Страдание и его роль в культуре

Не только в разных культурах страдание понимается по-разному, но и, что не менее важно, отношение к нему различно, и это отражается в различных сферах жизни, например в уголовном законодательстве и исполнении наказаний, постановке и решении различных нравственных проблем. Если раннехристианским сообществом страдание воспринималось как средство спасения души и соумирание с Христом, то в современных десакрализованных западных культурах оно считается совершенно неприемлемым. Это вовсе не означает, что оно изжито.

Возможно выделение страдания в качестве самостоятельного объекта научного познания с широким привлечением достижений философии, социологии, психологии, этики, религиоведения, теологии, медицины и т. д. Достижения здесь могут быть весьма значительными, оказывать влияние на общественное сознание, принятие законов и практику их исполнения, а также на тех людей, которые страдают, не осознавая этого. Очень часто, когда у человека происходит несчастье, он рассматривает это как случайность, удар судьбы, предназначенный именно ему, как бедствие чисто личное, настолько же несуразное, насколько и нежелательное; при этом человек часто не замечает или недостаточно принимает во внимание, что от такого же бедствия одновременно страдают тысячи других людей.

Можно полагать, что страдание не должно определяться как «не-радость» или как «не-счастье». К тому же видов страданий множество, но они не бесчисленны и среди них можно выделить основные как биологического, так и социального характера. Впечатление о множественном характере бедствий во многом складывается в результате беспрестанного и повседневного повторения одних и тех же видов и множества их комбинаций. Если смерть непознаваема в принципе, страдание очень трудно определить, и даже, казалось бы, самая полная и удачная дефиниция всегда окажется отнюдь не такой.

П. Тиллих писал, что страх смерти вносит элемент тревоги в любой другой вид страха. Тревога, на которую повлиял страх перед конкретным объектом, тревога «во всей своей наготе» — это всегда тревога предельного небытия. Тревога по поводу любой определенной ситуации подразумевает тревогу по поводу человеческой ситуации как таковой^[15]. Однако смерть ни в коем случае нельзя назвать определенной ситуацией, смерть страшит как раз своей неопределенностью и непонятностью, а поэтому порождает страдание. Тиллих правильно отмечает, что когда душой человека правит «голая тревога», прежние объекты страха перестают быть определенными объектами. Понятие смерти для человека вполне определенно только в качестве абстрактного термина, в связи с которым у него не возникает ни страха, ни страдания. Но когда этот термин теряет абстрактность и обозначается в качестве непосредственно угрожающего будущего, определенность отражаемого им явления сразу же исчезает. Ж. Кальвин назвал человеческую душу фабрикой идолов, но она также является фабрикой страданий и страхов.

В чем смысл и назначение страдания? Недостаточно сказать, что ироничная природа наделила им все живые существа, чтобы они знали о своей бренной природе и могли ему противопоставить радости и счастье. Однако и в этом примитивном утверждении уже есть нечто, позволяющее выявить смысл и назначение страдания, а именно то, что оно есть предтеча смерти, один из путей к ней, ее маленькая модель. Но и такое толкование односторонне, поскольку страдание многолико и в очень многих случаях отнюдь не связано со смертью, обладая не только биологическим, но и социальным потенциалом. Так, страдание возникает и тогда, когда один человек становится объектом, с помощью агрессии в отношении которого достигается удовлетворение потребности другого человека. Таким образом, страдание не только является указанием на физическую уязвимость и неизбежную смертность индивида, но и включает мощный социальный слой — отношения между людьми.

Страдание вырывает личность из незамечаемой ею серой повседневности, указывает ей на ценность счастья и благополучия, делается средством духовного и нравственного очищения, интеллектуального, художественного и эмоционального развития, в конечном счете познания себя и окружающего мира. Оно может стать постоянным фактором жизни, подчиняя себе человека и тем самым изматывая его, выхолащивая из него человечность, все то, что сделало из него личность. Так бывает даже в случаях религиозного фанатизма. Иногда, испытывая страдание, человек может научиться избегать его, делая свою жизнь более благополучной, но при этом велика опасность развития эгоизма и игнорирования страданий других. Страдание способно закалить личность и уже следующее испытание она будет переносить более стойко и с достоинством.

Когда человек страдает, особенно физически, это часто ощущается им как нечто несовместимое с жизнью, и поэтому его может захватить страх смерти, который способен усилиться из-за чувства беспомощности. Длительное, изматывающее страдание вырывает индивида из привычного мира вещей, переносит его на иной, незнакомый, иногда внушающий ужас уровень, он начинает смотреть на мир другими глазами, да и само окружающее подчас бывает совсем иным, выступая источником мучений. В редких случаях и только отдельным людям открывается некий новый глубинный смысл событий, происходящих вокруг и с ними самими. Они могут отрекаться от всего своего прошлого и понимать, что уже потеряли его и никогда не вернутся к нему.

Почему люди должны страдать? Полагаю, что причина этого кроется в том, что они смертны, а их физическая и психическая природа, как и практически у всех других живых существ, чрезвычайно уязвима. Смертность и уязвимость составляют неразлучную пару, неизменно сопровождающую жизнь на земле. Значение и функции страдания стали объектом познавательных усилий человека, по-видимому, сразу же, как только оно обнаружилось; уже тогда ему стал придаваться смысл, который позже стал называться сакральным. Наше нынешнее понимание страдания постепенно освобождается от сверхъестественности в русле десакрализации, ставшей одной из важнейших дорог человечества.

Страдание очень часто предшествует смерти, в том числе насильственной. Как предвестник смерти оно порождает страх, тревогу, ужас.

Возникает оно потому, что не удовлетворяются, блокируются какие-то потребности, но не просто в чем-то незначительном, а, напротив, только в очень значимом для данного человека — в людях, их взаимности, занятиях, свободе, безопасности, охране здоровья, вещах и т. д. Отождествляя же свое бытие с другими, выражая им свое сочувствие, личность приходит к состраданию. Оно в зависимости от его силы и возможностей конкретного человека или группы людей может быть глобальным и мощным, включая не только призывы, приказы, воззвания, но и практические деяния. В качестве самого яркого примера можно привести великую Мать Терезу, для которой чужие страдания были источником ее более чем активной воли и вызывали у нее потребность в сострадании. Она признавала своими страдания всего живого, все были ей одинаково близки и собственными действиями она пыталась утолить скорбь всего мира.

Уже давно высказана мысль, что если бытие по своей сущности есть страдание, то небытие есть благо. Но само приближение к небытию часто оборачивается страданием, придумать же более простое и даже примитивное решение проблемы страдания как ухода в небытие просто невозможно. Ясно, что совсем исключить его из жизни нельзя, всегда останутся такие его виды, как физические муки или переживания из-за потери близких. Но вполне в человеческих силах решительно сузить круг страданий, возникающих вследствие войн, военных конфликтов, нищеты, бесправия, техногенных катастроф, несчастных случаев, преступлений, болезней, одним словом, всего того, что лежит в области социальной жизни и людских возможностей.

Хотя капризы истории могут определять моменты, когда уровень страданий повышается или понижается, вполне возможно обнаружить лежащие в их основе заблуждения и предостерегать от них. Вся человеческая история показывает, до какой степени людская ограниченность и социальная запрограммированность приводят к причинению страданий.

Можно предположить, что страдание является следствием конфликтов, часто острейших, между различными структурами личности (между бессознательными влечениями и социальными нормами, между различными взаимоисключающими влечениями, между желаниями и субъективными возможностями, в том числе между стремлением к величию и собственным ничтожеством, своим опытом достижений и т. д.), а также результатом воздействий внешней среды. Искать причины страданий нужно не только во внутренней психической сфере, но и во внешней культуре. Безнравственное давление среды на личность, вызывающее страдание, корнями уходит именно в культуру. Достижения глубинной психологии, как бы велики они ни были, без поиска социальных причин могут не дать всех необходимых ответов. С другой стороны, нельзя ограничиваться только анализом и оценкой лишь социальных условий, не поняв, как они воспринимаются индивидуальной психологией и преломляются в ней. Не следует допускать, чтобы за рамками поиска оставались патологические, болезненные факторы, которые сами по себе, вне социума могут стать причиной страданий. Эти факторы могут спровоцировать конфликты и применение насилия, которые затем породят страдание.