Страна не для него

– Ты ведь несерьезно это говорил, да? – мурлыкнул Курт и потерся подбородком о шелковистые волосы Мартина, которые были, как и у него, цвета вороного крыла, только кое-где уже с серебристой проседью.

– Я говорил это совершенно серьезно и повторю еще, сколько хочешь, раз. Мы никогда не вернемся в Манчестер, – ответил Мартин хладнокровно.

– Ну, ладно, пусть не в Манчестер, – продолжал подлизываться этот хитрый чертенок. – А если в Лондон? Или в Ливерпул?..

– Ни в Лондон, ни в Ливерпул, ни даже в Эдинбург.

То, что произошло дальше, Мартина не удивило. Курт резко отпрянул и больно пихнул его в спину.

– Хочешь сказать, мы навсегда останемся в этой ужасной стране?! – заорал он, как ошпаренный, в отчаянии схватившись длинными пальцами за волосы.

– Да, – продолжал сурово стоять на своем Мартин, стараясь не отвлекаться от письма.

И когда Курт разрыдался, он тоже бровью не повел.

– Я не могу здесь жить, эта страна меня убивает! – начал кричать тот сквозь слезы. – Я ничего не понимаю на уроках! Надо мной смеются, что я не знаю языка! А эти поехавшие японцы, они меня бесят, меня от них тошнит!

– Ничего, привыкнешь.

– Ах, так! Ну и оставайся здесь! Хотя черта с два там, ты же вечно в разъездах, вечно у тебя командировки, то в Америке, то на Северном Полюсе! А я должен торчать в этой чокнутой стране и терпеть этих чокнутых людей! Да обломись! Я возвращаюсь в Англию!

Мартин щелкнул на кнопку «Отправить» и с безразличием повел красивым худым плечом, обтянутым черной домашней водолазкой.

– Счастливого пути, – фыркнул он безучастно.

– Да пошел ты!

И даже когда зареванный Курт демонстративно залез в карман его пиджака за бумажником и вытащил оттуда кредитную карту, Мартин ничего не сказал. Курт наспех оделся, прихватил свои документы (они все были на японском языке, Мартин уложил их в аккуратный прозрачный файлик и велел всегда носить с собой), выскочил на улицы Токио и сломя голову бросился по ним в произвольном направлении.

Поначалу Курт намеревался поехать в аэропорт и купить там билет до Лондона. Но когда истерика отпустила, он понял, что никуда не поедет и ни в какой Лондон не полетит. Тому было много причин, но не будем на них зацикливаться, потому что наш герой понял еще одну очень важную вещь – он заблудился…

– Просто блеск! – чертыхнулся Курт, разглядывая небоскребы и цветастые рекламные вывески, настолько разные и оригинальные, что все, как одна, друг на друга похожие.

Он попытался вспомнить, откуда пришел. Однако сообразив, что ничего путного из этого все равно не выйдет, Курт решил позвонить Мартину, покаяться во всех смертных грехах и попросить отыскать его на улицах большого сумасшедшего города. Но тут выяснилось, что с психу он и телефон дома забыл! Оставалось только свернуться клубочком на вычищенном и выскобленном чокнутыми японцами асфальте и умереть. Никто на него даже внимания не обратит, ведь в этой стране принято делать вид, что ничего не происходит. И найдут его через месяц, закостеневшего и холодного, как лед, с кредитной карточкой на несколько миллионов американских долларов в кармане пальто… Даже обидно как-то. Обворовал Мартина, чтобы купить себе билет до Лондона, а лететь передумал! Заблудился среди красочных круглосуточных магазинов, предлагающих всякие цацки на любой вкус и цвет, а карточка Мартина лежит себе в кармане без дела!

Вообще-то, Курт уже целых пять лет хотел одну вещь, но приобрести ее никак не представлялось возможным. Поэтому теперь, когда, кроме японцев и японского языка, на его пути преград не было, Курт двинул вдоль по улице в поисках спортивного магазина.

