Страх и отвращение в Лас-Вегасе

«Люси! — резко бросил он ей. — Люси! Успокойся, черт тебя возьми! Помни, что случилось в аэропорту… Не надо этого больше, о'кей?» — он нервно улыбнулся ей. У нее был взгляд хищного зверя, только что попавшего в яму-ловушку, покрытую древесными опилками, и собиравшегося дорого отдать свою жизнь…

— Люси… Это мой клиент; это мистер Дьюк, знаменитый журналист. Он платит за этот номер, Люси. Он на нашей стороне.

Она ничего не сказала. Я заметил, что она совершенно не владеет собой. Здоровые бабские плечи, подбородок — как у Оскара Бонавены. Я сел на кровать и небрежно пошарил в своей сумке, нащупывая рукой газовый баллончик Мэйс… И когда почувствовал свой большой палец на кнопке «Пуск», меня охватило желание резким движением выхватить эту штуковину и припудрить ей носик — из общих соображений: я отчаянно хотел мира, покоя, уюта. Последнее, что я хотел, — иметь схватку со смертельным исходом в моем гостиничном номере с каким-то монстром, взбесившимся от наркотиков и гормонального психоза.

Мой адвокат, судя по всему, это понял; он знал, почему моя рука оказалась в сумке.

— Нет! — закричал он. — Не здесь! Мы должны выйти!

Я пожал плечами. Он удолбан. Это очевидно. Так же, как и Люси. Ее глаза были бредовыми и сумасшедшими. Она пялилась на меня так, как если бы я оказался тем, кто может вытащить ее из беспомощного состояния, до того, как жизнь сможет вернуться в любую хуйню, которую она считает нормальной.

Мой адвокат лениво подошел к Люси и положил свою руку ей на плечо: «Мистер Дьюк — мой друг, — сказал он нежно. — Он любит художников. Давай покажем ему твои рисунки».

И тут я впервые заметил, что номер завален живописью — может быть, сорок или пятьдесят портретов, некоторые из них сделаны маслом, некоторые углем, все более или менее одного размера. И на всех одно и то же лицо. Они были расставлены повсюду. Лицо было смутно знакомым, но я никак не мог сосредоточиться. Девушка с широким ртом, большим носом и подозрительно блестящими глазами — демонически чувственное лицо; образец надуманного, неуклюжего драматического исполнения, который можно найти в спальнях молодых девушек из артколледжей, помешанных на лошадях.

— Люси рисует портреты Барбры Стрейзанд, — объяснил мой адвокат. — Она — художник, прямо из Монтаны… — Он повернулся к девушке: «Как называется город, в котором ты живешь?». Она посмотрела на него, потом на меня, затем снова на моего адвоката, помолчала и ответила; «Калиспел. Это на север надо ехать. А вот эти я нарисовала с телевизора».

Мой адвокат нетерпеливо кивнул: «Фантастика. Она проделала весь этот путь просто для того, чтобы подарить все эти портреты Барбре. Мы собираемся сегодня вечером отправиться в отель „Американа“ и встретиться с ней за кулисами».

Люси застенчиво улыбнулась. В ней не было больше враждебности. Я опустил газовый баллончик и поднялся. У нас на руках, безусловно, была серьезная проблема. У меня в голове не укладывалось: найти моего адвоката, закинутого кислотой и ввергнутого в какое-то противоестественное ухаживание за девицей.

— Ладно, — сказал я. — Думаю, что они уже загнали сюда машину. Давай заберем наше барахло из багажника.

Адвокат рьяно закивал головой: «Абсолютно, давай заберем барахло». Он улыбнулся Люси: «Мы скоро вернемся. Не подходи к телефону, если кто позвонит».

Та расплылась в нелепой улыбке и сделала одним пальцем знак Одержимых Иисусом. «Да хранит вас Господь», — сказала она.

Мой адвокат натянул на себя рассчитанные на слона штаны, матово-черную рубашку, и мы выскочили из комнаты. Я видел, что он начинает постигать всю степень опасности, свалившейся на нас, но потакать ему решительно отказался.

