Страх

V

Кровь стучит в висках, отдавая бешеным пульсом в глаза, горит разбитая об изголовье койки ладонь...

"Ну что, Гурски, пора сдаваться Сахарку?" - думаю, стараясь успокоиться. Все же прав был хамоватый джин из диснеевского фильма - "Живые мертвецы не самое приятное зрелище".

Сажусь на скомканных, мокрых от пота простынях. Очень хочется пристальней глянуть на свой стол, на предмет обнаружения ещё какого-нибудь гостя из джунглей. Пожалуй, за мою десятилетнюю карьеру пара отделений хороших ребят ушедших на небо (ну или в ад) наберется. Конечно же за столом пусто, обрывки ночного кошмара становятся размыто призрачными, пульс вновь выравнивается и исчезает за границами ощущений, разгоряченная кожа высыхает в прохладе кондиционированного воздуха, а мысль идти со своими страхами к нашей психологу, с ласковым прозвищем "Сахарок", вновь вызывает лишь желание проверить её прозвище на вкус. Хотя Глобусу мы конечно не конкуренты... Ну да ладно.

"Все хорошо?" - спрашиваю себя.

Очень хочется ответить положительно. Одеться, пойти в бар. Даже можно было бы выпить надоевшего здесь до отвращения рому... Завалиться к филиппиночкам из хоз.обслуги... Перебираю, словно карты в скучноватом пасьянсе, вещи которые могли бы меня развлечь, но почему-то слова из сна: "А все же трусы вы все, капитан!", настойчиво лезут в уши.

Говорю вслух, будто он может услышать меня:

– -Сам ты трус, Отто Частофальский, или как там тебя назвали папа с мамой! Ты сбежал в легион, но и отсюда решил сбежать? Кто же из нас трус?!

Слушаю тишину, будто хочу услышать ответ в шорохе работающего кондиционера... И конечно ничего не слышу. Все же, будь даже маленькие сомнения в моем здоровье - не пустили бы меня сюда, а дурацкие сны, наверное, многим снятся...

Закрываю глаза, но о сне даже думать противно - гляжу на мерцающие зеленым гнилостным свечением стрелки наручных часов - три по полуночи. Бар закрыт - база спит. Пойти к Мари-Лу?

"А что, идея здравая!" - взбадриваю себя видом сонного личика очередной своей подружки.

"Ага, придешь, а там Этьен - будет романтичная ночка втроем", - вечно мне всякие гадости мерещатся.

Хотя, почему нет - Мари-Лу это Мари-Лу, обнаружил же я разок под ее кроватью берет Мумбы... Так что у неё, наверное, можно и целого Мумбу найти - хлопающего толстыми губами на посеревшей от смущения морде...

"А если позвонить, предупредить?" - нахожу взглядом телефон на тумбочке возле койки.

"А все же ты трус, капитан!" - словно эхом из сна.

"Просто умный человек!" - отвечаю сам себе, - "Разве стоит какая-то шлюшка конфликта с другом?"

"А почему ты уверен, что она не ждет тебя?" - беседовать самому с собой это нормально?

"Может и ждет, но даже если они сейчас вместе, это мало что меняет - Этьен мне друг..." - пытаюсь убедить себя.

"У тебя нет друзей - есть только подчиненные или коллеги-офицеры!" - занудность оказывается заразна.

Чтобы прекратить эту ненормальную беседу, выскакиваю из койки. Холодный душ, бритвой по щекам и голове - настоящий француз к женщинам с щетиной не приходит...

Выходя из комнаты, мысленно спрашиваю толи покойника Отто, толи себя самого: "Ну, кто тут трус?".

И вздрагиваю - на тумбочке оживает телефон, разрывая хрупкую тишину визжащей трелью.

"Звонок с того света?" - подмигиваю сам себе и снимаю трубку...

VI

В наушнике аппарата слышно, как кто-то пытается изобразить на гитаре "La Petite de la Mer", какие-то смешки - явно кто-то веселится:

– -Алекс Гурски.

– -Капитан, - судя по голосу, Могила абсолютно трезв, - вы не спите?

– -Уже не сплю.

– -Извините, - мой лейтенант как всегда флегматичен и равнодушен.

В общем-то и прозвище он своё получил за феноменальное спокойствие и каменное безразличие ко всему на свете...

– -Уже извинил, что случилось, Могилевский?

Из трубки послышался звон разбивающегося стекла, по-поросячьи визжит женский голос, жалобно тренькает гитара...

– -У вас там поминки по Отто?
– уточняю на всякий случай.

– -У нас тут бардак и пьянка с девками!
– спокойно отвечает лейтенант и добавляет:

– -Капитан, Вы знаете Кати с узла связи?

– -Лейтенант, Вы будите меня в три ночи, чтобы узнать знаю ли я Вашу подружку?
– как можно ироничнее осведомляюсь я.

О бурном романе Могилевского с рыженькой вольнонаемной Кати, по базе бродили различные истории, но, зная Могилу, я могу вполне поверить в байку про то, что одному из ныне бывших воздыхателей малышки он вставил букет роз в место совсем неподходящее для этого...

– -В общем, она мне тут рассказала, что перед тем как ей смениться, Глобусу звонили из Сен-Жоржа.

– -И что?

– -Тамошние умники из военной жандармерии нашли в остатках баб и нашего Крамера следы каких-то галлюциногенных грибов...
– почему-то мне кажется, что он улыбается, обнажая в улыбке желтые прокуренные зубы, сделавшие бы честь любой кусачей лошади.

– -И что это меняет?
– мне действительно интересно, что же это может изменить.

– -Ничего, - довольно отвечает лейтенант, и после паузы добавляет, наверное, для очередной кати от скуки подслушивающей чужие разговоры, - видимо наркоторговцы их убили, когда они были под кайфом.

"Интересно, сколько часов и бутылок рома ему потребовалось, чтобы переварить эту новость?" - ехидствую про себя и зачем-то спрашиваю:

– -Могилевский, а Вы знаете, что мы тут все законченные трусы?

В трубке снова уродует Вангелиса неизвестный гитарист (руки бы ему переломать), а потом Могила отвечает:

– -Конечно знаю, Гурски...

– -И Вы согласны с этим утверждением?
– глупый разговор выходит, такой же глупый, как все эти последние недели.

"А может жизнь?" - возникает вопрос. Вместо ответа усмехается в трубку Могила:

– -Могила, капитан.

– -Что, настолько окончательно?
– почему-то меня удивляет его безапелляционность в этом вопросе.

– -Капитан, мы все сбежали от чего-то. От чего-то, что казалось нам страшнее даже нашего сегодня... Конечно мы трусы, капитан, - и снова ощущение, что Могилевский улыбается:

– -Только смелые трусы!
– заканчивает он.

"Ещё один философист на мою голову", - я вспоминаю недавний сон.

– -Доброй ночи, капитан!
– бурчит он.

Я запоздало благодарю: