СТРАНА ТЕРПИМОСТИ (СССР, 1980–1986 годы)

Экзекуция началась в неблагоприятный момент: кончалось действие наркотика. «Мальчики» сначала посадили Ксению с помощью подъемной спинки кровати, потом начали клонить ее лицом вниз, то есть, загибать в салазки. В глазах потемнело от боли, теряя сознание, она едва успела выдохнуть:

– Подождите!

Когда очнулась, первым бросился в глаза огромный шприц, размером с тот, которым делали укол Моргунову в фильме «Кавказская пленница». Его, улыбаясь, держала в обеих руках Азарова. Теперь ассистенты бережно, почти нежно нагнули ее за плечи. Светило тут же оказалось за спиной, и под лопатку с хрустом вошла игла. Ксении показалось: вбили гвоздь. Боль была невыносимая, закололо сердце, но она, закусив до крови губу, сдерживала вопль. Она вспомнила, как совсем недавно сказала по телефону своей приятельнице Кире в ответ на рассуждения той, что «все у тебя, Ксеня, есть: и квартира шикарная, и мебель, и муж любящий и хозяйственный, и ребенок у родителей, это ли не счастье?» «Для полного счастья мне не хватает несчастья». Накаркала, вот и терпи. Физические страдания тоже несчастье. Вот и настрадайся вдоволь, чтобы не болтала что ни попадя в другой раз.

Боль разламывала тело, из грудной клетки будто весь воздух выпустили и вдохнуть его не было ни сил, ни возможности. В мозгу ее возникло видение – образ из недавно прочитанной книги Леонида Андреева «Иуда Искариот»: распятый Иисус. Губы его шевелились, и она скорее догадалась, нежели услышала: «Тебе больно, мне было больно…»

– Больно? Конечно, больно. Но потерпи, милая, потерпи. Бог терпел и нам велел, – ласково приговаривала профессорша.

А Ксению будто током пронзило совпадение видения с действительностью. Она застонала. Гвоздь из спины выдернули. Мальчики, наконец, отпустили плечи. В ее глазах плавали оранжевые круги. Она осторожно втянула в сплющенную грудную клетку воздух, едва сдерживая слезы, с натугой улыбнулась и спросила:

– А помните фильм «Каскадеры»? Я вам не напоминаю случайно одного из героев, когда он лежал в больнице?

Доктор тут же подхватила.

– Помним, а как же. Вот где мужественные люди… Ты у нас тоже не хуже, прямо героиня. Сейчас еще разочек… – она снова зашла со спины со шприцем в руках…

Жажда жизни то появлялась – она начинала много говорить со всеми подряд, и с нянечкой, и с медсестрами, и с врачами, заказывать домой матери что-нибудь из своих любимых блюд, – то исчезала, и она становилась ко всему безучастной.

Время в такие дни текло медленно, почти осязаемо, как в песочных часах. Она то смотрела в потолок, то за окно – на черное дерево. Мыслей не было, желаний тоже. И ради этого она выжила? Зачем? Чтобы ощущать себя живым трупом?

* * *

Черное дерево на белом снегу,Ветками машет и кличет меня.Вот я вскочу и к нему подбегу!Но не пускает меня простыня.Белая душит меня простыня,белая падает в ноги стена.Что же ты, дерево, кличешь меняШелестом ласковым из-за окна?Слезы-сосульки на дереве черном.Оттепель, что ли, пришла в декабре?Или рыдало по мне, по никчемной,Дерево страшную ночь во дворе?

Наступал новый день, и она снова радовалась тому, что могла видеть белесое от мороза небо, дерево, которое оживало, потому что по нему с ветки на ветку прыгал воробьишко, топорща перышки. С удовольствием она смотрела в лица входящих к ней людей и находила их приятными и добрыми. Открывала тетрадку и писала, писала – неровными строчками…

* * *

Это было,Как мучимой жаждой – глоток воды,Как голодной – хлеба кусок.Было счастье в объятьях беды –Влажно смерть холодила висок.Но какая-то высшая цельЕсть во всем, что назначено нам.Может быть, соловьиная трельМое горло порвет пополам?Ну и пусть!Назначенье мое –Выпеть песни свои до конца.Во всю мочь прославлять бытие,Когда краска уходит с лица.

Ближе к Новому году у нее появились краткие часы бодрствования. Она не без опаски стала мысленно возвращаться в прошлое, в совсем близкое, когда она была при смерти, и более отдаленное, до больницы.

