Страна Потекших Кисок

Николай, потеряв голову от такого внезапного поворота, дернулся вперед, намереваясь продырявить милфе горло, но та ушла с «линии поражения». Ощупав напрягшийся ствол, стала совершать рукой сильные поступательные движения, все крепче и крепче сжимая его достоинство.

Грубанов, несмотря на весь абсурд творившегося вокруг безумия, запрокинул голову от удовольствия. Застонал, чувствуя, как от этих властных, но нежных рук молниеносно подкатывает оргазм. Еще несколько мгновений…

– Прекрасный экземпляр! – бесстыже прерывая процесс, констатировала милфа. – Твердый, плотный, полный сил. В самом соку! Был бы еще чуть побольше… – И встала с колен.

– Эй! – разочарованию Николая не было предела. – Что за «динамо»? Начала – так будь добра закончить!

Но госпожа Гелигвин чихать хотела на слова Грубанова. Отступив на пару шагов, крикнула ему за плечо:

– Готовьте козлика к ритуалу!

За спиной раздались тяжелые шаги. Николай не успел ни повернуться на звук, ни даже пискнуть, как кто-то со всей недюжинной силой ударил его сзади под коленный сгиб. Мужчина завалился на пол, и стоящая рядом Иримэ накинула на его голову пахнущий луком холщовый мешок.

«Невидимка с тяжелыми шагами» заломила мужчине руки и скрутила их веревками. Затем беспардонно, словно куклу, взвалила тушку Николая на плечо и потащила в неизвестном направлении.

– Воблеры поганые! Отпустите! – пробовал тот кричать и вырываться. – Помогите! Пипидастры зрения лишают!

Но все вопли и возмущения Грубанова остались без внимания.

Глава 7

Нянькаться с мешочным пленником никто и не думал – тащивший Николая человек без особых церемоний бросил того на шершавый деревянный пол.

– Вот ты пелядь некрещеная, – упав на бок и стараясь безуспешно сесть, беспомощно проскулил Грубанов. – Мог бы и поаккуратнее, изделие ты штопанное!

– Не надоело материться, мужчинка? – раздался над ухом огрубелый женский голос, обладательница которого, судя по всему, с младенчества баловалась сигаретками. – Лежи спокойно, сейчас развяжу.

Николай с трудом успел переварить услышанное, как сильная рука сдернула с головы мешок. Пленник захлопал глазами, стараясь в сумраке крошечной комнаты различить очертания фигуры. А когда получилось, то непроизвольно ахнул – перед ним, согнувшись из-за низкого потолка, действительно стояла женщина. Ну как – женщина. Баба. Гром-баба! Под два метра ростом и словно вытесанная из камня – квадратное лицо с таким же квадратным подбородком, перекаченные руки со вздувшимися венами, огромные ножища, кубики пресса… Вместо соблазнительных сисечек вперед выпирала твердая «мужская» грудная клетка. Пожалуй, это была первая женщина, к которой Николай вообще не испытывал сексуального влечения.

«Да у нее одна рука весит больше, чем весь я! Такая навалится и…» – представив гром-бабу в постели, содрогнулся он и промямлил: – А это еще зачем?

– За надом, – уклонилась от ответа бабища и ловким движением застегнула на шее пленника тонкий кожаный ошейник. От ошейника в темноту уходила цепь.

– Но…

– Молчать! – командирским голосом прикрикнула баба-мужик и хлестанула Николая плеткой по мясистому боку. Из рассеченной кожи посочилась кровь. Пленник скрючился и решил больше не спорить.

Бабища вышла из комнаты и ненадолго скрылась из виду, а Николай огляделся. И увиденное ему не понравилось! Он находился в небольшой продолговатой камере. Три деревянные стены камеры – «глухие», без единого окошка. Вместо четвертой стены – стальная решетка и решетчатая дверь, ведущая в коридор.

По стенам коридора заплясали тени – это возвращалась бабища, которая несла в руке горящий факел. Воткнув факел в висящий в коридоре – напротив камеры – держатель, подошла к пленнику. Рывком подняв того на ноги, принялась развязывать узлы на запястьях.

– Свободен. – Гром-баба освободила Грубанова от веревок и слегка подтолкнула в спину.

– Могу идти?

– Ага, можешь, – насмешливо произнесла бабища и глазами указала в сторону. Николай проследил за ее взглядом – цепь, что тянулась от ошейника, другим концом была прищелкнута к ржавому, вмурованному в стену железному кольцу.

С довольной ухмылкой глядя на разочарованно-перекошенное лицо пленника, баба-мужик наклонилась, приподняла охапку лежащей на полу соломы и достала из-под нее черную тряпку.

– Вот, это тебе. Подарок! – Она кинула в лицо Николая влажные кожаные трусы. – Одевай.

«Что за бэдээсэмщина? – опечалился тот. – Надеюсь, выреза сзади нет? А то была бы… гомосятина!»

Бабища, разглядев брезгливость на лице мужчины, рассекла плеткой воздух и повторила, на сей раз крайне недовольно:

– Одевай портки!

В другой ситуации Николай с удовольствием бы заметил, что эту тряпочку из кожи вряд ли можно назвать «портками», да и «одеть» ее нельзя, только «надеть»… но, видя неприкрытое раздражение в глазах бабищи, решил промолчать.

– Сделано, – поспешно натянув трусы, сказал он. – Надеюсь, до меня их никто не носил? Не хотелось бы заразиться герпесным дерматитом или чем-то подобным и потом ходить чесаться…

Баба-мужик многозначительно промолчала и вышла из камеры. Скрипнули замки.

Когда грузные шаги затихли в недрах тюремных коридоров, Николай, постоянно замирая и прислушиваясь, приблизился к решетке. Протиснуться сквозь нее выглядело задачей непосильной, поэтому он попробовал просто «разболтать» прутья, но, потерпев неудачу, вернулся вглубь камеры.

Усевшись на солому, пленник попытался расстегнуть хитроумный замок на ошейнике, но – безуспешно. Затем решил снять ошейник через голову, но и здесь потерпел фиаско – тот был затянут слишком туго, не подцепить.

Осознав тщетность бытия, Грубанов досадливо разметал солому по полу и встал. Подойдя к ржавому кольцу и упершись ногой в стену, взялся за цепь и, до темноты в глазах напрягшись животом, потянул цепь на себя. В мыслях мужчины кольцо после таких невероятных приложенных усилий должно было с «мясом» вырваться из стены… Но, увы, кольцо оказалось иного мнения и не сдвинулось ни на миллиметр.

– Да что ж такое! Едрить-колотить, сегодня хоть что-то сыграет мне на руку?

Внезапно в стену, которая располагалась слева от двери, постучали. Тихонечко. Два раза. Тук-тук.

– Это что там за граф Монте-Кристо недоделанный? – вздрогнул Николай. Вытерев вспотевший от усилий лоб, постучал в ответ и прислушался – тишина.

Так и не дождавшись реакции на стук, он вернулся к решетке. Длины цепи едва-едва хватило, чтобы наполовину просунуть голову между прутьев и боковым зрением оглядеть часть коридора – ничего интересного. Тогда откуда был звук?