Сторож сестре моей. Книга 2

— Звучит, как сказка из «Тысячи и одной ночи», шоу-бизнес и нечто в этом духе, — лаконично заметил Кик.

— Косметический бизнес — это шоу-бизнес, долженбыть развлечением, весельем, а не вечно дезинфицирующей, модной и питательной дрянью. Эдди говорит…

— Кто такой Эдди?

Фиона состроила рожицу брату.

— Мой друг. Человек, который знает, что делается вокруг. — Она с вызовом уставилась на него. — Пора нам действовать заодно, брат, и действовать, как подобает настоящим Тауэрсам. Пора нам показать, кто есть кто в «Луизе Тауэрс». Конечно, тыдолжен принимать решения. Давай устроим дворцовый переворот и займем трон.

Хотя Фиона шутила, Кик узнал этот блеск в ее глазах. Он не предвещал ничего хорошего.

«Дорогая тетя Луиза,

на днях мне очень повезло. Я стояла в очереди с моей лучшей подругой Радкой Модровой за билетами в «Циркораму», кинотеатр на арене в парке Юлиуса Фучика, когда к нам подошла дама из «Обука», государственного консорциума модной одежды. Она пригласила нас на просмотр в Дом моды, и я счастлива сообщить тебе, что меня взяли работать манекенщицей. (Увы, они решили, что Радка слишком маленького роста.)

Бабушка рада, а папа нет. Я посылаю тебе фотографию, которая немного темная, и, глядя на нее, кажется, что у меня волосы темные, а не рыжие, как на самом деле, потому что вспышка не работала, но ты можешь увидеть, как я выгляжу на подиуме…»

Кристина услышала скрип ступеней и быстро спрятала письмо под матрац. Папа шпионил за ней в эти дни больше, чем когда-либо. Уже достаточно плохо жить, зная, что и стены имеют уши, но теперь даже в кругу своей семьи она не могла побыть наедине с собой.

Она открыла дверь, но за ней никого не было. Снизу доносились два знакомых голоса, ссорившихся между собой, и кашель: это ее бабушка, хромая по кухне, жаловалась, что вечно приходится кормить троих, когда еды на одного едва хватает, а ее отец огрызался и кашлял, наполняя кухню клубами дыма от сигареты без фильтра, которую он всегда держал в уголке рта или в руке.

Как она ненавидела свое унылое существование здесь, и одновременно как жалко ей было двоих людей, которые, она знала, любили ее больше жизни. В течение почти девятнадцати лет из ее двадцати одного она слышала, что мать бросила ее, соблазнившись роскошной жизнью. Ей говорили, и она верила, что ее мать предала даже собственную сестру, Луизу Тауэрс, женщину, которая помогла матери бежать, открыв ей двери в свободный мир.

Конечно, она презирала свою мать, в точности как бабушка и папа, и не желала иметь с ней ничего общего; но в то же время она уже давно решила, что ничего бы, возможно, не случилось с Наташей Малер, если бы ее мать не была хорошенькой, судя по немногим фотографиям, очень хорошенькой.

Именно поэтому, и еще потому, что время от времени ей удавалось достать журналы о кино, Кристина поняла, что очаровательное лицо и еще более очаровательная фигура — билет из безвестности, нищеты и даже из Чехословакии.

Да и в сумрачной Праге хорошенькой женщине жилось намного вольготнее, чем женщине с заурядной внешностью. Кристина знала, что если бы принимала хотя бы половину полученных приглашений, на столе было бы больше хлеба, больше перекиси в убогой, жалкой комнатушке, выдававшейся за парикмахерский салон, и даже больше сигарет для инвалида-отца.

Но, по словам ее бабушки, она была точно такой же «разборчивой», как в свое время знаменитая тетя Луиза, тогда звавшаяся Людмилой. С детства Кристина любила слушать истории, как тетя Людмила отвергала графов и послов и даже пару принцев, пока не полюбила красивого генерала, освободившего Прагу от немцев, генерала, оказавшегося одним из самых богатых людей в Америке!

После возвращения отца из Брно Кристина на горьком опыте убедилась, что неразумно попадаться ему на глаза, когда она выглядит «как уличная девка» — так он выражался, когда она красила губы помадой. Это значило «напрашиваться на неприятности», как он часто повторял. И без пояснений бабушки она понимала, что это значило: «Не волнуй отца; он достаточно пережил. Чтобы у него даже мысли не возникало, что ты готова последовать по стопам матери». Если бы у нее был хоть малейший шанс! Но Кристина сознавала, что такого не имелось. В настоящее время никто, даже ее герой Вацлав Гавел, не давали оптимистических прогнозов на будущее или хотя бы обещаний повысить уровень жизни из-за проклятых русских.

Так что она станет манекенщицей в «Обуке» и попытается распорядиться своей жизнью как можно лучше. Ее мать когда-то хотела быть балериной, и пыльные куклы-балерины до сих пор сидели на полке в спальне, некогда принадлежавшей матери, а теперь ей. Кристина поклялась себе, что вместо того, чтобы мечтать, она будет работать и станет ведущей моделью страны. Она посмотрелась в зеркало, представив, что стоит на подиуме в костюме, сшитом из грубой ткани, от которой у нее саднило кожу. Преподаватель из «Обука» сказал ей, что ей необходимо работать над осанкой, и когда отец будет уходить, она намеревалась носить на голове книги вверх и вниз по лестнице, пока держать спину прямо не станет второй натурой.

— Кристина-а-а-а, — раздался крик бабушке, желавшей таким образом сообщить, что водянистый картофельный суп на столе.

Теперь, когда она собирается стать моделью, едва ли имеет значение, что еды часто не хватает. Кристина знала: топ-модели почти ничего не едят.

Сбегая вниз по ступеням, она пообещала себе закончить письмо к тете Луизе попозже вечером. Она напишет ей то, о чем часто писала и раньше: она уверена, несмотря ни на что ей повезло больше, чем многим ее друзьям, так как у нее есть замечательно добрая, любящая тетя, которой она может поверять свои секреты, которая выполняла любое желание, если это было возможно, и которая уже очень давно заняла место ее матери, бросившей свою дочь.

— Ты видел это… это… и это! — Виктор с перекошенным от ярости лицом швырнул на стол Яна кучу газетных вырезок.

— Конечно, я их видел, или похожие на них, — ответил Ян со спокойствием, какого вовсе не чувствовал.

Виктор прошагал из одного угла большого кабинета Яна в другой, а потом уселся, скрючившись, на длинную кушетку у окна, из которого открывался живописный вид на Ист-Ривер, сверкавший в лучах летнего солнца.

— Катастрофические побочные эффекты… Отеки, шелушение, стойкое покраснение… Женщина, кожа которой пострадала от препарата АК-3 компании «К.Эвери», обращается с иском в суд…

Поскольку Ян не ответил, Виктор вскочил на ноги и опять принялся копаться в газетных вырезках.

— Послушай, что пишет «Нью-Йорк Таймс». «Игра с огнем»! — Истерически прочел он вслух. — Как тебе заголовок? Что скажут об этом наши швейцарские повелители, а?

Ян не отвечал, и его брат продолжал читать вслух.

— «Представитель Комиссии по контролю за качеством продуктов питания и медикаментов объявил сегодня, что безответственные сообщения печати и телевидения о том, что АК-3 устраняет морщины, повлекли за собой всеобщее увлечение этим препаратом, сравнимое лишь с национальным помешательством, так как повсеместно толпы женщин обращаются за рецептом к любому, кто имеет медицинскую степень, и пользуются лекарством, не соблюдая необходимых мер предосторожности, в результате чего возникают самые серьезные осложнения. До сих пор не получено никаких комментариев от производителей препарата, компании «К.Эвери», цена акций которой возросла более чем в три раза с момента начала шумихи в средствах массовой информации вокруг АК-3».

Виктор взвыл:

— Эти жуткие публикации на годы задержат получение правительственного патента. — Он снова возбужденно забегал вдоль стола Яна. — За всем этим стоит Луиза Тауэрс; в каждой строчке я чую ее коварство. Это один из ее типичных грязных трюков. Она-то уж знает, как пустить их в ход.

— Ты сошел с ума. Нет никаких доказательств, что это каким-то образом связано с Луизой Тауэрс. Ситуация осложнялась постепенно, начиная с прошлого года, после публикации статьи в «Медикал джорнал», где подтверждались положительные результаты использования АК-3 для косметического ухода за кожей лица. Я полностью виноват в том, что не понял, к чему может привести подобное сообщение, что его легко могут истолковать так, будто уже изобретен омолаживающий крем. Мне следовало бы не забывать, что женщины пойдут на все, чтобы заполучить средство, устраняющее морщины.