— Ну… — протянул я. — Каковы твой планы?

— Планы?

Мы ждали лифта.

— Люси, — сказал я.

Адвокат пару раз тряхнул головой, изо всех сил пытаясь уловить суть вопроса.

— Вот дерьмо, — произнес он наконец. — Я встретился с ней в самолете, и у меня была с собой вся эта кислота. — он пожал плечами. — Ну ты знаешь, те маленькие голубые таблетки. Господи, да она помешана на религии. Сбегает из дома уже в пятый раз за шесть месяцев. Чудовищно. Я дал ей облатку, прежде чем понял… Черт, она даже не пила никогда!

— Да ну… вероятно, это сработает. Мы можем держать ее бухой или под кайфом и торговать ее задницей на этом наркоконвенте.

Он уставился на меня.

— Она отлично подходит для такой роли, — продолжал я. — Эти легавые будут давать пятьдесят баксов с рыла, чтобы сначала избить ее до покорности, а потом устроить ей «трамвай». Мы можем поместить ее в один из тех мотелей на глухих улицах, развесить повсюду в номере портреты Иисуса, а затем напустить на нее всех этих свиней… Черт, она сильная, она все выдержит.

Его лицо жутко задергалось. Мы находились уже в лифте, опускаясь в холл.

— Господи Иисусе, — пробормотал он. — Я знал, что ты болен, но никогда не думал, что на самом деле услышу от тебя такое.

Он выглядел потрясенным.

Я рассмеялся.

— Чистая экономика. Эта девушка ниспослана Богом! — я одарил его настоящей улыбкой Хэмфри Богарта, обнажив все 32 зуба… — Блядь, да наши финансы поют романсы! И неожиданно ты цепляешь какую-то мускулистую придурочную телку, с помощью которой мы можем делать штуку в день.

— Нет! — закричал он. — Прекрати так говорить! — дверь лифта открылась, и мы зашагали по направлению к стоянке.

— По моим подсчетам, она сможет обслужить четырех за раз. Боже, да если мы будем держать ее все время под кислотой, то это больше, чем две штуки в день: может, три.

— Гнусный ублюдок! — брызгая слюной, завопил он. — Да я тебе проломлю твою сраную черепушку!

Он косился на меня, прикрыв от солнца глаза. Я вычислил «Кита» за пятьдесят шагов от двери.

— А вот и тачка, — сказал я. — Не так плохо для сутенера…

Адвокат застонал. На его лице отражалась мучительная борьба, которую он вел в своем мозгу со спорадическими кислотными вспышками: жуткие волны болезненного напряжения, сопровождаемые общим замешательством! Когда я открыл багажник «Кита», чтобы достать сумки, он рассвирепел:

— Какого черта ты здесь делаешь? — зарычал он. — Это не машина Люси.

— Знаю, — ответил я. — Это мой багаж.

— Да на хуй его, — заорал он. — То, что я адвокат хренов, вовсе не означает, что ты можешь слоняться по стоянке и тырить вещи прямо в моем присутствии! — он сделал шаг назад. — Что за хуйня с тобой стряслась? Нам не удастся отпереться от такого обвинения.

После продолжительного препирательства мы вернулись обратно в номер и попытались серьезно поговорить с Люси. Я чувствовал себя как наци, но это необходимо было сделать. Она не подходила нам — во всяком случае, не в этой двусмысленной ситуации. Очень плохо, если она действительно окажется той, кто она есть, — странной молодой девушкой в судорогах кошмарного психотического опыта, — но меня еще больше беспокоило предчувствие того, что она сможет через несколько часов оказаться достаточно вменяемой и в неистовой ярости, завязанной на Иисусе, начнет копаться в своих туманных воспоминаниях, как ее подцепил и совратил в Международном аэропорту Лос-Анджелеса некий жестокий самоанец, накачал ее ликером и ЛСД, а потом затащил ее в номер отеля Вегаса и безжалостно осквернил каждое отверстие на ее теле своим трепещущим необрезанным членом.