Стоять, бояться, раздеваться!
Шрифт:
– Куда?! – огромная загребущая лапа легла на предплечье и потянула назад.
По телу будто двести двадцать вдарило. Пальцы на ногах поджались, а глаза стали вдруг такими влажными, словно реветь удумала. Без повода. Как последняя истеричка.
– Еду. Выбрасывать. И переодеваться, – прохрипела не оборачиваясь. – Закончен бал, погасли свечи... – Как обычно некстати, вспомнились классики.
– ...Дворецкий подал экипаж, – ни с того ни с сего вместо очередной порции рева продолжил стихотворение Руслан.
– Ты... ты... – Вот ничего ж особенного
– А по-моему, ты и без пения в нужной кондиции.
Гад заставил посмотреть себе в глаза и нахмурился. Скотина непредсказуемая! Солдафон бракованный.
– Да пошёл ты!
Пока и на самом деле не заревела, Вероника попыталась вырваться. Дернула руку. Ударила по лапе, которая ее удерживала. Ругнулась как взрослая. Без мата, но от души.
Однако проще было стену плечом вынести.
– Ты что, расстроилась?
На него будто снизошло. Даже желваки на скулах исчезли и взгляд просветлел.
– Нет. Отлично мне. В тонусе и под защитой.
– Ты из-за мудака этого? Понравился, что ли?
Хватка на руке стала более бережной, но не менее железной.
– Как жить без него теперь, не знаю! Любовь с первого сугроба, – Веронику несло. – Осталось только понять, какого черта я тебя ждала. Зачем есть готовила. Для чего попросила дорожки и подъезд к гаражу расчистить.
– За блинчики. А еще потому, что я трахаю тебя хорошо.
Бешеное животное, которое размахивало в гостиной пистолетом, а после разделось до трусов, словно куда-то исчезло. Больше никто не орал и не придумывал никаких дурацких обвинений. Наоборот, Веронику ласково тянули к мужской груди и успокаивающе гладили по спине.
– Ты слишком высокого мнения о своих... блинчиках.
Шмыгнув носом, она позволила-таки себя стиснуть.
– Но в остальном без претензий?
Попу сквозь платье ожег шлепок.
– Ты ненормальный, ревнивый, грубый неандерталец!
– И тебе очень нравится, как этот неандерталец в твоей норке по самое не балуйся.
На место шлепка легла широкая ладонь и принялась нежно массировать.
– А ещё самовлюбленный и эгоистичный, – без прежнего энтузиазма продолжила Вероника.
– Да, ты кайфуешь, когда я сверху. Кончаешь так, что у меня уши от крика закладывает.
– С этим тебе не ко мне, а к доктору. К лору! – голос совсем сел.
– А может, клин клином?
Мокрое мужское колено заставило Веронику раздвинуть ноги, а нахальная правая рука с попы пробралась под платье к резинке трусов.
– Ну... нет!
Почему сказала «нет», Вероника не смогла бы ответить даже под присягой на суде.
Вырвалось.
Накипело.
Напросился.
К счастью, объяснять Руслану, что «нет» – это гордое женское «да», не пришлось.
Будто у нее над головой сразу несколько белых флагов развесили, этот гризли уже привычно подхватил Веронику под попу, заткнул рот поцелуем и внёс в
душевую кабину. Как в пещеру!То, что на ней платье, чулки и белье, его будто не волновало.
То, что девушка упирается и пытается что-то мычать, распаляло лишь сильнее.
А такая штука, как защита, снова оказалась забыта напрочь.
Руки были на груди, на попе, на талии. Тискали, гладили, сминали.
Губы скользили по щекам и шее. Язык лизал кожу в самых чувствительных местечках, словно сладкий леденец.
Только когда из лейки полилась тёплая вода, Бадоев дал своей жертве несколько секунд передышки.
– Или ты снимаешь все эти тряпки, или я порву их к чертям.
Судя по напряженному лицу, Руслан уже почти потерял контроль над собой. Чудо, что такую длинную фразу смог произнести.
– Рви!
Вероника даже не глянула на платье. Дура-память подсказала какую-то неприлично большую сумму и название бутика. Но сейчас ей просто необходимо было что-нибудь разорвать или разбить. Если не одну чугунную голову, то хотя бы платье.
– Умница. Потом другое куплю.
Одновременно с голосом послышался треск, звонкий шмяк и глубокий вдох.
– Охуенная. – Мастер комплиментов сегодня был в ударе.
Без одежды мгновенно стало легче. За спиной словно крылья раскрылись. Никакие тормоза больше не держали.
– А какая я еще? – Наблюдая за нервным движением кадыка, Вероника обхватила свою грудь и принялась нежно массировать.
– Роскошная, – прозвучало с восторгом.
Мурашки по спине поползли от хрипотцы и тона. Дыхание перехватило.
– А еще? – облизала губы.
– Еще...
Вероника ожидала слова. Одного – двух. Чего-нибудь пошлого, отвязного в стиле Бадоева. Но вместо слов мужские руки коснулись развилки ног, и средний палец без подготовки резко толкнулся между нежных складочек.
– Мокрая, – чудовище плотоядно осклабилось. – Адски мокрая. У меня сейчас яйца взорвутся от того, как там влажно и горячо.
– Не нужно ничего взрывать.
Поражаясь собственной раскованности, Вероника тоже опустила одну руку вниз. Просунула между телами и сжала в ладони налитый ствол.
Никогда раньше она не испытывала трепета от прикосновения к члену. Ни один прежний не был чем-то большим, чем часть тела. А этот, бархатный, тяжелый, с выпуклыми венами и розовой головкой, хотелось трогать, гладить, облизывать, чувствовать размер и вкус.
Если бы с членом можно было поговорить, агрегату Бадоева она бы душу излила. Без стеснения и страха. Как самому близкому, рассказала бы все свои тайны и желания.
Такой большой, надёжный, ручной, он бы точно выслушал и поверил. Вытрахал бы любые сомнения, словно доктор редкой специализации.
– Ты обещал заставить меня кричать! – Глаза напротив совсем остекленели, так что пришлось напомнить.
– Если ты сейчас не остановишься, я сам скоро заору, – Руслан скрипнул зубами и положил свою огромную руку на узкую женскую ладонь, притормаживая.