Стоунхендж

— О чем кричит этот человек?

Внизу по улице ехали двое. Оба в дорогих одеждах, на баских конях, чванливые, с красными мордами. Один отдыхал, переводил дыхание, второй кричал, надсаживаясь и выгибая грудь, как петух:

— Жители и гости славного града Гороховца! Достославный князь Доброслав кличет вас к себе на пир. Приходите знатные и незнатные, богатые и бедные, сильные и слабые! Никто не будет забыт, никто не обижен...

Они свернули за угол, голоса затихли. Потом слышно было, как закричал второй, слова призыва были те же.

— Имеющий ухи да слышит, — буркнул Олег.

— Гм... У нас король созывает на пир только самых знатных из наиболее благородных.

Яра лицемерно вздохнула.

— Правильно... Когда самим есть нечего, чего всяких звать?

Томас вспыхнул, рука дернулась к мечу. Мгновение глазами пожирал женщину, резко повернулся к Олегу.

— Ты думаешь, надо пойти?

— А как ты думаешь?

— Мы на землях твоей Руси, ты лучше знаешь порядки.

— Да? А я уж думал, что воин Христа везде все знает и обо всем берется судить и рубить с плеча. Что ж, на дармовщину и уксус сладкий. Пойдем, попируем. Ежели взашей не попрут.

Глава 5

Пиры, объяснял Олег английскому рыцарю, длятся по неделе, а то и дольше. На них съезжаются бояре, посадники и старейшины, как свои, так и из других городов. И, конечно же, сходятся свои старшие дружинники и знатные люди. Знатные — значит прославившиеся чем-то хорошим, а вовсе не по знатности предков. Для князя важнее иметь под рукой умного изгоя, которому можно довериться, чем дурака боярина, который талдычит о знатности рода да норовит занять место поближе к престолу.

Каждый двор был обязан поставлять на княжеский пир поросенка или окорок, хмельной мед, битую птицу.

Томас спросил озадаченно:

— А какой сегодня день?

— Пятница.

— Не может быть, — не поверил Томас. — Это я думаю, что пятница, но я считаю по-человечески, а по-росски должно быть все иначе.

— Почему?

— А по средам и пятницам нельзя есть скоромное.

— Что-что?

— Мясное, — объяснил Томас громко, как глухому. — Церковь запрещает!

— Почему?

Томас отмахнулся с досадой.

— Я откуда знаю? Запрещает и запрещает. Им наверху виднее.

Олег печально покачал головой.

— Приходит пора торжествующего невежества!.. Неужто люди так устали карабкаться наверх? Даже не задают вопросов. Мол, бог лучше знает, что кобыле делать... нет, эта вера не всем понравится. Многие все-таки хотят знать!.. А ты все посты соблюдаешь?

Томас ответил твердо:

— Все!.. В замке есть священник, он следит за всеми обрядами. А с кухни он и не вылезает. У церковного алтаря бывает реже, чем у котлов с супом.

Яра посмотрела на рыцаря с жалостью. Он шел бледный и суровый, со взором, устремленным вдаль, словно бы видел там Царствие Божие.

— А как же ты сегодня ел дикого гуся? — вдруг вспомнила она.

Томас небрежно отмахнулся.

— Так это ж в квесте!

— А в квесте ты другой веры?

— Наш Господь не последний дурак, — ответил Томас с достоинством, — тоже понимает, что квест — не церковь, не все можно блюсти в дальнем и трудном странствии!

Олег покачал головой.

— Лучше бы не понимал. Тогда бы его вера рухнула скорее. Так идем мы на пир к князю аль нет?

Томас удивился:

— Но мы ж в квесте?.. А последние три года в непрерывном.

— Человек всю жизнь в квесте, — согласился Олег. — Вся наша жизнь — квест. Яра, поворачиваем к двору князя!

Все князья на Руси, как понял Томас с пристрастием, закатывают языческие пиры, даже если те приходятся на церковные праздники. Мерзкое и поганое действо, хотя, впрочем, на пирах и в благословенной Британии решались государственные дела, так как именно там собирались все знатные люди. Что делать, люди таковы! На совет не всякого затащишь, а на пьянку... А раз пиры длятся по несколько дней, то можно обсуждать без спешки, советоваться, спорить, обдумывать, перебирать варианты, а главное — за кубком вина, когда за столом все равны, высказывать князю самое неприятное, самое болезненное, что не скажешь на трезвую голову и когда надменный правитель сидит с короной на голове на троне.

Огромный дворец напоминал полдюжины просторных теремов, неумело соединенных в одно целое. Сотни огромных комнат с разновысокими потолками бестолково соединялись в бесконечные анфилады, изогнутые и запутанные. Снаружи к ним подсоединялись темные комнаты, кладовки, пристройки непонятного назначения.

Во внутренний двор спускались беспорядочно лестницы. С деревянными полусгнившими ступенями, шаткими перилами. На перилах сушилось белье. Во дворе сильно пахло кислой овчиной, худые псы с поджатыми животами дрались за кости, бегали за рабочими кухонь, когда те выносили ведра с помоями.

Внизу на кузнях постоянно кипели котлы. Еду варили для слуг и собак, тех и других было не счесть, вряд ли сам управляющий помнил всех. Запах помоев смешивался с запахом горящих свечей, те расточительно горели во всех комнатах.

Работа кипела во всех дворах замка. В ворота заезжали грубо сколоченные подводы с битыми оленями, лосями, козами, кабанами. Везли горы птицы, как дикой, так и домашней. Сладко пахло дымом, из коптилен доносился запахи мяса — заготавливали на вишневых ветках, сливовых, грушевых.

Подвалы были забиты солониной, мешками с мукой и зерном, солью. Постоянно сквозь ветхую крышу кузни поднимался дым и проскакивали искры: оружие нужно не только чинить, но и ковать новое. Для себя, своих людей, союзников, а что останется — для продажи. На оружии можно заработать больше, чем на продаже мяса и хлеба.

Томас дивился, где же пир, калика молча провел через эти дворы, которые назвал задними, на другую сторону терема.

Столы и скамьи были выставлены во двор, за ворота на улицу и даже на близлежащую площадь. Томас хотел было пристроиться за одним столом, где кувшины с вином были редкой работы, будто подняли со дна моря затопленный торговый корабль Александра Македонского, но калика толкнул в бок.

— Воровать, так золотую гору, а... гм... Словом, проходи дальше, там дешевле.

— Зачем мне дешевле? — буркнул Томас подозрительно.

— Ну дороже.

Если на улице пировал и веселился народ простой, то во дворе столы были уставлены куда богаче, но и пировал там народ степенный, осанистый, одетый богаче.

А перед самым входом в терем на невысоком помосте, сбитом для пира, стояли три длинных стола. За ним пировали грузные бородатые мужчины, некоторые в кольчугах. Томас заметил на поясах широкие ножи как для разделки рыбы.