Стойкий запах лосьона

– Печальный расклад, Степа. Но ты, пожалуй, прав: чтоб скупить столько ворованной краски, надо точно знать, что это не кот в мешке. А в розницу, пожалуй, похититель гнать ее не будет.

– Но все-таки по гаражам походить надо. Вдруг где-нибудь проклюнется, чем черт не шутит. Она в какой расфасовке?

– Бог ее знает.

– Список к концу дня я вам, так и быть, сделаю - названия и адресочки.

– Спасибо, Степан Петрович...

Под вечер, около пяти, вернулся Михальченко.

Левин сидел в кресле, а Михальченко, огромный, метр девяносто, почти центнер весу, косолапо расхаживал по кабинету, жуя бутерброд.

– Остановись, проглоти и сядь, - попросил Левин.
– Ну что, вынюхал?

– Был я на базе, - усаживаясь, начал Михальченко.
– Действительно, "Золотой ячмень" арендует у них складской модуль. За интересующее нас время, кроме хищений груза фирмы "Золотой ячмень", других не было. Хотя по мелочи воруют, как всюду нынче, на любой базе: то откинут в грузовик тюк с чем-нибудь, то ящик. В ряд обычных хищений можно поставить и наши два случая; то, что оба раза одного грузополучателя, тоже можно отнести к совпадению. Въехать пустым и выехать с грузом на базу при большом желании и при больших деньгах - вполне. Хотя есть и охрана, и пропускная система. Никто ничего внятно сказать не мог - сами разводят руками; и завскладом, и начальство повыше. А у вас какие новости?

Левин рассказал.

– Степа сделал списки гаражных кооперативов. Их одиннадцать в городе, - закончил он.

– Верю в это слабо, но все же потолкаться там надо. Лучше всего в субботу, - сказал Михальченко.
– Частники любят в выходные дни проводить время в гаражах. Я проедусь со Стасиком.

– Хорошо. А я повидаюсь еще раз с президентом Чекирдой... Ты что сегодня вечером делаешь? Бери жену, и приходи часов в восемь.

– По какому случаю?

– У внука день рождения. Народу будет немного: мой приятель с супругой, мы с ним в прокуратуре вместе работали, соседи - брат и сестра, медики, невестка, сын, да я со своей. Детишки будут отдельно. Выпьем по сто граммов.

– А сколько внуку?

– На будущий год в школу.

– Приду, но один, моя в ночной смене.

– Жаль, - Левин знал, что жена Михальченко работает старшей телефонисткой на междугородной телефонной станции.

Михальченко глянул на часы, покачал головой:

– Что ж раньше-то не сказали? Подарок-то пацану надо, а магазины вот-вот закроют...
– он быстро вышел.

Стасик во дворе чистил робу щеткой, которую возил в бардачке, драил суконкой высокие ботинки - собирался домой.

– Одолжишь полчаса?
– спросил Михальченко. Знал, что Стасик живет за городом, электричкой час десять, он всегда после работы спешил подгадать на ближайшую, потому что следующая только через сорок минут.

– Стряслось что?
– спросил Стасик.

Михальченко врать не стал:

– У внука Ефима Захаровича день рождения. Не заявишься же с бутылкой, надо пацаненку купить что-то. Сгоняем в "Детский мир".

– Ни хрена вы не купите там, Иван Иванович. Разве что какого-нибудь плюшевого урода, не поймешь, что: то ли медведь, то ли зайчиха. Давайте лучше по коммерческим помотаемся.

– Заводи!..

Детских игрушек не оказалось и в коммерческих. И лишь в одном из них Михальченко увидел на витрине маленький, с полладони плоский японский калькулятор.

– Как думаешь?
– засомневавшись, спросил Михальченко у Стасика. Пойдет?

– Вещь! В школе сгодится ему.

– Значит, берем, - Михальченко попросил продавщицу показать калькулятор, повертел, нажал клавиши "2+2", получил "4", выложил деньги. Вышли из магазина.
– Ты вот что, дуй ставить машину и беги на свою электричку, а я домой троллейбусом доберусь, - сказал он Стасику...

– По-моему, ты перебрал, - сказала Ирина брату, когда, уйдя от Левиных и спустившись этажом ниже, он никак не мог попасть ключом в замочную скважину.

– Нет, просто не надо было мешать водку с коньяком... Завтра смогу попозже встать, я иду на ночь.

Наконец он отпер дверь. Вошли.

Брат и сестра Костюковичи (она была старше его на два года) жили в трехкомнатной квартире, доставшейся после смерти родителей. В тридцать шесть лет он был еще холост, сестра - бездетная разведенка. Разойдясь с мужем, спросила: "Марк, я переберусь к тебе. Не возражаешь? Я не хочу заниматься судебным дележом той квартиры. Она - его, кооперативная, он выплатил".
– "Ради Бога, Ира! Перебирайся сюда. Какие могут быть сомнения!" - "Если тебе надо будет приводить женщин, предупреди, я переночую у кого-нибудь из подруг", - весело сказала она.
– "А если ты захочешь привести мужика? Тебе ведь только тридцать восемь?" - в тон ей сказал Костюкович.
– "Это уже мои проблемы, не волнуйся, улажу... Я-то замужем побывала, а вот тебе пора жениться".
– "На ком?" - "Господи! По городу ходит столько хороших свежих кобылиц! Проведи сексуальное тестирование, может что-то подберешь. Нельзя заниматься только платонической любовью. Это ведет к импотенции", - засмеялась сестра.
– "Ты о чем?" - "Не "о чем", а о ком. О Каширговой. Думаешь, не знаю".
– "Она замужем, Ирка. У нее муж и ребенок".
– "Тоже мне помеха!" - "Давай не будем больше об этом. Иначе выгоню, ты тут не прописана".
– "Ладно, дурачок, не сердись..."

Сестра окончила фармакологический факультет и заочно химфак университета, в тридцать четыре года защитила кандидатскую, вела одну из лабораторий в НИИ экспериментальной фармакологии. Костюкович знал, что за сестрой приударивает другой завлаб, очень способный химик-фармаколог толстяк Баграт Погосов. Но она не принимала эти ухаживания всерьез, посмеивалась: "Погос шалопай, выпивоха, трепач, любитель вкусно и много есть. По нынешним временам это главный порок..."

2

На ночное дежурство доктор Костюкович приехал в больницу загодя, чтоб застать знакомого санитара из морга: тот обещал пластмассовую ручку для стеклоподъемника "Жигулей", которую Костюкович случайно обломал.

Дверь в ординаторскую была заперта. Открыв своим ключом, он переоделся в белый халат, легкие белые сабо, поставил кейс под свой стол и вышел. Спустился на цокольный этаж, переходивший в тоннель, прошагал его темный, сырой, гулкий - и очутился в большом больничном дворе. Вдали находилось здание патологоанатомического отделения и морга, за ним, еще дальше - подстанция "скорой помощи", ее бензоколонки и диспетчерская.

Санитар уже переодевался, собираясь домой.

– Сами поставить сможете, доктор?
– спросил он, достав из портфеля черную пластмассовую ручку.

– Смогу. Спасибо... Много сегодня было?

– Четыре вскрытия. Это по понедельникам у нас завал, а сегодня терпимо...

Костюкович знал, что патологоанатомическое отделение их больницы в сущности - городская прозектура, куда свозят умерших почти из всех больниц. После суббот и воскресений вскрытий особенно много...

Костюкович вернулся в ординаторскую. Врач, которого он сменял, пил перед уходом кофе.

– Как дела?
– спросил Костюкович.

– Три свежих инсульта. Два мужика и женщина.

– Куда положил?
– поинтересовался Костюкович, помня, что в его палатах мест не было.

– Мужиков к себе, а женщину в первую неврологию, у нас все женские забиты.

Когда коллега ушел, Костюкович выложил из кейса пакет с едой, стетоскоп и тонометр, сунул молоточек в карман халата и мысленно попросил Бога, чтоб ночь прошла спокойно, никто не умер. Ночное дежурство - самое удобное время, чтобы привести в порядок истории болезней, тем более сегодня четверг, канун выписок, а у него завтра выписывалось четверо постинсультных.