Страна Рождества

— Что это было? — спросила Вик. — Обед?

— Он любит что-нибудь грызть, когда нервничает, — сказал он. — Совсем как ты.

Они поехали обратно в дом Линды, чтобы перекусить сэндвичами с индейкой. Хупер полакомился банкой собачьих консервов, одной из новых пар вьетнамок и теннисной ракеткой Вик, еще не вынутой из полиэтиленовой обертки. Даже при открытых окнах в доме пахло сигаретным пеплом, ментолом и кровью. Вик не терпелось отправиться в путь. Она собрала купальники, листы бристольского картона, свои туши и акварели, усадила в машину собаку и мальчика, которого любила, но — как она боялась — не знала или не заслуживала, и они нацелились на север, чтобы провести там лето.

«Вик МакКуин пытается быть матерью, часть II», — подумала она.

Их ждал «Триумф».

Озеро Уиннипесоки 18 июня

В то утро, когда Уэйн нашел «Триумф», Вик сидела на причале с парой удочек, лесок которых никак не могла распутать. Эти удочки она обнаружила в чулане коттеджа — тронутые ржавчиной мощи восьмидесятых с монофильными лесками, спутавшимися в клубок размером с кулак. Вик вроде бы видела коробку со снастями в каретном сарае, и она отправила Уэйна поискать ее.

Она, сняв туфли и носки и опустив ноги в воду, сидела на краю причала и сражалась с узлом. Пробавляясь коксом — да, было у нее в жизни и такое, — она могла счастливо сражаться с каким-нибудь узлом целый час, наслаждаясь этим не меньше, чем сексом. Она игралаэтот узел, словно Слэш [97] , выдающий соло на гитаре.

Но через пять минут она это дело бросила. Нет смысла. В коробке со снастями найдется нож. Надо знать, когда имеет смысл стараться что-то распутать, а когда эту дрянь лучше просто разрезать.

97

Слэш (настоящее имя — Сол Хадсон, р. 1965) — англо-американский гитарист, играл в группах Guns N’ Roses (1985–1996), Velvet Revolver (2002–2008), Slash’s Snakepit (1994–1996, 1998–2001), Slash’s Blues Ball (1996–1998).

Кроме того, от вспышек солнца на водной поверхности у нее болели глаза. Особенно левый. Левый глаз казался твердыми тяжелым, словно был не из мягких тканей, а из свинца.

Вик распростерлась на жаре, ожидая возвращения Уэйна. Ей хотелось подремать, но каждый раз, начиная засыпать, она вдруг вздрагивала и пробуждалась, услышав у себя в голове песенку сумасшедшей.

Впервые Вик услышала песню сумасшедшей, находясь в психиатрической больнице в Денвере, куда попала после того, как спалила таунхаус. В песне сумасшедшей было всего четыре строки, но ни Боб Дилан, ни Джон Леннон, ни Байрон и ни Китс — никто и никогда не снизывал вместе четырех строк в такой глубоко проницательный и эмоционально точный стих.

Коль пою я эту песню, то никто здесь не уснет!

Я сегодня в настроенье — ночь петь буду напролет!

Вик жалеет, что не может, сев на байк, умчаться прочь!

А ведь точно так могли бы сани Санты ей помочь!

Эта песня разбудила ее в первый же вечер в клинике. Ее пела неизвестная женщина в какой-то палате строгой изоляции. И пела она ее не просто для собственного удовольствия, но обращалась с ней непосредственно к Вик словно с серенадой.

Сумасшедшая визжала-вопила свою песню по три-четыре раза в ночь, как правило, именно тогда, когда Вик погружалась в сон. Иногда сумасшедшая начинала так сильно смеяться, что не могла воспроизвести мелодию от начала до конца.

Вик тоже приходилось кричать. Она кричала, чтобы кто-нибудь заткнул эту мразь. Начинали вопить другие, всю палату охватывали крики, все кричали, требуя соблюдать тишину, дать им поспать, прекратить это безобразие. Вик кричала до хрипоты, пока не приходили черные мужчины в белых халатах, чтобы скрутить ее и вставить ей в руку иглу.

Днем Вик сердито рассматривала лица других пациенток, ища в них признаки вины и усталости. Но они всевыглядели виноватыми и усталыми. На сеансах групповой терапии она внимательно прислушивалась к другим, думая, что полуночная певица выдаст себя хриплым голосом. Но хриплые голоса были у всех— из-за тяжелых ночей, плохого кофе и сигарет.

В конце концов наступил вечер, когда Вик перестала слышать сумасшедшую с ее сумасшедшей песней. Она решила, что ту перевели в другое крыло, в кои-то веки проявив заботу об остальных пациентках. Вик уже полгода как вышла из больницы, когда наконец узнала голос и поняла, кто был той сумасшедшей.

— Тот мотоцикл, что в гараже, — он наш? — спросил Уэйн. И, прежде чем она успела разобраться с этим вопросом, сказал: — Что это ты поешь?

Она не замечала, что напевает ту песенку себе под нос, вплоть до самого этого мига. Исполняемая мягким голосом, она звучала гораздо лучше, чем раньше, когда Вик, заходясь смехом, визжала ее в психушке.

Вик села, потирая лицо.

— Не знаю. Ничего.

Уэйн окинул ее темным сомневающимся взглядом.

Он вышел на причал семенящим, затрудненным шагом, а Хупер, ссутулившись, брел позади него, как ручной медведь. Уэйн нес большой побитый желтый ящик с инструментами, ухватившись за ручку обеими руками. Когда он одолел треть пути, хватка его разжалась и ящик с грохотом упал. Причал содрогнулся.

— Вот, нашел коробку со снастями, — сказал Уэйн.

— Это не коробка со снастями.

— Ты же сказала — поискать коричневую коробку.

— А это желтый ящик.

— Здесь есть коричневые пятна.

— Это ржавыепятна.

— Ну? И что? Ржавчина же коричневая.

Он открыл защелку ящика с инструментами, откинул крышку, хмуро посмотрел на содержимое.

— Запросто можно ошибиться, — сказала она.

— Может, это для рыбалки? — спросил он, вытаскивая любопытный инструмент. Он походил на лезвие тупой миниатюрной косы, достаточно маленькое, чтобы поместиться у него в ладони. — Форма как у крючка.

Вик знала, что это такое, хотя много лет ничего подобного не видела. Потом до нее наконец дошло, что сказал Уэйн, впервые ступив на причал.

— Дай-ка я посмотрю, что это за ящик, — сказала Вик.

Повернув его, она увидела набор, состоявший из ржавых плоскогубцев, манометра давления и старого ключа с прямоугольной головкой, на которой было выдавлено слово ТРИУМФ.

— Где ты это нашел?

— Лежало на сиденье того старого мотоцикла. Мотоцикл — он же вместе с домом?

— Покажи мне, — сказала Вик.

Каретный сарай

В каретном сарае Вик была только раз, когда впервые осматривала дом и постройки. Она говорила матери, что приберется там и превратит его в студию. Пока, однако, ее карандаши и краски не продвинулись дальше шкафа в спальне, и каретный сарай оставался таким же загроможденным, как в день их приезда.

Это было длинное, узкое помещение, настолько заваленное разнообразным хламом, что по прямой линии до задней стены добраться было невозможно. В нескольких стойлах там когда-то держали лошадей. Вик очень нравился запах сарая — аромат бензина, земли, старого сухого сена и дерева, прокаленного и состаренного восьмьюдесятью периодами летней жары.