Страна тысячи городов

Ко второй категории помещений можно отнести жилые покои царя, его семьи и гарем. Это были, как правило, сравнительно небольшие комнаты с очагом у одной стены и нишей на стене противоположной. Стены помещений нередко покрыты росписью. В частности, предполагаемый гарем украшен женскими портретами, вписанными в прямоугольные рамы.

Наконец, третью группу составляли различные хозяйственные постройки, складские помещения, жилище многочисленной челяди и слуг. В этой части дворца можно отметить анфиладу узких помещений, в которых располагался арсенал и мастерская для производства и ремонта оружия. Там были найдены части луков, составные древки стрел из дерева и камыша, железные наконечники этих стрел, вызолоченные бронзовые пластины от панцирей и поясов и стеклянные вставки к ним. Луки, имевшие в длину около 160 сантиметров и клеенные из дерева разных пород с костяными обкладками, были грозным стрелковым оружием того времени. В юго-западной части дворца шел длинный коридор, куда выходили небольшие и бедно оформленные комнаты. Скорее всего это жилые помещения рядовых чиновников и слуг. Они вполне могли довольствоваться коридорной системой, и им совершенно не обязательно было любоваться портретами своих жен и любовниц. Среди этих чиновников имелись и лица, владеющие редким в ту пору искусством письма. На одной из фресок мы видим даже изображение такого писца, несущего свитки исписанных пергаментов (табл. XIV). Династийный знак хорезмшахов на его головном уборе указывает на принадлежность к царской администрации. Большая часть работ писцов до нас, к сожалению, не дошла. Однако, как мы уже говорили, в одном помещении обнаружена груда исписанных обрывков кожи и несколько документов на деревянных дощечках в сравнительно хорошем состоянии. Расшифровка их в отличие от нисийского архива еще только начинается. Но уже сейчас можно сказать, что тщательный учет налоговых поступлений заботил администрацию Топрак-калы не меньше, чем нисийского правителя. В частности, тексты на дереве оказались составленными по единому формуляру списками семейных общин, подлежавших обложению налогом.

Бесконечные лабиринты топрак-калинской резиденции были в древности подлинным музеем, своеобразной национальной галереей хорезмийского искусства (табл. XIII, в). Сейчас скульптуры разбиты и обрушены, фрески выцвели и кое-где обрушились вместе со стенами. Но тем не менее даже дошедшие до нас обломки и обрывки свидетельствуют о большом разнообразии вкусов и нередко незаурядном художественном мастерстве их создателей. Вот фрагменты охотничьих фресок — хищная птица в зарослях и угрюмый лик тигра (табл. XV). Вот золотистые рыбки, резвящиеся среди волн, условно переданных вихревыми завитками. Видимо, частью какой-то батальной композиции был барельеф скачущего коня, выполненный в почти натуральную величину.

В художественном убранстве топрак-калинского дворца заметно соединение разных стилей и влияний. Например, женская голова — так называемая «супруга Вазамара» — отличается скованностью, обычной для мелкой пластики Согда. Наоборот, «красная голова» — это динамичный портрет волевого мужчины, поражающий исключительной выразительностью, стремлением к психологической характеристике героя (табл. XVI). В целом несколько тяжеловатые и приземистые композиции хорезмийских мастеров сочетаются с поисками броского эффекта и оригинальности. Всю резиденцию повелителей этой северной цивилизации отличает своеобразное варварское великолепие.

Кто же были они, эти хорезмийские владыки, основавшие свою столицу на границе оазисов и пустынь? Какие победы прославляли их придворные мастера? Какие страны поставляли рабов и пленниц?

I–III века н. э были тем временем, когда в южных районах Средней Азии и Афганистана складывается новое могущественное политическое объединение — империя Кушан. Вскоре сюзеренитет новоявленных шах-ан-шахов признавали уже многочисленные области Северного Индостана, а кушанские армии вели упорную борьбу с китайскими войсками за политическое преобладание в Восточном Туркестане. Правда, не вполне ясно, как далеко на север в пределах Средней Азии удалось продвинуть свои границы новому государственному образованию.

Как мы видели выше, даже о распространении власти кушанской державы на Согд можно говорить лишь предположительно. Правда, среди современных историков кушанские правители нередко находят рьяных сторонников, смело отдающих им даже парфянскую Маргиану. Однако нумизматический материал совершенно ясно показывает, что там в I–III веках н. э монеты чеканились от имени местных владетелей. Маргианские наместники этого времени, может быть, мало зависели от центрального аршакидского правительства, но уж с кушанскими государями вообще не имели ничего общего.

Некоторые исследователи, в том числе археологи, специально изучающие древности Хорезма, склонны признать вхождение нижнеамударьинских оазисов в состав нового политического колосса. Согласно этим воззрениям, лишь с ослаблением кушанской империи в III–IV веках н. э Хорезм вновь обрел политическую независимость, символом которой и явилось возведение топрак-калинокого дворца. В таком случае именно по кушанской эре, начавшейся, согласно одному из расчетов, в 78 году н. э., следует датировать и документы, обнаруженные при раскопках этой резиденции. Тогда три документа топрак-калинского архива, датированные, согласно Некой эре 207, 231 и 232 годами, должны соответствовать 285, 309 и 310 годам н. э. Такова эта точка зрения, наиболее распространенная в литературе.

Вместе с тем по мере продолжения археологических работ и открытия все новых и новых памятников хорезмийской земли невольно закрадывалось сомнение — не были ли исследователи слишком зачарованы устоявшимися представлениями о всепроникающей мощи и могуществе кушанской державы? Имеются ли достаточные основания отдавать во власть кушанских императоров Хорезм, дотоле успешно сохранявший свою независимость в весьма сложной политической обстановке?

