Страна воров на дороге в светлое будущее

— Я вам очень советую, оставьте ваше занятие.

— Я требую сказать, кто они такие! — закричала на него Ира.

Человек еще больше понизил голос и произнес со значением:

— Это очень уважаемые люди!

Все это происходило в ПРОКе — профессиональном клубе кинематографистов на Красной Пресне. Но сам по себе клуб и его программа однозначного приговора не заслужили. Если и было на фестивале что-нибудь действительно интересное и талантливое, то это ПРОК. Придумал его (еще на прошлом фестивале) и осуществил Юлий Гусман — (фантазер, режиссер, остроумец, шоумен и блестящий организатор.

На этот раз Гусману удалось многое. У гостя глаза разбегались от разнообразной программы. Хотелось увидеть и то, и другое, и третье. Надо сказать, дневной клуб шибко отличался от вечернего. Днем — деловая часть, рабочая, полезно-информативная. Вечером — развлечения. Поэтому и публика клуба днем была одна, а вечером… Впрочем, и вечером должна бы быть та же.

Но поскольку в те дни в Москве самое интересное происходило на Пресне, сюда стремился попасть весь город. Стремились-то все, но попадали только те, кто попадает всюду, куда хочет (думаю, что были они и на приеме в Георгиевском зале Кремля, а почему нет?). И не спасли ни железная загородка, выставленная за сто метров от входа, ни кордоны милиции, ни аккредитационные карточки на груди. Вечером в клубе, обтекая редких участников фестиваля, тусовались московская шушера, хозяева жизни — «уважаемые люди». Кинематографисты, поначалу толпой валившие в клуб, недоуменно озирали обтекавшую их толпу, потом с каждым днем чувствовали себя все неувереннее, словно на чужом пиру, и постепенно потеряли интерес к вечернему клубу. А руководители клуба приняли разумное, по-моему, решение — закрыть его. Так было сорвано интересно задуманное дело.

Впрочем, и в самой задумке крылись многие просчеты. Кинорежиссер Роман Балаян, вскоре после открытия клуба, не вынеся духоты и децибелов, в страхе бежавший из него, набросился потом на меня с упреками. А надо сказать, что это я уговорил его прийти на открытие:

— Приходи, Ромочка, обязательно, будет что-то крайне интересное!

— Эти ваши одесские шутки!.. — с нарочитым акцентом и жестикуляцией стал выговаривать мне Балаян. — То, что проходит в Одессе, в Москве не пройдет!

Тот, кто, подобно Балаяну, не присутствовал на «Золотом Дюке» и поэтому может предположить, что московский ПРОК по форме своей, по атмосфере, а главное, по сути, в чем-то схож с одесским, глубоко ошибается. Хотя и тем, и другим руководил тот же Гусман.

Я повидал его, поговорил:

— