Страна Рождества

Уэйн сказал:

— Я поскользнулся со шпателем, и у меня остался от него шрам прямо вот здесь.

Он поднял правую руку, но, посмотрев на нее, не смог найти тонкого как волос шрама, который всегда был на подушечке большого пальца. Его озадачило, что с ним могло случиться.

— Дорога в Страну Рождества удаляет все печали, облегчает любую боль и стирает все шрамы. Она забирает у тебя все, что не приносило тебе никакой пользы, а то, что она оставляет, становится чистым и нетронутым. К тому времени, когда мы доберемся к месту назначения, ты не будешь знать не только боли, но и воспоминаний о боли. Все твои несчастья подобны грязи на окне. Когда машина закончит с тобой, грязь отчистится и ты засияешь. И я тоже.

— Вот как, — сказал Уэйн. — А что, если бы меня не было с вами в машине? Что, если бы вы поехали в Страну Рождества в одиночестве? Машина все равно делала бы вас… моложе? Она все равно заставила бы вас сиять?

— Боже, у тебя много вопросов! Бьюсь об заклад, ты круглый отличник! Нет, я не могу добраться в Страну Рождества в одиночку. Я не могу сам найти туда дорогу. Без пассажира эта машина просто машина. И это самое лучшее во всем! Я могу быть счастлив и здоров, только делая счастливыми и здоровыми других. Исцеляющая дорога в Страну Рождества предназначена только для невинных. Машина не позволит мне заграбастать все это для себя. Я должен делать добро другим, если хочу, чтобы и мне делали добро. Если бы только остальной мир был устроен таким же образом!

— Это и есть исцеляющая дорога в Страну Рождества? — спросил Уэйн, выглядывая в окно. — Она больше похожа на М-80.

— Да, это — Междуштатное шоссе 80… теперь, когда ты проснулся. Но всего минуту назад тебе снились сладкие сны, и мы были на шоссе Святого Ника, под старым мистером Полумесяцем. Разве ты не помнишь? Снеговиков и горы в отдалении?

Уэйна не тряхнуло бы сильнее, попади они в глубокую выбоину. Он не хотел думать, что Мэнкс был вместе с ним в его сне. У него промелькнуло воспоминание об этом бредовом небе, наполненном статическими помехами. .небо ложное Это.Уэйн знал, что бабушка Линди пыталась ему что-то сказать — пыталась дать ему способ защититься от того, что Мэнкс и его машина делали с ним, — но он ее не понимал, и ему казалось, что требуется слишком много усилий, чтобы в этом разобраться. Кроме того, было немного поздно, чтобы она начинала давать ему советы. Она не очень утруждала себя, чтобы сказать ему что-то полезное, когда была жива, и он подозревал, что она не любила его отца только потому, что Лу был толстым.

— Когда ты задремлешь, мы найдем ее снова, — сказал Мэнкс. — Чем быстрее мы туда доберемся, тем раньше ты сможешь прокатиться на снежных горках и поиграть в «трость слепого» с моими дочерьми и их друзьями.

Они ехали по просеке, разделявшей лес кукурузы. Над рядами стояли машины, черные балки которых возвышались, как арка авансцены над сценой. Уэйну пришло в голову, что эти машины были опрыскивателями, полными яда. Они будут поливать кукурузу смертоносным дождем, чтобы ее не съели инвазивные виды. Именно эти слова — «инвазивные виды» — прозвенели у него в мозгу. Позже кукурузу слегка промоют, и ее будут есть люди.

— Кто-нибудь когда-нибудь уезжает из Страны Рождества? — спросил Уэйн.

— Как только ты там окажешься, тебе не захочется уезжать. Там будет все, о чем ты только мог бы мечтать. Там есть все лучшие игры. Все лучшие аттракционы. Там больше сладкой ваты, чем ты смог бы съесть за сто лет.

— Но я мог быуехать из Страны Рождества? Если бы захотел?

Мэнкс посмотрел на него в зеркало чуть ли не враждебным взглядом.

— С другой стороны, может, некоторые учителя чувствовали, что ты травишь их всеми своими вопросами. Каково тебе было на занятиях?