В этих условиях наличие столичного города — топрак-калинской резиденции хорезмийских царей — само по себе уже должно говорить о многом. Как показали исследования, этот город возникает в I веке н. э. Материал же из раскопок дворца-цитадели датируется III — началом IV века. Но эти последние цифры дают лишь дату завершающего периода в жизни этого роскошного строения. Вероятно, весь комплекс складывался на протяжении весьма длительного времени. Недаром в ряде мест могут быть отмечены различные перестройки, возведение подпорных стен и контрфорсов, закладка кирпичом проходов и даже полностью отдельных помещений. Как уже отмечалось выше, спустя какое-то время к первоначальной платформе были пристроены три башни, изменившие весь облик царской резиденции. Скорее всего именно многие десятилетия работы безвестных скульпторов, художников и архитекторов придали этому обширному комплексу то богатство и поразительное разнообразие декора, которое можно наблюдать по сохранившимся остаткам. Можно полагать, что монументальный дворец-цитадель возник одновременно с постройкой города или во всяком случае вскоре после него. Затем огромное здание видоизменялось и переделывалось на протяжении жизни нескольких поколений, как это было, например, с парадными комплексами Нисы.

Однако это еще не решает вопроса о том, были ли обитатели топрак-калинского дворца независимыми владетелями или лишь наместниками, признававшими сюзеренитет далекого, но могущественного владыки. Тщетно мы искали бы ответа на этот вопрос в сочинениях римских и греческих авторов, которым и само имя страны «Хорезм» было практически (Неизвестно. Еще не обнаружены и династийные хроники древней Средней Азии, хотя открытие ряда административно-хозяйственных архивов позволяет смотреть на будущее, в этом плане, с известным оптимизмом. Остается обратиться к такому источнику, как древние монеты, чеканенные хорезмийскими правителями. На Востоке в древнее время, да и в средние века, выпуск монеты был исключительной прерогативой правящих лиц, своеобразной декларацией прочности их государственного суверенитета, династийных связей и политических притязаний. О чем же повествует древнехорезмийская нумизматика?

Где-то во второй половине I века до н. э. или в начале I века н. э правители Хорезма начали регулярно чеканить свои собственные серебряные монеты. С них на нас смотрит суровое красивое лицо восточного владыки, облаченного в парадные одеяния. Парящая фигурка Ники с венком в руках невольно заставляет вспомнить «зал побед» топрак-калинского дворца. На обороте тот же правитель изображен всадником, символизируя мощь кавалерии в стране, тесно связанной с миром кочевых племен. Возможно, и сама династия хорезмийских правителей, подобно парфянским Аршакидам, вела свое происхождение от вождей кочевников, овладевших оседлой страной в результате успешного набега. Во всяком случае помещенный здесь же на монете династийный знак — тамга имеет много общего с аналогичными знаками, известными по материалам кочевой степи. Единственное, чего мы не знаем, — это имени сурового хорезмшаха. Правда, на оборотной стороне этих монет имеется надпись. Но это всего лишь искаженная почти до неузнаваемости греческая легенда, содержащая имя и титул греко-бактрийского царя Евкратида. Можно считать, что тетрадрахмы этого энергичного полководца и послужили исходным прообразом для медальеров Хорезма. Нам известен ряд монет переходного периода, но лишь монеты безымянного хорезмийца утверждают во всей полноте становление нового, уже хорезмийского нумизматического типа. Этот тип хорезмийских монет остается неизменным на протяжении многих столетий вплоть до арабского завоевания. Кушанское монетное дело никак не сказалось на медальерном искусстве нижнеамударьинских оазисов. Буквально ни в чем — ни в типах изображений, ни в расположении надписей, ни в весовом стандарте — невозможно обнаружить кушанское влияние. Более того. Принципиально различными оказываются даже сами денежные системы двух государств. Монетное обращение в кушанской державе было основано на золоте, а в Хорезме опять-таки до самого арабского завоевания его — на серебре, так же как это было, кстати, и в соседней Парфии.

Монеты хорезмийских правителей

(вверху — «безымянный царь»)

В настоящее время появляются и монеты хорезмийских царей, правление которых можно относить к I–III векам н. э., т. е. ко времени предполагаемого господства кушан в Хорезме. Все эти монеты выдержаны в исконном хорезмийском стиле. На них помещен традиционный династийный знак, а не кушанская тамга, хорошо известная нам по монетам этой державы. Кроме того, подавляющее большинство кушанских монет, найденных на территории Хорезма, имеет надчекан, воспроизводящий верхнюю часть хорезмийского династийного символа. Нигде больше, кроме Хорезма, мы не знаем монет этой великой империи, столь дерзновенно переиначенных непокорным владыкой. Таким образом, есть все основания сомневаться во вхождении Хорезма в состав кушанской державы или во всяком случае в том, что это вхождение было прочным и долговременные.

Нуждается в пересчете и предложенная датировка документов из Топрак-калы. Недавно около Нукуса раскопан могильник, в котором обнаружены достаточно подробные эпитафии. Поскольку в этих надгробных надписях помимо прочих сведений содержались и даты по хорезмийской эре, это помогло археологам и историкам наших дней. Весь могильник датируется найденными в нем вещами, в том числе и монетами VII — первой половины VIII века н. э. Крайние же даты поминальных эпитафий дают 654 и 753 года хорезмийской эры. Ясно, что это искомое летосчисление должно было начинаться где-то в первой половине I века н. э., будучи практически одновременным с той условной хронологией, которой мы пользуемся в наши дни. Уж не безымянный ли царь Хорезма, оставивший мам на монетах свой мужественный портрет, учредил эту новую эру?