Страх

Камиль подумала об анонимном сердце в своей груди, которое, даже будучи больным, позволяло ей жить и о прежнем владельце которого она ничего не знала. Неужели родители, стоя перед телом своей умершей дочери, сказали: «Да, отдайте кому-нибудь сердце нашего ребенка»? Как прошел этот ужасный момент, когда они поняли, что любимое существо ушло навсегда и они его уже никогда не увидят, но что его сердце продолжит биться в груди какого-то безвестного человека?

– Надо заметить, что удушение вообще ведет к уменьшению содержания кислорода в тканях мозга, – продолжал судмедэксперт, – то есть из-за сдавливания шеи в мозг перестает поступать насыщенная кислородом кровь, отчего он очень быстро повреждается, в то время как остальное тело продолжает прекрасно функционировать. Иногда повешенных успевают спасти, но из-за повреждения мозга они остаются инвалидами на всю жизнь. Чаще всего они погибают, но бывает и так, что, несмотря на смерть мозга, удается поддерживать функционирование других органов – как это и случилось с Людовиком Блие.

Камиль слушала молча, посасывая свой леденец. Ей были известны все эти речи вокруг смерти. О трудности провести границу, об обратимых комах, о длинных туннелях со светом в конце, которые кое-кто, по их утверждениям, видел. Она тоже в некотором смысле побывала мертвой. В ходе тяжелой хирургической операции ее сердце остановилось, организм остыл, кровь выпустили из тела – это называется экстракорпоральное кровообращение, – но мозг продолжал функционировать, и сознание достигло мрака как раз на границе с пресловутым туннелем. Наполовину мертвая, наполовину живая, балансируя на грани между двумя мирами, она в какой-то момент оказалась вообще без сердца. В течение нескольких минут у нее уже не было ее старого сердца и еще не было нового. Ситуация, которая неизбежно меняет приоритеты и восприятие мира.

Сувийон продолжил свои объяснения:

– Ну и чтобы уж ничего от вас не скрывать – это мне всегда звонят насчет повешенных, потому что я обладаю компетенцией в правовых вопросах, касающихся здравоохранения, и помимо своей работы судмедэкспертом сотрудничаю также с координационным центром трансплантологии Лилля. Меня всегда вызывают, когда случаются насильственные смерти, которые могут привести к донорству органов. Скончавшиеся от повешения или от пули – не те кандидаты, которыми стоит пренебрегать, потому что они дают больше двенадцати процентов доноров. Вся цепочка имеющих отношение к посмертной судьбе тел, включая судмедэкспертов, весьма небезразлична к донорству органов.

Камиль с любопытством слушала все, что он говорит о донорстве. Ей нечего было делать в этих стенах, и все-таки она здесь. Может, это еще один знак судьбы? Может, она следует незримым путем, который направит ее к ответам? Это было так волнующе.

Малые проценты, – подумала она. – Опять случайности, совпадения, которые преследуют меня с раннего детства…

Врач снова заглянул в компьютер и запустил программу, которую молодая женщина знала слишком хорошо: «Кристалл». Она наклонилась к экрану, но Сувийон успел набрать свой логин и пароль раньше, чем она смогла их увидеть.

– У вас есть доступ к программе координации трансплантаций? – удивилась она. – Здесь, в Институте судебной медицины?

– Да, есть, потому что я тесно сотрудничаю с Национальным биомедицинским агентством, которое базируется в районе Ла-Плен Сен-Дени. Но ограниченный, потому что я могу получать информацию только о тех донорах, с которыми сам имел дело. Куда уходят органы и кто их получает, мне неизвестно… Это очень закрытая и анонимная информация. Сплошные штрихкоды.

«Нет ничего нового под солнцем, – подумала Камиль. – Войдя в программу, Сувийон выбирает несколько критериев поиска и затем кликает на имя Людовика Блие. Открывается сводный документ с медицинскими терминами и номерами».

– Вот… У нашего висельника не было ни семьи, ни близких родственников, которые могли бы воспротивиться изъятию органов. А надо знать, что в делах донорства тот, кто не возражает, считается согласным. Другими словами, во Франции мы все потенциальные доноры органов, если только еще при жизни не впишем себя в национальный регистр отказников. Но Блие не тот случай. Мы всегда стараемся связаться с семьей, чтобы родственники приняли окончательное решение. Но если никто не объявляется, действуем.

Он внимательно просмотрел документ.

– Вижу, что координационная команда изъяла у него почки, легкие, сердце, печень. Короче, полный набор. – Он кликнул мышью. – А, вот что меня интересует, ткани… Изъяты роговые оболочки глаз, головки бедренных костей, массивные кости, а главное, кожа со спины, бедер и рук… Все эти элементы идут в основном в банк тканей, который находится в Региональном больничном центре, для будущих пересадок, поскольку у них более-менее долгий срок хранения.

В голове жандармов сразу щелкнуло: пересадка кожи. Камиль злилась на себя за то, что сама не догадалась, хотя ведь имела к этому непосредственное отношение. Пересадка… Именно пересадка была ключом к неразрешимой проблеме ДНК.

– Тому, кто убил Арно Лебара, пересадили кожу Блие, – объявила она, пристально глядя на Бориса. – Потому-то мы и нашли его ДНК под ногтями нашей жертвы.

Врач кивнул:

– Да, действительно, это единственное объяснение, которое я вижу. Хотя чаще всего для пересадки кожи используют собственный эпидермис пациента: изымают у него куски неповрежденной кожи, чтобы залатать обожженные места. При аутотрансплантации не бывает отторжения. Но в некоторых случаях обожженные поверхности слишком велики и нетронутой кожи не хватает.

– Это ведь касается серьезно пострадавших от огня? – спросил Борис.

– Главным образом да. Приходится действовать очень быстро, нет времени вырастить кожу пострадавшего в лабораторных условиях. Тогда ему пересаживают кожу донора, но речь идет лишь о временном решении. Обычно еще до того, как через несколько недель проявятся признаки отторжения, ему пересаживают его собственную кожу, которую успевают вырастить в лаборатории.

Он закрыл программу. Борис попытался представить себе типа с заплатами на лице и теле из кожи Блие. Наверняка убийца серьезно обгорел…

– Это может объяснить то, что под ногтями найдены две разные ДНК, – сказал он.

– Точно. В эпидермических слоях вашего убийцы наверняка была ДНК его донора, в данном случае нашего повешенного. Вы столкнулись с тем, что называется химерой, как мифологическое чудовище: один человек с двумя разными ДНК в разных частях тела.

Камиль промолчала, поскольку еще никогда по-настоящему не размышляла об этой истории с химерой. Не является ли и она сама такой же химерой? Сердце у нее в груди обладает ДНК, отличной от ее собственной. По этой-то причине ее организм так яростно борется с ним, отвергает его.

Она так погрузилась в свои мысли, что позволила Борису опередить себя.

– Достаточно узнать, кому была пересажена кожа Блие, – сказал Борис, – и мы найдем нашего убийцу. Я знаю, что ваша программа может делать такие вещи: связать донора и реципиента.

– Да, верно, но у меня нет права на такой запрос. Как я вам сказал, мой доступ к «Кристаллу» очень ограничен, я никогда не знаю личности реципиентов. Но вам в рамках судебного расследования получить разрешение будет относительно просто.