Сторожевой волк

– Какое еще предложение?

– Денежное.

– Почему ты ко мне обратился?

– Ты молчать будешь как рыба. – Тенор выбрался из машины, взял с приборной панели планшетник, провел пальцем по экрану. – Все готово. Давай к тебе в машину. Интересное хоумвидео посмотришь. Увлекательное зрелище. С сердцем у тебя все в порядке? Не хотелось бы, чтобы ты коньки отбросил.

– Что там у тебя?

– Сам посмотришь. Забирайся на заднее сиденье.

Мужчины устроились на заднем сиденье «БМВ». Руки у холеного подрагивали, а в голове крутилась и крутилась фраза «иногда они возвращаются».

– Наушники надень. Никого лишнего рядом нет, но тебе самому не захочется, чтобы запись звучала громко.

Холеный мужчина послушно вставил фишки миниатюрных наушников. Тенор клюнул планшетник ногтем, на мониторе пошла запись. Пока шел просмотр, кавказец глядел в окно.

– Ну, ты и подлец, – прошипел холеный, вытащив наушники.

– Это ты подлец, – мягко усмехнулся тенор, – но нам подлец и нужен.

– Кому – нам?

– Сейчас ты все узнаешь. И учти, это не предложение, от которого можно отказаться. Это ультиматум. Иначе запись с планшетника окажется там, где ты бы не хотел. Я ясно излагаю?

– Яснее некуда. Один не мог приехать?

– Одному стремно. Ты же нервный, вдруг душить бы бросился. В твоем положении всего ожидать можно. Ну, так вот, слушай.

Тенор склонился к уху холеного и зашептал. Жилец элитного дома беззвучно шевелил губами, словно повторял услышанное.

– …вот такие пироги с котятами, – легкомысленно подытожил тенор.

– А если я откажусь? – без особой надежды произнес холеный мужчина.

– Не откажешься. Деваться тебе некуда. Так что и не дергайся. – Тенор взял планшетник, зажал в кулаке наушники и, не прощаясь, выбрался из «БМВ».

Джип тихо заурчал мотором и неторопливо покатил к выезду с паркинга. Холеный проводил машину взглядом и замотал головой, словно пытался убедить себя, что произошедшее с ним – видение, от которого можно избавиться, и шепча: «Черт! Черт! Черт!»

Зачирикал мобильник, лежавший на приборной панели. Он вздрогнул, потянулся за ним, с опаской посмотрел на экран и проговорил, стараясь, чтобы голос не срывался:

– Да, слушаю.

– Где ты? – раздался в динамике приятный женский голос.

– На светофоре стою.

– Не забыл, мы сегодня вечером в гости идем?

– Не получится у меня.

– Но мы же договорились.

– Человек предполагает, а Бог располагает, – вздохнул мужчина. – Дела у меня срочные появились. Надо разгребать. Поздно сегодня вернусь. Ты уж без меня иди.

– Вот так у тебя всегда. Раньше ты другим был.

– Все мы раньше другими были. Извини, светофор переключился, трогаться надо. Конец связи.

Он отключил мобильник и бросил его на сиденье рядом с собой, зажмурился, вновь потряс головой, затем резко вскинул ее и посмотрел на свое отражение в зеркальце заднего вида. Встретившись глазами с собственным взглядом, подумал, что смотрит на чужого, почти незнакомого ему человека. И этот человек запуган, нерешителен.

– У меня нет другого выхода, – проговорил он. – Понимаешь? Нет выхода.

И тут ему показалось, что он услышал ответ:

«Выход всегда есть».

Холеный видел в узком зеркальце лишь часть своего лица.

«Я спокоен, спокоен», – принялся он уговаривать самого себя.

Глава 5

Князева вытащили из его железной тюрьмы ранним утром. Руки, ноги закоченели так, что даже после того, как с него сняли веревки, Богдан не мог стоять.

– Поумнел за ночь? – спросил Сулейман.

Бывший прапорщик хотел послать его куда подальше, но из простуженного горла вырвался лишь нечленораздельный хрип.

– Не слышу, но вижу, что поумнел, – удовлетворенно проговорил Сулейман.

Кровь понемногу растекалась по телу. Наконец Богдан сумел сесть и осмотреться. Он находился на огороженном высоким забором участке, посреди которого торчал вкопанный в землю столб с крюком на высоте чуть выше человеческого роста. Снег большими хлопьями сыпал с хмурого неба. Под самым забором топтались бесправные грузчики-гастарбайтеры и пяток бомжей – переборщиков гнилья. Перед ними прохаживались те самые вчерашние охранники, которым Богдан неплохо ввалил.

– Смотри, не сдох, – хохотнул любитель пострелять из травматика.

– Живучий, – подтвердил его товарищ.

– Уроды, – прохрипел Князев.

– Ты на себя посмотри, – прозвучало в ответ.

Богдан все еще был слаб, его покачивало, кружилась голова. Он нагнулся, зачерпнул пригоршней снег и растер им лицо. После чего ему показалось, что дневной свет стал ярче.

– Время не ждет, – напомнил Сулейман. – Начинайте.

Охранники схватили Князева, подтащили к столбу, сорвали с него телогрейку, стащили свитер, содрали рубашку и высоко, к самому крюку, привязали руки. Сулейман потрогал разбитую губу, по-верблюжьи выпятив ее, и с отвращением произнес:

– Вот, ты и за них заступался, – показал он на гастарбайтеров и бомжей. – Смелый очень. Правды искал. И нашел свою правду. Она, знаешь, в чем?

– Знаю, – прохрипел Князев.

– Не знаешь ты еще. Правда в том, что ее нет на этом свете.

Богдан еще не понимал, к чему клонит Сулейман.

– Пошел ты! – проговорил он непослушным языком и, собравшись с силами, плюнул в сторону надсмотрщика, но плевок не долетел, упал в снег.

– Сейчас ты поймешь, что твоей справедливости, твоей правды нет и не бывает, – ухмыльнулся Сулейман и махнул рукой охранникам.

Неулыбчивый громила шагнул к грузчикам, сбросил с плеча сложенную в две стопки толстую разлохмаченную веревку, вложил ее в руки пожилого кавказца.

– Будешь жалеть, самого к столбу привяжем, – пообещал он.

– Я не буду его бить, – неуверенно проговорил грузчик.

– Будешь. Я так сказал, – подтолкнул его в спину охранник.

Пожилой кавказец нерешительно шагнул к Князеву и прошептал:

– Извини. Но я должен. Иначе…

– Что ты там шепчешь? – гаркнул охранник. – Бей!

Грузчик несильно взмахнул рукой, веревка опустилась на голую спину Богдана.

– Сильней! – прозвучал приказ Сулеймана.

– Бей, я все понимаю, – одними губами проговорил Богдан.

На этот раз веревка опустилась сильнее. Князев почувствовал, как саднит содранная со спины кожа. Охранники подгоняли грузчиков, каждый должен был принять участие в экзекуции. Свистела веревка, крупными хлопьями капала на снег кровь. Через какое-то время Богдан уже не ощущал боли. Ему стало все равно, что с ним произойдет дальше. Гастарбайтеры уже прошли по второму кругу.