Страна Дураков

Впрочем, вида крови Второй не боялся.

Он склонился над толстухой. Убрал с её спины изрезанные лиф и трусики. Мягкими промакающими движениями мокрого полотенца стёр следы крови с её лопаток. Порезов не было.

Второй сполоснул полотенце и уже не церемонясь, оттёр широкий зад толстухи.

С тем же результатом.

Затем он переместился к вмятой в подушку голове пьяной девушки. Наклонился и прислушался.

Толстуха безмятежно спала. Мало того, она даже слегка похрапывала.

Склонившаяся рядом хозяйка квартиры подняла на Второго испуганные глаза.

– Она что, живая? – спросила она. – А кровь тогда откуда?

– От верблюда! – невпопад ответил Второй и бросился в зал, расталкивая столпившихся в дверях курсантов и их подруг.

Сидящий на кресле Крюк был уже совсем плох.

С его нещадно изрезанных острой бритовкой рук на паркет натекла полуметровая в поперечнике лужа крови.

Упавшая ранее бритва почему-то плавала на ее поверхности.

На следующий день, на завтраке, Крюк щеголял в парадке и в свежих бинтах.

Каждый палец на его руках был перевязан. Бинтов, делавшие утреннюю перевязку медсёстры, не пожалели, и столь броско выглядевший пострадалец был в центре внимания.

– Как девственность, Крюк? – спрашивали его. – Без наркоза не дался?

– С зубами, попалась, родимая?..

– Крови много было?..

– В этом деле без крови не бывает, – назидательно отвечал смущенный Крюк, – такое дело… Девственность!

15.12.2003 г.

Корчма (Потерянный – I)

Витя Кнутов закончил Томское связи.

Томичи, это в Войсках Связи было известно, знанием матчасти не отличались. Более того – связная матчасть повергала их в первобытный ужас.

Не жаловали томичи своим пытливым вниманием и личный состав. Порой создавалось впечатление, что они не испытывают ничего такого, эротически пытливого и трепетного, ни к одному одушевлённому или неодушевлённому предмету окружающей действительности.

Были они, как на подбор, какие-то инертные, заторможенные – как не от мира сего.

Редкие исключения только подчеркивали их общую взаимную похожесть.

О бестолковости томичей ходили легенды. Мало того, становившиеся основой этих легенд казусные случаи приключались с ними на каждом шагу. Иногда казалось, что выпускников томского связи сглазили. Основательно и поголовно.

Витя Кнутов был, без сомнения, из той же, притягивающей приключения обоймы.

Чудил он, по обыкновению, в состоянии подпития. Не по злобе, и даже не из желания самоутвердиться. Просто в пьяном Вите просыпался неутомимый и изобретательный Дух Противоречия. Втравив Витю в очередную историю, Дух раскаивался и ненадолго затихал…

* * *

Как-то Витю взяли третьим в близлежащую корчму.

Ходить по венгерским кабачкам в одиночку было скучно, да и как-то не принято – мало ли как могут отнестись местные к подвыпившему советскому офицеру? Случаи, когда какой-нибудь мадьяр подходил к столику, отбирал и выливал на его поверхность содержимое только что пригубленной офицером кружки пива, а потом, демонстративно медленно, выводил пальцем в образовавшейся луже цифры "56", – были не такой уж и редкостью.

И плевать ему, что обижать пьющего пиво военного – страшный грех.

Ну да Бог им, мадьярам, судья.

В корчме было хорошо.

С мягким шелестом работала вентиляция.

Негромко играла приятная музыка. Застеленные чистенькими скатёрками столики прятались в прохладном полумраке.

Бармен на пивной пене не экономил. Неторопливая чинная процедура наполнения пузатых кружек пузырящимся янтарём выглядела почти ритуалом. А всякий мало-мальски устоявшийся ритуал – пронимает и обязывает.

Лейтенанты Серёга Серых и просто Серёга, недавние выпускники-погодки Киевского училища, атмосферой корчмы прониклись сразу. Заказав себе светлого "Виллагошшор" с солёной соломкой, они выбрали один из пустовавших столиков, уселись и обстоятельно приступили к дегустации. Если бы не подчеркнутая аккуратность в одежде и нездешняя внятность физиономий лейтенантов, то сторонний наблюдатель, пожалуй, не отличил бы их от аборигенов. Жители небольшого венгерского городка поход в корчму праздником не считали и, в отличие от офицеров и прапорщиков, одевались просто.

Витя, к неудовольствию своих спутников, взял к пиву не соломки, а водочки. Уже через полтора часа он чувствовал себя орлом – вальяжно откинувшись на спинку стула и далеко отставив правую ногу, полным неприязни взглядом поминутно окидывал сидящих за соседними столиками мадьяр, щурился и, наставив на них указательный палец, презрительно цедил:

– Су-у-уки! Хххвашшисты! Вашшшего Пиночета маму!!!

Каждую уничижительную реплику Витя запивал светлым пивком. Перед ним уже стояло три опорожнённых кружки и три пустых пятидесятиграммовых рюмочки.

Чаша терпения Серёг переполнилась, когда Витя внезапно ещё дальше выставил ногу и подсёк пожилого мадьяра, направляющегося к своему столику с четырьмя кружками пива в руках.

Мадьяр, исполнив виртуозный пирует, на ногах устоял. Мало того, он даже и извинился перед Витей за допущенную неловкость.

– Так ты, сосок обрыганный, ещё и драться не хочешь? – удивился Витя.

Серёги же, энергично замахав руками, дали понять остановившемуся венгру, что инцидент исчерпан. Товарищ выпил лишнего, но больше не будет.

Так хорошо начавшийся вечер пропал. Мероприятие надо было сворачивать, пока Витя не отмочил чего похлеще.

Пьяно протестующего Витю вывели из корчмы.

С криком, – Пиво подошло к концу, причем сразу всё! – он вырвался, мгновенно расстегнул ширинку, пристроился к стоявшей у входа бетонной урне, и напрудил её до краёв.

Чадивший доброй полусотней окурков сосуд зашипел и изошёл зловонным аммиачным паром. Пар мгновенно всосался висевшим над урной вентилятором вовнутрь питейного заведения.