Вместе с тем я невольно поглядывал и на ту сторону за реку, где нас поджидала неизвестность. Подозвав Марка, я попросил его, пока не стемнело, запустить дрон. Уткнувшись в дисплей монитора, мы с Ромео принялись внимательно изучать местность на этом и том берегу Донца. Как и предполагалось, шоссейный и железнодорожные мосты перекрывали усиленные блокпосты укров, и просочиться мимо них было нереально. Но в паре километров справа мы разглядели старую дамбу, через которую проходила заброшенная и заросшая бурьяном дорога. На той стороне её перекрывала хлипкая баррикада из старых покрышек и десятка чем-то набитых мешков. Назвать эту пародию блокпостом язык не поворачивался. Среди той кучки мусора виднелась единственная пулемётная точка. Чуть в отдалении возле армейской палатки дымился костёр, и бродили несколько человек. Какой-либо техники и поста скрытного наблюдения мы не засекли.

Медленно надвигались летние сумерки. Лес потемнел, как и наши лица, размалёванные боевым гримом. Не зажигая огня, мы перекусили. Я проглотил содержимое банки и не почувствовал вкуса, так и не поняв, что съел.

Возле своей машины суетились корреспонденты. Они тоже готовились и не скрывали волнения. Я изредка поглядывал на них, и, чем ближе подходило время выхода, тем сильнее меня точил червяк сомнения в правильности решения об их участии. В конце концов, обругав себя нехорошими словами и обозвав идиотической дубиной, я подошёл к ним и предложил остаться.

– Ну, уж нет, – возмутился Поддубный, – в бой под пули мы точно не полезем, не идиоты чай. Опыт имеем, будем держаться в сторонке и спрячемся. О нас не думайте.

– Вольному воля, – я хмуро усмехнулся, покосившись на их бронированную машину.

Ровно в полночь я посчитал, что хватит тянуть жилы, и дал команду на выход. Не доезжая до реки, под недоумёнными взглядами ополченцев славянского блокпоста мы свернули с шоссе направо и в полной темноте на мягких лапах тихо покатились по грунтовке вдоль реки.

Не доезжая до дамбы с версту, из БТРа выбрались снайперы и растворились в потёмках. Ромео и Сфера побежали вперёд по дороге, подбираясь поближе к цели, а Сержант и Лео устроились неподалёку на небольшом холмике. Я расположился рядом и видел, как снайпер, не спеша навинтил глушитель на ствол своей аркебузы и включил тепловизор. Наконец, после четверти часа невыносимого ожидания глухо кашлянула тяжёлая винтовка, потом ещё раз. Впереди едва слышно тоже дважды тукнула винтовка Ромео. В гарнитуре щёлкнуло, и в ухе прошелестели тихие голоса:

– Сержант стрельбу окончил.

– Здесь Ромео. Минус два. Держу объект в прицеле.

Сержант и Лео запрыгнули в БТР, машины негромко рыкнули и тронулись дальше. Недалеко от дамбы мы подобрали Ромео и Сферу.

Ругаясь сквозь зубы, напялившие приборы ночного видения водители проползли по заброшенной и полуразрушенной дамбе. С блок поста не донеслось ни звука. Вскоре всё разъяснилось. Укры свободной смены валялись в стельку пьяными и, похоже, бухали не первый день, а с немногими трезвыми разобрались снайперы.

Поистине, ничто так не портит человека, как точное попадание. У бруствера, откинувшись на мешки, лежал пулемётчик, рядом другой, на той стороне дороги ещё двое. Честно говоря, не ожидал от Сержанта такой целкости, ночью с тысячи метров точно в десятку. Ромео тоже не подкачал.

В палатках пьяных укров взяли в ножи. Чуть погодя из темноты, тихо матерясь, вынырнул Черчилль, волочащий за шиворот языка со спущенными портками и перетянутым тряпкой ртом. Судя по погонам, нам достался старший сержант, а судя по виду – ветеран. Он бешено вращал глазами и глухо мычал. Вместе с Черчиллем мы по-быстрому допросили пленного у забрызганной кровью палатки. Впечатлённый видом побоища и нашими зверскими рожами взрослый мужик не стал ломаться и выложил всё, что знал, после чего картина более-менее прояснилась.

Перед нами в районе Красного Лимана сосредоточились три тактические группы. Многочисленную, но неопытную пехоту из призывников командование разбавило головорезами из карательных батальонов «Азов» и «Айдар», а также иностранными наёмниками. Но главной нашей трофейной дичью должны были стать тридцать шесть стволов гаубичной артиллерии, дивизион реактивных установок, две батареи тяжёлых миномётов и полевой склад боеприпасов ко всем этим стволам.

Вражеские группы расположились одна за другой вблизи главного шоссе. Ближайшее скопление техники находилось примерно в 2 километрах на прилегающем к дороге справа протяжённом пустыре рядом с заброшенным пионерским лагерем. Там сосредоточилась ствольная и реактивная артиллерия: гаубицы, миномёты и «Грады», предназначенные для штурма Славянска.

Другая группа разместилась полутора километрами дальше по другую сторону шоссе вблизи железнодорожного переезда. Там на большой лесной прогалине находились склады боеприпасов и топлива на всю краснолиманскую группировку. Там же разместились автобат, мехбригада с тремя десятками броневиков и танковая рота. Дальше по шоссе на окраине Красного Лимана расположился штаб и управление всей группировкой, обе сводные бригады карателей, отдельный батальон иностранных наёмников, десяток броневиков, тентованные грузовики для перевозки пехоты, автобусы и иной транспорт.