Страна отношений. Записки неугомонного

К Эйтингону в тюрьме относились уважительно – наслышаны были о его заслугах перед Родиной, поэтому полковник Колтунов, зам. нач. тюрьмы, под грифами «Только лично» и «Совершенно секретно» незамедлительно отправил письмо в секретариат Хрущёва.

Через месяц депешу доложили новому «хозяину» (которому, кстати, в то время лишь размышлялось о целесообразности своего разоблачительного антисталинского доклада). Прочел письмо и Суслов, уже примеряющий рясу «серого кардинала».

Результат – ноль! Так, без всякой помощи детям и близким, сидел до упора в той же Владимирской особо важной «тюряге» заслуженный-презаслуженный бессребреник «генерал Котов», а в действительности генерал-майор внешней разведки Наум Исакович Эйтингон, кавалер семи боевых орденов, помимо всего, ещё и один из активных участников «атомного проекта».

– Это когда разведчики «на блюдечке с голубой каемочкой» притащили нашим ядерщикам ворох секретной американской документации по взрывным устройствам особой мощности, а проще говоря, атомной бомбе, – рассказывал мне в Воронеже сын опального генерала профессор Владимир Наумович Эйтингон, декан экономического факультета. – Так и отбыл отец свои 15 лет. А потом, после реабилитации (уже при Брежневе), получил во искупление однокомнатную «хрущебу» в самом хулиганском микрорайоне Москвы, где и дожил до смерти… Но честью, однако, ни разу не поступился! – добавил сын с твёрдостью в голосе.

Когда на Кубе в 1978 году умер Рамон Меркадер, отсидевший в Мексике 20 лет за убийство Троцкого, его жена Рокелия Мендоса пожелала похоронить мужа в Москве. Комитет госбезопасности, по ведомству которого Меркадер проходил всю сознательную жизнь, так и не назвав мексиканским тюремщикам своего настоящего имени, не в силах был отказать в праве погребения на территории России одного из самых заслуженных своих агентов и принял решение сделать это тайно.

Тайно доставить тело с Кубы и захоронить его без всяких почестей, в узком семейном кругу. Ну а какой семейный круг может быть у человека, отсидевшего в одиночке практически треть жизни – сам-друг да безутешная вдова.

Тогда ничего не понимающая Рокелия кинулась к московским друзьям покойного, но нашла только Эйтингона. Несмотря на вкрадчивые рекомендации с Лубянки, он таки пришёл, мало того – во всех боевых наградах (которые до этого никогда не носил). Более того, сказал прощальную речь, подчеркнув силу идей, ради которых лучшие люди шли на Голгофу:

– Один из них – Герой Советского Союза Рамон Меркадер, который сегодня здесь, на Кунцевском кладбище, заканчивает свой многотрудный земной путь…

Кагэбешники, привычно сидя за каждым кустом и камнем, таки добились, чтобы на могиле самого известного советского боевика стоял более чем скромный памятник с нелепой надписью – «Лопес Рамон Иванович, Герой Советского Союза». Шоб никто не догадался!

Так маскировали тайну, известную даже кладбищенским собакам. Вели себя как последние идиоты! Впрочем, делали так всегда и результат получили в итоге, как и положено, соответствующий. А какой он ещё может быть, если в стране, где при жизни всего лишь трех поколений трижды менялось государственное устройство? И какая у такого государства может быть безопасность, если за одно и то же сначала награждают, а потом сажают или, наоборот, сначала сажают, а потом награждают?..

Зуб золотой

Я более чем уверен, что даже после известных потрясений ждать от мадам Батуриной ухода в монастырь или от Юрия Михайловича (не дай Господь, конечно!) повторения судьбы «бедного Саввы» – не стоит. Не те человеческие типажи, а главное – не те времена!

Отринув в августе 1991 года эпоху «победившего социализма» и отряхнув с ног его прах за одну ночь, в виде каких-никаких, но морально-нравственных ценностей, мы тут же получили орущие неуправляемые толпы (тогда ещё от восторга), вселенский раздрай, неукротимую говорильню снова о «сброшенных цепях». Все это сопровождалось неконтролируемым воровством, безудержным пьянством, массовым бездельем, обманутыми вкладчиками, полчищами проституток из Содружества Независимых Государств, ещё большим количеством «челноков» из бывших ударников комтруда и стахановцев, бандитизмом на телеэкране и ещё более убедительным в жизни, ну и тягой к массовому переименованию, больше всего там, где все и заваривалось – в Москве.