…Опробовать новые роликовые коньки он решил прямо здесь и сейчас. Курт ни разу не видел, чтобы кто-то разъезжал на них по Токио, но точно знал, что сейчас кого-нибудь убьет, если немедленно не снимет напряжение. Молодому иностранцу, не знающему японского языка, обладающему необычной внешностью и скверным характером, хождение по японским магазинам покажется адом! Сначала ему раскланяются все кассиры и консультанты, начнут доставать непонятными вопросами, следовать за ним между полками, потому что у него, видите ли, потерянный вид, пристально наблюдать за тем, как он стягивает товары, чтобы в любой момент подскочить и помочь сделать правильный выбор. Потом под белы рученьки проведут к кассе, будут там что-то спрашивать, а когда иностранец отрицательно замашет руками и молча всунет им кредитную карточку, посмотрят на него, как на последнего идиота. Запакуют товар, которым он хочет воспользоваться здесь и сейчас, в сотню оберток, – да так, что сходу не распакуешь, – а потом будут раскланиваться на выходе, благодарить несчастного за то, что он посетил их магазин и теперь уходит и больше никогда не вернется, варвар дикий!

– Оставьте меня в покое, кудасай (*Пожалуйста (яп.))! – гаркнул Курт, едва не срываясь в новую истерику, и убежал.

В маленьком токийском скверике он впервые за пять лет встал на роликовые коньки. Ноги от них сильно отвыкли. Кататься было больно и неловко, под мягкими силиконовыми колесиками чувствовался каждый шов тротуарной плитки, Курт то и дело спотыкался. Прохожих было немного. Как обычно, все старались сделать вид, что ничего необычного не происходит, но не могли просто так взять и перестать пялиться на странного вида хромого иностранца, который явно напрашивается на штраф, катаясь на роликах в неположенном месте. У одного, в конце концов, сдали хваленые японские нервы, и он бросился к Курту, прижимая к груди библиотечные книжки и крича на весь сквер:

– Эй ты, как там тебя, ты совсем обалдел?!

Курт Хартлесс узнал низкорослого япошку с милой мордашкой и невротическим выражением лица, который сидел на последних рядах с противоположной стороны.

– Кататься можно только в специальных парках, – заговорил тот на кривом английском, затем силком утащил иностранца на ближайшую лавочку и заставил переобуться. – Если кто-то вызвал полицию, ты получишь большой штраф.

– У тебя очень хороший английский! – обрадовался Курт, услышав родную речь, хоть и в смехотворном японском исполнении.

– Спасибо, я со школы люблю английский, – расцвел было нервный япошка, но тут же осекся: много чести – хвастаться перед диким Сото. Он и так ему сильно помог, спася от штрафа. После того, что Сото с неудачником Митсюзаки сегодня вытворили, он вообще имел полное право не только с ним не разговаривать, но и вызвать полицию до того, как это сделает кто-то другой!

– Я Курт Хартлесс, – Сото счел нужным представиться, так как с этим парнем он никогда не общался, поэтому тот мог и не знать его имени.

– Я знаю, – ответил японец надменно: еще недели не прошло, а Курта Хартлесса знали все! – Меня зовут Акума Катайя, – добавил он, так как его имени Сото точно не знал.

– Круто… – растерянно улыбнулся Сото и несмело уточнил: – А твое имя Акума или Катайя?

Японец был настолько поражен вопросом, что даже не успел сориентироваться, как ему себя вести.

– Акума, – кротко ответил он на автомате.

– А то японские фамилии обычно такие длинные…

Вся нервозность и надменность нрава Акумы Катайи на секунду улетучилась, и он не смог не улыбнуться этому запутавшемуся в чужом языке Сото.

– Кстати, «Акума» на японском означает «демон», – добавил Акума с прилежным видом, не лишенным гордости за свои познания (*На самом деле, в Японии называть так детей нельзя).

Вот только реакция последовала вовсе не такая, как он ожидал: вместо того, чтобы восхититься, Курт захохотал:

– Это ты-то демон?! Да над тобой прикололись!

Акума вмиг взбесился.

– Не смейся надо мной, пожалуйста! – взвизгнул он и ударил Сото книжками в плечо.

Курт Хартлесс заорал больше от удивления, чем от боли: он и не знал, что японцы тоже дерутся! Его учили, что драться в Японии – это показатель невежества и бла-бла-бла…

– Я же пошутил! – сказал Сото обиженно.

И Акуму это отрезвило. «Действительно», – подумал он.

Он извинился и, чтобы поскорее позабыть это недоразумение, поспешил переменить тему разговора:

– Ты давно катаешься на… как они называются?..

– Роликовых коньках? – охотно подсказал ему Курт, заблестев черными глазами.

Акума с улыбкой кивнул, довольный тем, что сумел заинтересовать его.

– Где-то с девяти лет. Сначала я на простых коньках катался, даже в хоккей в школе играл. Потом мне ролики купили. Но с тринадцати лет больше не катался, поэтому сейчас это охренеть как трудно!