Страдания Адриана Моула
Шрифт:
– Тужьтесь, миссис Моул, тужьтесь!
Мама и тужилась, пока у нее глаза на лоб не полезли.
А вокруг еще громче вопят:
– Еще! Еще! Сильнее!
У мамы опять крыша поехала, и тогда доктор заорал:
– Головка показалась!
Я как рвану со стула к двери! А мама как закричит:
– Адриан! Где Адриан?! Не хочу без Адриана!
Я тоже не хотел бросать ее одну с кучей незнакомых людей, поэтому обещал остаться.
Следующие три минуты я смотрел только на мамину родинку на щеке; глаз не отрывал, пока не услышал голос медсестры-негритянки:
– Головка выходит. Нужно тужиться!
В 17.19 маме
– Прелестная девочка, миссис Моул, – сказал один врач с таким довольным видом, будто сам эту девочку сделал.
– Как она, доктор? – прошелестела мама.
– Ноги-руки все на месте. Пальцы тоже.
Младенец заплакал как-то очень обиженно и злобно, и его положили на опавший мамин живот. А мама на него уставилась, будто это сокровище какое. Я ее поздравил, а она сказала:
– Познакомься с сестричкой, Адриан.
Врач вытаращился на мою маску и халат:
– Вы разве не отец ребенка, мистер Моул?
– Нет, я брат ребенка, мистер Моул-младший.
– Безобразие! Это против всех больничных правил! А вдруг ты притащил сюда целый букет детских инфекций? За дверь немедленно!
Ну я и смылся в коридор. А все остальные столпились вокруг кровати в ожидании какой-то штуковины под названием “плацента”. В коридоре я угодил в мужское общество. Там было полно нервных мужиков, которые смолили по-черному и трепались об автомобилях.
(Ладно, писать продолжу потом, подремлю немного в кресле.)
В 18.15 позвонил Пандоре, сообщил грандиозную новость. Пандора завизжала во весь голос. Потом позвонил бабушке. Та зарыдала во весь голос.
Берт и Квини, которым я после бабули звякнул, грозились сию же минуту к маме рвануть. Еле отговорил, прямо взмок у автомата. После этого звонка у меня монеты кончились. Заглянул к маме с сестрой и домой двинул. Обошел весь первый этаж, поднялся на второй, походил по своей комнате и спальне предков. Представлял себе, как буду жить с девчонкой.
Все свое бьющееся имущество на всякий пожарный запихнул на верхнюю полку стеллажа, после чего завалился спать. Времени всего полвосьмого было, но я почему-то устал дико. В 20.15 проснулся от телефонного звонка. Отец что-то там булькал про девочку, которой у него еще не было. Выспрашивал, какая она. Я честно сказал, что дочка вся в него. Наполовину лысая и жутко злобная.
12 ноября, пятница
Русские выбрали себе нового лидера по фамилии Андропов. Я прославился по всей школе. Кто-то сболтнул, будто я сам принималроды. Столовская тетка, которая чипсы раздает, расщедрилась на громадную добавку. После уроков проведал женскую половину (вернее, теперь женские две трети) своей семьи.
Сегодня ужинал у Пандоры. За столом в подробностях описал процесс деторождения, ничего не упустил. Мистер Брейтуэйт не дослушал. Посреди моего рассказа вдруг вскочил и удрал к себе в кабинет.
13 ноября, суббота
Ближе к вечеру ходили с Пандорой в больницу. Еле пробились через толпу посетителей, которые мамину кровать окружили. Вот это да! Упрямая-то мама упрямая, а сколько народу набежало ее проведать! Мою
сестру из рук в руки передавали, точно какую-нибудь ценную улику в зале суда. Все языками цокали и твердили как попугаи: “какая прелесть, какая прелесть”. Женщины как начали сюсюкать – хоть уши затыкай:– Ах-ах-ах, наглядеться невозможно, прямо сердце тает!
И мужики туда же:
– Пальчики такие маленькие и уже с ноготками.
Потом заявились Берт с Квини, так что остальным пришлось потесниться, чтобы место для инвалидного кресла Берта освободить. Квини уселась на кровать и придавила маме ноги; шум поднялся дикий. Медсестрам весь этот балаган, наверное, здорово надоел, потому что они вдруг сделались жутко неприступными. Самая главная заявила, что вообще-то в палату только по двое пускают. А тут как раз бабушка с папой пришли, и мы все радостно смотались.
14 ноября, воскресенье
Поминальное воскресенье.
Мама позвонила из больницы, сказала, что завтра в 10.30 утра возвращается домой, и велела проверить отопление. Я спросил, заказать ли такси, но она ответила:
– Нет, твой отец любезно предложил нас привезти.
Нас! Я больше не единственный ребенок!
Смотрел, как в Вестминстере детей осыпают маками. Глаза заслезились: наверное, грипп подхватил.
15 ноября, понедельник
Школу прогулял. Миссис Сингх и миссис О'Лири подняли меня ни свет ни заря. Пришли в доме убираться. Я сказал, что сам запросто управлюсь, но миссис О'Лири и слушать не стала.
– Не заливай, клоп! Откуда такому обалдую знать, как прибраться в доме так, чтобы все сверкало? От орлиного женского глаза ни одна пылинка не укроется!
В 11.15 я чуть со смеху не лопнул, когда на дорожке показался папа. Ну и видок у него с младенцем на руках! А за ним мама вышагивала, без живота, но с малиновыми волосами. И что у меня за жизнь? Да ни одному человеку не выдержать таких эмоциональных стрессов! Миссис О'Лири покудахтала над младенцем и слиняла, а наша семейка осталась таращить друг на друга глаза. Чтобы разрядить обстановку, я чай заварил.
Мама со своей чашкой отправилась в кровать. Я про свой чай вспомнил, только когда он безнадежно остыл. Папа поболтался немножко по дому и смылся к бабуле.
В полтретьего пришла акушерка и что-то непонятное делала с моей мамой в спальне. В 15.15 акушерка спустилась в гостиную. Сказала, что у мамы послеродовая хандра, в которой гормоны виноваты. Потом спросила, кто за мамой ухаживает. Ну я и сказал, что сын ухаживает (я то есть). Она губы поджала:
– Понятно.
Чтобы сильно не выпендривалась, я заметил, что вполне способен включить пылесос.
– Твоей матери, – сказала акушерка, – опора покрепче нужна.
Когда она свалила, я все свои подушки притащил в мамину спальню и подложил маме под спину. От такого милосердия она даже расплакалась.
16 ноября, вторник
Позвонил школьной секретарше миссис Кларикоутс, спросил насчет послеродового отпуска – дают его братьям или нет. А трубка голосом пучеглазого Скратона как заорет:
– Завтра же чтоб в школе был, Моул, иначе пеняй на себя!