— Не очень-то.

— Ну. Ты будешь рад узнать, что в Стране Рождества нет никаких школ. Я сам ненавидел школу. Я предпочитаю делать историю, а не читать о ней. Вам любят говорить, что обучение есть приключение. Но это полная чушь. Обучение — это обучение. Приключение — это приключение. Я думаю, что как только научишься складывать, вычитать и достаточно хорошо читать, что-либо сверх этого может привести к большим идеям и неприятностям.

Уэйн понял это так, что он не сможет уехать из Страны Рождества.

— А я могу высказать какие-нибудь последние просьбы?

— Послушай. Ты ведешь себя так, словно приговорен к смертной казни. Ты не в камере смертников. Ты прибудешь в Страну Рождества здоровее, чем когда-либо!

— Но если я не вернусь, если я должен остаться в Стране Рождества навсегда… Я хочу кое-что сделать, прежде чем туда попаду. Могу я в последний раз пообедать?

— Что ты имеешь в виду? Думаешь, в Стране Рождества тебя не будут кормить?

— Что, если мне захочется чего-то, чего там не достать? Разве в Стране Рождества можно найти все, что захочется съесть?

— Там есть сладкая вата, какао, хот-доги и леденцы на палочке, от которых у меня всегда болят зубы. Там есть все, что мог бы захотеть ребенок.

— Я бы хотел початок кукурузы. Намазанный маслом початок, — сказал Уэйн. — И пива.

— Я уверен, что не составит никакого труда найти для тебя кукурузу и — как ты сказал? Корневое пиво? Здесь, на Среднем Западе, есть очень хорошее корневое пиво. А сарсапарель еще лучше.

— Я говорю не о корневом пиве. О настоящемпиве. Я хочу «Серебряную Пулю» компании «Курс» [145] .

145

Пивоваренная компания «Coors» является региональным отделением седьмой по величине в мире пивоваренной компании «Molson Coors» (Канада) и третьей по величине пивоваренной компанией в Соединенных Штатах.

— С чего бы тебе хотеть пива?

— Мой папа сказал, что я выпью пива с ним на крыльце, когда мне будет восемнадцать. Говорил, что я смогу выпить его как-нибудь Четвертого июля и посмотреть фейерверк. Я с нетерпением этого ждал. По-моему, теперь этого не случится. Кроме того, вы сказали, что в Стране Рождества каждый день Рождество. Думаю, это означает отсутствие Четвертого июля. В Стране Рождества жители не очень-то патриотичны. Так что еще я хотел бы получить бенгальские огни. У меня были бенгальские огни в Бостоне.

Они ехали по длинному низкому мосту. Рифленый металл томно гудел под шинами. Мэнкс не заговаривал снова, пока они не достигли другой стороны.

— Сегодня ты очень разговорчив. Мы проехали тысячу миль, и сейчас я услышал от тебя больше, чем когда-либо. Давай посмотрим, правильно ли я тебя понял. Ты хочешь, чтобы я купил тебе 24-унциевую банку пива, початок сладкой кукурузы и фейерверки для твоего личного Четвертого июля. Ты уверен, что больше ничего не захочешь? Не собирался ли ты угоститься паштетом из гусиной печени и икрой со своей матерью, когда тебе исполнится двадцать один год?

— Я не хочу своего личного Четвертого июля. Я просто хочу несколько бенгальских огней. И, может, пару ракет. — Он помолчал, потом сказал: — Вы говорили, что вы у меня в долгу. За то, что убили мою собаку.

Последовало мрачное молчание.

— Было дело, — признал наконец Мэнкс. — Я выбросил это из памяти. Я этим не горжусь. Сочтешь ли ты, что мы квиты, если я куплю тебе пива, початок кукурузы и фейерверки?

— Нет. Но ни о чем другом я не попрошу. — Он посмотрел в окно и увидел луну. Она была похожа на отколовшийся кусок кости, безликая и далекая. Не так хороша, как луна в Стране Рождества. В Стране Рождества все лучше, предположил Уэйн. — Как вы узнали о Стране Рождества?