Страна Беловодье

* * *

Нарвался, понял Данила, когда из-за угла вынесло священника.

– Ты опять не присутствовал на недельной утрене, – с заметной укоризной в голосе сказал тот, когда парень послушно приблизился, повинуясь знаку.

– Никак не мог вернуться раньше, на выселках межевал у Трофима, – поспешно перекрестившись при упоминании, сознался Данила.

– Это никак тебя не оправдывает! – загремел отец Федор.

То есть он попытался загреметь. Голос у него совсем на бас не походил, вопреки внушительной внешности, тонкий и подобающий скорее отроку, чем взрослому человеку. В детстве очень смешило несоответствие. Теперь Данила достаточно вырос, чтобы соображать, насколько бесят попа усмешки и намеки на его неподходящий солидному священнику тембр речи. Может быть, отыгрываясь за все неудачи, начиная от назначения в здешний медвежий угол и заканчивая смехом детей, не исключено от характера, но отец Федор был неумолимо строг. Бдительно следил за нравственностью прихожан и заботился об их грядущем спасении.

А это означало постоянное вмешательство в жизнь людскую и общественную. Он требовал не засиживаться на гулянках слишком долго, отправляться домой из кабака с появлением на небе звезд, грозил суровой карой рыбакам, выходящим в море в воскресный день, и запрещал всякие развлечения, не освященные обычаем. Для Данилы в детстве тяжелее всего были посещения школы. Казалось бы, благое дело и их преподобие старается на общую и его конкретно пользу. На деле вылилось в натуральную пытку.

Ученики сидели все вместе в одной просторной комнате: старшему из них было двадцать пять лет, младшей – семь. Вместо разделения хотя бы по знаниям, если не по возрастам, бездумно заучивали бесконечно повторяемые священные тексты. Чтение по складам, написание своего имени и закон божий со множеством дополнительных текстов вроде евангелий и житий святых – вот и все образование.

По воскресеньям детей в обязательном порядке отправляли в храм, где они выслушивали службу от начала и до конца, а отец Федор тщательно следил за посещаемостью, непременно закладывая родителям, если те по каким-то причинам не могли проконтролировать своего чада. К сожалению, в данном вопросе мать с ним была согласна, и увильнуть в детстве и отрочестве стоило серьезного наказания. Потому приходилось быть паинькой и вызубривать бесконечное количество: «И кто на кровле, тот да не сходит взять что-нибудь из дома своего… И кто на поле, тот да не обращается назад взять одежды свои… Просите, и дастся вам…» – попутно размышляя о божьем гневе и неотвратимости наказания.

Он давно убедился, что с последним (неминуемой карой) дело обстояло не вполне так, как вещал преподобный отец. Если правильно все обставить, хорошо обдумав, возмездия можно избежать без особых сложностей. Или даже прямо и нагло совершить нечто непотребное, украв чужое сено или порезвившись на соседском охотничьем участке, обобрав капканы, и в глаза соврать, то требовать к ответу бессмысленно. Нужно иметь доказательства, ибо без них суд не состоится. Недолго, напротив, в клеветники угодить и стать посмешищем.

Суд на небесах? А кто знает, есть он или нет? Оттуда не возвращаются. Сеземцы совсем в иное верят, и как проверить, кто прав? Сам того не замечая, Данила и к религии подошел с привычной точкой зрения механика. Любую вещь можно потрогать и выяснить, каким образом та работает. Каждую теорию требуется доказать. Все на свете закономерно, упорядочено и делится на классы и группы, имеющие общие признаки. Это видно в математике, геологии, ботанике и даже музыке. Порядок есть всегда, пусть с первого взгляда и незаметен.

Даже зло и смерть всего сущего не зря. И для них в общем построении есть место. Ведь без тьмы нет и света, без гибели – развития и роста, без свободы воли человек просто марионетка, а значит, способен совершать и недобрые дела себе на пользу. Но божество стоит в системе отдельно, создав ее. Так где же оно находилось раньше, и кто создал его?

Эту тему он попытался обсудить с родным отцом и усвоил главное: не стоит излагать подобные мысли окружающим. Православная церковь могла применить крайне неприятные меры, как это случилось в позапрошлом столетии с еретиками. Во время смуты не только князья сводили счеты, и неизвестно, кто на самом деле исправлял веру, почти шепотом поведал отец, дав задним числом повод заподозрить его в крамольных мыслях и знакомстве с еретиками и их учениями. Эти победили, и не стоит будить уснувшего зверя. В результате все нужные молитвы Данила знал назубок, в церковь ходил, но без особого энтузиазма. По необходимости и чтобы не получить нагоняя, излишне выделяясь. Отец Федор это давно раскусил, но прямо придраться обычно было не к чему.

– Намедни опять подрался! – перешел священник к следующему пункту воспитания.

– Так сами варфоломеевцы полезли, – возмутился парень несправедливым выговором, не пуская руку пощупать синяк под глазом. Такого удовольствия он попу не доставит.

Поселок образовался из выселенцев почти случайно. Шли три партии и сговорились вместе искать подходящее пристанище. В отцовской группе присутствовали сам отец – оружейный мастер, – а также кузнец с помощниками, настоящий целитель, три родственника, имеющие длительный опыт жизни в лесу, парочка профессиональных охотников – ведь изначально планировали организовать торговлю пушниной. Все были достаточно состоятельными людьми, которые могли позволить себе покупку наилучшего оборудования и запасов на первый год.

Вышатич происходил из сплоченного клана, числом за три десятка взрослых мужчин, и тоже заранее подготовился к трудностям. Среди его отряда не нашлось ни одного не умеющего работать топором и не знакомого с лесом и рекой. Зато варфоломеевская ватага набиралась из самой городской нищеты. Добрая половина сегодня ходила у тысяцкого в закупах, несмотря на огромные первоначальные возможности. Не умели они работать ни в поле, ни на воде, ни в чаще. И смертность среди таких была самой высокой. Зато их больше всего изначально оказалось, отчего шума и проблем создали достаточно много.

Строились на новом месте, естественно, возле знакомых. Это не означает, что на одной улице жили негодяи, а на второй исключительно положительные мужики. Всякое случалось, но старые дрязги не забылись и передались новому поколению. Концы регулярно дрались, как организованно стенка на стенку, так и при случае. Обычно до первой крови, но случалось всякое. Ничего нового и оригинального не произошло, и странно, что священник вдруг взъелся.

– На разумного сильнее воздействует выговор, нежели на глупого сто ударов.

То-то мне все норовил на учебе задницу полировать розгой, кивая с благостным видом внимательно выслушивающего, подумал Данила. По опыту он знал: любое возражение, даже абсолютно справедливое, лишь распалит и удлинит нотацию. А заодно сделает более тяжким наказание.

– Что посеешь, то и пожнешь.

Кажется, он собирается объясняться сплошь цитатами. Первая фраза была из книги притч Соломоновых. А это послание к галатам апостола Петра. Нет, ошибся, Павла. Интересно, что послание есть, а кто такие эти самые галаты – никто толком не в курсе. Спрашивал. За что получил очередную порцию розог взамен вразумительного ответа.

– Не зря ведь злобствовали, сам гнев вызвал!

Не помню такой цитаты.

– Ведь доброе имя лучше любого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота. Почему не прислушаешься к словам нуждающихся?

Много ты нам помог, подумал Данила со злобой, позабыв про игру с поиском отрывков из Библии. Не видел от тебя участия в последний год. А ведь мать всегда среди первых прихожанок была.

– Ведь сказано у Матфея: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.