Сторно
Шрифт:
Я спрыгнул с телеги, поправил камуфляж и развёл руки в стороны, показывая, что всё в порядке:
– Во время прохождения через излучение вы на миг увидите очень красивые картинки, не пугайтесь и двигайтесь дальше. Всем всё понятно? Хорошо. А теперь, боец Сидорчук, приказываю выстрелить в меня три раза.
– Т-товарищ командир, – парень буквально посинел от страха и выпучил от неожиданности глаза, – я не могу. Как это, выстрелить? Эт-то нельзя! – он не смог совладать с трясущимися руками.
– Не бойся, Федя, я же не боюсь.
– Дай-ка винтарь, аника-воин, – Седых легонько вырвал
– По порядку: живот, грудь, голова.
Седых побледнел, но винтовку поднял. Я отошёл на десять шагов и кивнул головой.
Толчок в живот ощутился слегка, в грудь толкнуло чуть посильнее, а голова при попадании слегка качнулась назад, и в уши отдался звук рикошета. Я осмотрел себя, повернулся, показываясь бойцам со всех сторон, и только потом вгляделся в их лица. Вся рота замерла в разных позах и в гробовой тишине, кажется, был слышен стук сотни сердец.
– Подойдите, посмотрите и пощупайте, но предупреждаю, боюсь щекотки. Кстати, теперь мой камуфляж никогда не будет рваться, изнашиваться и гореть, также не будет сносу оружию и всем предметам на мне.
Раздался общий выдох, и толпа поглотила меня, чтобы всего осмотреть и ощупать. Я терпеливо сносил тотальный осмотр, поскольку хотел, чтобы все бойцы до конца осознали всю важность произошедшего.
– Ловкий трюк.
– Смотри-ка, мягкий, а пули не берут.
– И на вид целый.
– И форменка цела, ни дырочки.
– Как пули усвистели, я аж струхнул.
– Думал, амбец командиру, ан, нет.
– Ха! Этак и воевать не страшно.
Я подождал, пока не наговорятся, затем достал зажигалку:
– Смотрите сюда, – и поднёс огонь сначала к рукаву, а потом к открытой ладони. Никаких ощущений, только лёгкое тепло. Этот фокус стал последней каплей, и первыми решились… танкисты. Протиснувшись вперёд, они подтолкнули ко мне мехвода Сорокина:
– Командир, прости, ежели что. Вчера я маленько погорячился. Забудь. Можешь на нас рассчитывать. Мы готовы. Если бы ты знал, сколько хороших ребят сгорело в танках не за понюшку табаку.
– Знаю я, Ваня, знаю. Потому и собрал вас всех здесь. Сейчас бронирую ваш экипаж, а танк обработаю завтра.
Подходя к генератору, все мужики явно побаивались, но потом радовались и забавлялись, как дети. Раз за разом каждый пытался порезать себе кожу ножом и палить руки зажигалками. Так или иначе, к восьми вечера все бойцы со всем снаряжением прошли обработку.
Хорошо понимая, что никакие дела бойцам сегодня в голову не пойдут, распустил всех отдыхать и доводить форму, оружие и снаряжение до ума, а водителям и пушкарям велел докрасить технику, да так, чтобы аккуратно было, чтобы не дать повода начальству сказать, что всё изгваздали и перепачкали.
На следующее утро я отправил Сашку, Семёна Ивановича и четырёх бойцов на машине Мироновича на склад добрать кое-что и пригнать четыре новых грузовика, а сам занялся подготовкой к обработке оружия и техники. Пока взводы занимались с Сажиным и Седых, мы с танкистами загнали танк под генератор. Сказать по правде, я немного опасался за результат. Уж слишком большим был объект. Поэтому я вдвое поднял напряжение в контуре соленоидов и катушек.
На этот раз
зевак и шума было меньше, поэтому при облучении танковой брони явно слышалось лёгкое потрескивание. С танком я провозился полчаса, поскольку для надёжности его ставили и лбом, и бортами. Танкисты и я волновались напрасно. Погоняв по ближайшему лугу, мехвод Сорокин вылез из люка и с важным видом обожравшегося сметаной кота заявил, что машина стала послушнее, мотор приёмистей и работает намного тише.Закончив к полудню облучение грузовиков, пушек, зениток и пулемётов, я начал было составлять отчёт генералу Петрову, как вдруг во двор вкатилась его чёрная эмка, за которой тащились загруженный Опель Мироновича и четыре новых трофейных грузовика.
Вид выбравшегося из машины генерала был мрачнее тучи и ничего хорошего не предвещал. Он хмурился, озирался по сторонам и что-то ворчал под нос.
– Смирно!! – наконец заорал дневальный, и всё движение замерло. Я подбежал к начальству с докладом:
– Товарищ генерал-майор…
Но он раздражённо махнул рукой и процедил сквозь зубы:
– Я-то генерал-майор, а ты, как минимум, наверно, маршал! Ты чего творишь, Василий Захарович?! Ты что, решил весь склад разграбить?! На тебя уже пять докладных поступило, и в особый отдел две!! Ты что тут затеял, твою мать! Меня вчера в штабе армии уже по этому поводу полоскали! Не думаешь ли ты, что бога за бороду поймал?!
Я с трудом подавил гнев и выдержал пронзительный угрожающий взгляд.
– Товарищ генерал-майор, рота специального назначения всего третий день находится на формировании, и уже почти готова к выполнению любого задания командования. А, если для вас мнение некомпетентных людей важнее дела, то я готов, хоть сейчас, сложить полномочия и отправиться на передовую в любом качестве. Ничего личного и лишнего я не затребовал, и по каждой позиции готов отчитаться. Разрешите сдать дела?
– Не разрешаю. Сам заварил, сам и расхлёбывай. Если бы ты, Василий Захарович знал, что мне пришлось выслушать. Впрочем, об этом потом. Показывай, что успели сделать.
Я отдал честь, повернулся и заорал:
– Рота, тревога!! Строиться с полной выкладкой и оружием!
Буквально через три минуты во дворе повзводно замерли шеренги. С одинаковым оружием, в одинаковой форме и с одинаковым снаряжением мои орлы смотрелись более чем грозно и красиво.
– Рота! Смирно! Равнение на середину! Товарищ генерал-майор по вашему приказанию отдельная рота специального назначения построена. Командир роты старшина Батов.
Генерал с нескрываемым изумлением и удовольствием смотрел на ровные шеренги, и я буквально чувствовал, как он сравнивает нас с кем-то.
– Вольно.
– Рота! Вольно!
– Не скрою, удивили вы меня. А это что же за такая форма одежды?
– Маскировочные костюмы разведчиков со склада. Кстати, капитан Чесноков был очень рад, что их у него забрали. До сих пор никому были не нужны.
– Почему не в пилотках?
– Так удобнее в бою, косынка не падает и пот в глаза не попадает.
– А, каски как носить будут?
– Нам теперь не нужны каски.
– Тоесть, как это «не нужны». На смерть людей пошлёшь? – он процедил сквозь зубы и сердито прищурился.