Стоять, бояться! Ревизор в академии

Многие студенты слушали его с открытым ртом, даже те, что обычно не придавали значения лекциям преподавателей. Но Эрик умел удерживать на себе внимание, излагал свои мысли четко и живо, потому внимать его речам было действительно интересно.

Но я все равно не вникала. Дело было не в профессоре, а в том, что я не могла его сегодня воспринимать. Не могла спокойно слушать, меня то колотило от несправедливости после вчерашних разговоров с Эриком, то в жар бросало от одних только воспоминаний о его прикосновениях во время тренировок. Маргс побери, не касаются так обычных студенток. Да и я же наблюдала, как Эрик с другими общается. Так вот, кроме холодного голоса и пронизывающего взгляда другим студенткам ничего не перепадало.

Все это изрядно сбивало меня с толку. Поэтому я сидела одна на задней парте и писала на вырванном тетрадном листке всякие глупые рифмы, которые приходили мне в голову.

Эрик – берег

Берег бесконечного хаоса и искушения, не иначе.

Эрик – эзотерик

Вот только утром Лилит обмолвилась сплетней о том, что по академии прошёл слушок, будто бы наш новый профессор наделен некими способностями пророка. Лично мне казалось, что все это чушь демоническая, но я бы уже ничему не удивилась.

Интересно, он в самом деле умеет разглядеть некоторые аспекты будущего, или это вранье, красивая сказка для придания большей важности своей личности? Да куда уж важнее…

Эрик – шмелик

Летает везде, жужжит бесконечно, опыляет… хм, лучше мне не думать о том, как, где и кого строгий профессор опыляет на досуге.

Эрик – борделик

Что-то меня совсем не в ту сторону понесло…

Эрик – жизнь без истерик!

Вот это звучит прям отлично, как лживый рекламный слоган. Прекрасно подходит к профессору Кларксону. Почему лживый? Потому что сначала смотришь на него и думаешь: ну нормальный молодой человек же! Красивый, эффектный, стройный, и харизма при нем. Улыбочка у него очарует кого угодно и заманит в сети, из которых уже не выбраться. Вот я себя как раз чувствовала мошкой, увязшей в липкой паутине и счастливо галлюцинирующей от ядовитых испарений.

Эрик – холерик

Написала и тут же зачеркнула.

Ой, не, холерик – это точно не про него. Скорее уж меланхолехренек какой-нибудь.

Напротив последней рифмы я нарисовала скетч – карикатуру профессора с идиотским выражением лица. И так и приписала ниже: "меланхолехренек".

Ну а что? Меня бесила эта холодность профессора, его отмороженность, его умение успешно имитировать ходячую глыбу льда, и в то же время – его очевидная пылкость и горячность, которую я ощущала каждый раз, находясь в опасной близости от Эрика.

– Развлекаетесь, мисс Хоффман? – раздался вкрадчивый голос прямо у меня над ухом.

От неожиданности я подпрыгнула на месте и чуть не врезалась затылком в ревизора. Он, оказывается, уже некоторое время стоял рядом, пока студенты переписывали схемы с доски. А я, погруженная в свои мысли, не заметила его приближения. Впрочем, он и передвигался совершенно бесшумно, как тень, так что неудивительно.

– Кажется, это не очень похоже на конспект лекции. Что такое, мисс Хоффман? Нарываетесь на отработку?

Сказано это было тоном "Я тут стараюсь, распинаюсь, а вы цветочки рисуете?!".

Ох, лучше бы правда рисовала цветочки. Тогда не мечтала бы так страстно провалиться в подземное царство немедленно.

Я дёрнулась испепелить исписанный тетрадный лист, но Эрик оказался быстрее. Он проворно перехватил листок и стал вчитываться с абсолютно непроницаемым выражением лица.

Ой, ну все. Мне конец.

Я нервно сглотнула и замерла в ожидании бури.

Шли годы. Шла вторая вечность…

В смысле, прошло три секунды. Пять. Десять.

Буря разгораться не спешила.

На нас пялились почти все адепты, забыв про переписывание схем. А я пялилась только в точку перед собой, мысленно прощаясь с жизнью.

Ну ладно, с жизнью я загнула. Но вот с академией явно теперь возникнут большие проблемы. И всё-таки с жизнью, да. Потому что я сейчас просто сгорю от стыда.

Мертвая тишина в аудитории угнетала. Мне кажется, все вокруг слышали грохот моего сердца в грудной клетке.

Вдохнула поглубже и рискнула поднять глаза на Эрика.

Он стоял неподвижно, вчитываясь в мою писанину. Перевернул листок, любуясь карикатурой.

Я видела, как он изо всех сил сдерживается. Желваки играли на его лице, профессор весь даже как-то покраснел от натуги. Пытался на меня не наорать, видимо.

Уголки его рта едва заметно дрогнули, и я временно перестала дышать.

Жутко захотелось перекреститься. Никогда не молилась, но сейчас я была готова поклониться всем богам мира сразу, чтобы кто-нибудь спас меня от зарождающегося гнева.

Он же меня прихлопнет. Скажет сейчас что-нибудь мерзкое своим ехидным тоном, а потом поведет за ручку к ректору, чтобы быстро решить вопрос с моим исключением. Потому что я его наконец-то доконала. Довела.

Но профессор молчал. Секунду. Другую.

А потом он взорвался хохотом.

Я в первую секунду даже вздрогнула от неожиданности, потому что меньше всего ожидала услышать заливистый смех Эрика. Нормальный такой человеческий смех обычного смертного. С ума сойти.

Ничего не понимающие студенты побросали свои конспекты и с любопытством уставились на хохочущего профессора.

– А борделик-то почему? – сквозь смех спросил Эрик. – Я могу понять даже шмелика, так как вечно ношусь, как ужаленный. Могу понять эзотерика, так как кличка "пророк" ко мне привязалась неспроста. Но борделик-то почему?

Я не знала, что ему ответить. По ощущениям, я покраснела вся, до кончиков волос.

Отсмеявшись, Эрик сложил листок пополам и помахал им в воздухе.

– С вашего позволения, я это конфискую.

Интересно, а если бы я не позволила, он бы не конфисковал? Захотелось эксперимента ради ляпнуть "мое, не отдам!", но я благоразумно решила, что я всё-таки не бессмертная, а количество прожитых жизней на этой неделе уже точно исчерпала.