Страх (Сборник)

Господи, как же летит время! Вот он уже проглядывает докторскую своего ученика, а ведь еще совсем недавно… Может, ты все же чего-то не успел? Может, и так, чего уж теперь… Подобные вопросы некорректны, ответы на них лишь…

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Библиотека имени…», – дальше пошли шумы.

Альберт Анатольевич попытался заставить себя не отрываться от чтения, хотя вторая капелька пота холодной змейкой пробежала по лбу.

«Это ошибка, – промелькнуло в голове, – после «Курской» не может быть «Библиотеки имени Ленина». Ошибка».

Такая же ошибка, как и шальное чтиво в руках субъекта напротив. Альберт все же не поднял головы, хотя участившийся пульс переместился куда-то в район горла. Только что боковое зрение тайком протащило в мозг информацию. Это опять был заголовок: « В библиотеке Че Гевара нашел решение гипотезы Пуанкаре».

Альберт Анатольевич слабо улыбнулся. Каким-то холодком повеяло, и что-то печальное укололо в сердце. «Что же это такое, ведь не может этого быть. Мне что – плохо? Ну а все эти люди вокруг? Они что, ничего не видят? Субъект с газетой… Они не видят этого маскарадного одеяния? Подбитой соболями, словно царской, шубы? А ведь там, наверху, смешно сказать, месяц май…

В воздухе что-то прошелестело. Перед носом Альберта оказалась газета. Субъект напротив протянул ему свое вредоносное чтение.

(ну, вот и все – я схожу с ума)

Оно было заразное, как болезнь, и чужое, словно холодный мрак, вползающий сейчас сюда из тоннеля. И, наверное, главное – не поднимать глаз. Главное – не увидеть, и тогда, возможно, удастся уклониться от всего остального. Только глаза, скорее всего, поднялись сами. Побежали строчки: «Рассматривается компактное трехмерное многообразие V. Возможно ли, чтобы фундаментальная группа этого многообразия была бы тривиальна, даже если V не гомеоморфно трехмерной сфере?»

– Узнаешь? – вопросил этот некто.

Альберт Анатольевич слабо и как-то по-детски кивнул. Чего уж отнекиваться. Это была гипотеза Пуанкаре.

Стук сердца стал теперь оглушительным, потому как ветхость и ненастоящесть окружающих предметов сделались безжалостно очевидными. И не было в поезде никого. Перед ним стоял древний царь, мертвый и грозный. И остался лишь один маленький шаг. Посмотреть ему в глаза. Увидеть, как они зажгутся и будут гореть в этом сгустившемся мраке, гореть демоническим светом.

И тогда голос в динамике, как последнее приветствие из мира звуков, уходящего теперь навсегда, произнес: «Станция «Библиотека Ивана Грозного».

И пришла тихая тьма.

3. Счастливчик Миха

Михаил Быков, известный в определенных кругах как Миха Че Гевара, медленно ехал вдоль желтоватой стены огромного мультиплекса, открывшегося недавно на площади Курского вокзала. Можно было предположить, что он высматривает место для парковки, только искал Че Гевара нечто совершенно другое. Ему вовсе не улыбалось то, что он должен был сделать, – не его масштаб, и потом, все же дети, но…

– Нравится – не нравится, спи моя красавица, – в который раз за сегодняшнее утро повторил Миха.

На нем: кремовая расстегнутая кофта, вся в крупных пятнах – банках эндиворхоловского супа, надетая на майку с портретом Че Гевары. Автомобиль «Лексус» черного цвета, с бежевым салоном, кожа. Красный телефон «Nokia» в пол-ладони. Магнитола была настроена на волну «Нашего радио», и Миха довольно кисло подпевал:

Там, где космос, где Гагарин,

И в алмазах наши I love you…

Водилось за Михой еще кое-какое добро, правда, к примеру, в соотношении «квартира-машина», уже не столь роскошное, и всего этого он мог недавно лишиться. Гроза еще не миновала, из-за чего, в общем-то, Миха и ввязался в это паскудное дельце. Но сегодняшняя доставка – последняя. Точка. Миха отбивает долг. Его голос зазвучал бодрее, Миха подтянул:

Космос стоит, бля, полета,

А Гагарин – космоса…

И выключил магнитолу. Приехали.

4. Провал открыт

– Ну вот, я открыл, – тихо произнес Вася Клюев, – смотри.

Белозерцева посветила на Васю своим фонариком, луч пробежал по его крупной нескладной фигуре, остановился на старой кладке:

– А куда девалась вся мокрота? Вода-то эта?

– Сразу высохла. В прошлый раз так же было. Оттудова жар идет. Смотри!

Белозерцева не пошевельнулась. Ее тонкие губы начали растягиваться в улыбку. Луч фонарика вернулся к Васе. Белозерцева снова сжала ноги:

– Клюев, – негромко позвала она, – покажи мне свой. А я покажу тебе свою.

– Это потом, – серьезно отозвался Вася. – А сейчас смотри. Больше такого никогда не увидишь.

Последние слова Вася прошептал. Белозерцева вздернула плечами, подалась вперед, посветила себе фонариком, припала к провалу. И обомлела.

Онбыл там.

* * *

Миха Че Гевара легкой шаркающей походкой направился к Акиму – бригадиру нищих на Курском вокзале. «Надо было сразу брать больше и не париться», – думал он.

Аким сидел в инвалидном кресле, весь в каких-то обносках; лицо выражало скорбь и покорность. Перед ним стояли ржавая консервная банка для сбора милостыни и гофрированная бумага с письменами, повествующими о злоключениях инвалида с огнестрельным ранением позвоночника. Миха усмехнулся: в конце недели Аким сдаст смену, скинет все это дерьмо, закажет себе ужин в «Савое» и будет зажигать на танцполе с самыми дорогими шлюхами этого города. У всех свой бизнес…

– Здорово, сердечный, – поприветствовал нищего Че Гевара.

– Отвали, не время.

– Братан, еще парочка нужна, – Миха быстрым, драгдиллерским жестом протянул, словно милостыню, сложенные в кулаке зеленые купюры. Аким также быстро убрал деньги.

– Ты же уже забирал.

– Ну еще нужно двоих, мальчика и девочку.

– Откуда я знаю, может, вы их на органы? – в скорбных глазах Акима вдруг на мгновение мелькнул какой-то людоедский огонек.

Миха Че Гевара крепко сжал челюсти. «Тварь ты поганая! – подумалось ему. – Пальнул бы тебе со ствола прямо в лоб, барыга!» Потом мягкой волной накатило воспоминание. Миха перевел взгляд на свой мобильный телефон. Яркое майское солнце играло на буквах N, O, K, I, A, но отверстия микрофона вдруг показались холодными черными провалами. Именно оттуда пришло сообщение: «Че Гевара, – сказали ему, – с тебя еще одно видео. И считай, что легко отделался».