А больничное заточение шло своим чередом. Отца по-прежнему берегли, не сообщая всей правды. Мать, уже успокоившись, что дочь жива, сказала, что она лежит по женским делам. Тем более, что к Ренату приехала из поселка под Ташкентом мать, чтобы помогать по хозяйству сыну. Ренат по-прежнему приезжал ежедневно справляться о ее состоянии и передать бутылку кефира или молока. Другой пищи ей пока было нельзя, ее продолжали держать на диете, поскольку она была лежачей больной. Она худела. Муж написал ей три письма, очень теплые и душевные. Пусть просто сидит в кресле, но будет дома с сыном и с ним. Он будет все сам делать. Она притворилась ласковой и признательной за его заботу.

Но в душе было пусто и холодно и неизвестно было, будет ли иначе по отношению к мужу. Получила она записки и от Киры, и от Салты. А вообще две недели, проведенные в реанимации, отгородили ее на время от такой грязи, слухов и сплетен вокруг ее имени, что, узнай она хотя часть из них, то могла бы в ее нынешнем неуравновешенном состоянии и всерьез свести счеты с жизнью, осчастливив этим многих злоязыких, с каким-то сладострастным любопытством ожидавших роковой развязки – смерти, а не выздоровления. Какую бурю она, того не ведая, подняла в затхлом стоячем болоте бездельников, охочих до чужой жизни, до чужой беды!

Не ведала она также и о том, что и здесь в больнице у нее появился недоброжелатель – врачиха по имени Татьяна Михайловна, у которой были шашни с зав.отделением урологии – врачом Тохтаровым. Он оперировал Ксению по своей прямой специальности: зашивал мочевой пузырь. Ежедневно он наведывался к своей больной и проверял, как идет заживление шва и отверстия, из которого через трубочку выводилась моча. Его любовница посчитала, что он уделяет этой совминовской бл… слишком много внимания.

Кстати, такое мнение о секретаршах едва ли не всех учреждений и организаций почему-то было однозначным, особенно в среде людей недалеких и необразованных. Вероятно, этому способствовали некоторые популярные писатели и режиссеры. Народ тогда еще верил книгам и фильмам. Врачиха приревновала полуживую больную и мелко, пакостно отомстила ей, подстроив так, что выдали справку при выписке о том, что Кабирова К.А. поступила в реанимацию в состоянии сильного алкогольного опьянения.

По закону ей не полагалась выплата пособия по больничному листу на все время болезни. А Ксения пробыла дома девять месяцев. Закон лучше некуда. Государство отказывало человеку в материальной помощи в несчастье, если он был выпивши: «споткнулся, упал, очнулся: гипс». Кто же застрахован от несчастного случая? Смешно? «Не правда ли смешно?» Но это было потом…

Тридцатого декабря Зинаида Павловна, поддавшись на уговоры, все-таки пропустила Рената в палату. Он встал перед кроватью на колени, плакал и просил прощения. Ксения тоже прослезилась. Он осторожно поцеловал ее в губы и спросил:

– Ксюш, что тебе принести на Новый год? Что ты хочешь?

Неожиданно она попросила:

– Хочу шампанского, Ренатик…

Муж разулыбался обрадовано и пообещал:

– Из-под земли достану! – и на цыпочках вышел из палаты.

Дело в том, что шампанского в магазинах не было. Оно доставалось. В очередной раз правители испытывали людское терпение. Как, впрочем, и задумывалось, в Стране терпимости. Поэтому задание было сложное.

5

На следующий день в отделении царило оживление, все готовились так или иначе встречать Новый год. В палате витали аппетитные запахи: готовилась праздничная еда. Медперсонал скрывал под халатами наряды, а под белоснежными накрахмаленными колпаками прически. Мать еще с утра принесла в реанимацию праздничное угощение для всех. Все стояло в холодильнике. По просьбе больной, все могло быть тут же подогрето. Но у нее не было ни настроения, ни аппетита. Ну, какое настроение у распластанной лягушки? К тому же она постепенно восстанавливала в памяти дни в Доме терпимости, проводимые в смятении, в душевном расстройстве, и это только усугубляло ее состояние гнетущей тоски. Стихи были мрачные.

* * *

Удивлены? Возмущены? Испуганы?Как сделать я это посмела!Душа моя вами поругана,Покорно покинула тело.От злобы, от сплетен устала,От громких бесстыдных цитат.Она погибала, но этого мало –Толкали ее вы в ад.Кричали, галдели свирепо,Ей не давали свободно вздохнуть.А ненависть тыкалась слепоВ мою беззащитную грудь.И вот вы добились: петляДа сломанный стул на полу.Раскрыла объятья земляМогилой в заросшем углу.