Ну скажите, какая разница для обывателя, где его ночью огреют бейсбольной битой: на улице Степана Разина или на Варварке, на Красной Пресне или просто на Пресне? Но это стало навязчивой руководящей идеей – вот переименуем все, тогда на старой закваске новое и поднимется!

Я думаю, нет ни одного мэра на планете, чтобы при нем, как при Лужкове, произошло столь тотальное переименование всего, на что падает взгляд. Это сколько же надо денег ухлопать (а где их «хлопают», там обязательно крадут), чтобы перелицевать одни таблички на другие, а потом долго объяснять непонятливым, что ржавый речной пароход «Юрий Долгорукий» ещё вчера назывался «Маяковский», а строился лет пятьдесят назад как «Лазарь Каганович».

Не прошло и одной пятилетки, как по разоренным странам Содружества (СНГ) понеслись слухи о «сказочном острове Буяне, царстве славного Салтана». Войдя в роль столичного монарха, Юрий Михайлович, естественно, стал слушать только самого себя. Ну, может быть, ещё «лебедь белую» – Елену Прекрасную, и превратил «желанную страну» в город перевернутых «стаканов» с нелепыми башенками над ними, чердачными светелками непонятного предназначения да шпилями, очевидно, для золотых петушков. Любой петушок обезумел бы от увиденного и от собственного оглушительного кукареканья тут же околел.

На этот раз «иноземное» нашествие на Москву происходило при широко распахнутых воротах, очень скоро превратив столицу во вселенский «проходной двор», средоточие мыслимых и немыслимых пороков, от стреляющих по гражданам пьяных майоров милиции до крупнейшего в мире потребителя тяжелых наркотиков.

Лужков образца 1993 года и Лужков 2003 года – совершенно разные люди. Тот – умелый трудяга, исполнительный дворецкий при «ельцинской» семье, разумный при выборе цели, уравновешенный при ее достижении. Этот – неуправляемый благодетель, живущий по законам «личного острова» в океане бедности. На острове «белка песенки поет и орешки все грызет». А «орешки», естественно, «не простые, все скорлупки золотые», «ядра», само собой, «чистый изумруд». Все в семью, правда, на этот раз уже собственную.

Показные благодетели на государственных постах – очень опасные для общества люди. Они живут, а главное – руководят народными массами по понятиям, которые изобретают сами, или по их указаниям эти правила строчат усердные подхалимы.

Взял, например, «царь Салтан» и подарил городу N стоквартирный дом. Заметьте, не шубу со своего плеча, а большой жилой дом, причём даже не на содержимое «орешков», что нагрызла ему старательная белка, а на средства московского бюджета. Тогда почему дом позиционируется как подарок мэра? Потому, что градоначальнику такого уровня выгоднее всего смотреться как размашистому меценату, доброму благодетелю, неутомимому заботнику, к стопам которого не хило припасть и народному артисту, чтобы потом с придыханием рассказывать по телевизору, насколько начальствующий благодетель прост, обаятелен и доступен. Не то, что эти протокольные рожи «из новых», у которых и унитаз с автоматом Калашникова. А это наш, простой замоскворецкий парень! Помните, как про него задушевно пел Марк Бернес: «Паренек с московскою гитарою и девчушка в мамином платке, бродят дружной парою, неразлучной парою» и так далее?..

«Господи! Каким был простым, таким и остался!» – причитают бывшие девчушки «в мамином платке», уютные московские старушки, отбарабанившие лет этак сорок на каком-нибудь «Серпе-Молоте» и получившие от мэра к грошовой пенсии грошовую прибавку. В других городах и этого нет!

Юрий Михайлович в образе «замоскворецкого парня» и «народного градоначальника» любил общаться с народом по собственному телеканалу, непременно превращая это действие в крупное событие. Зрители, естественно, подобранные и заранее расставленные в ударных местах, выражали мэру горячее признание за все: за заботу, надежду, за то, что не покинет их никогда и не оставит без своей милости. Юрий Михайлович, конечно, обещал…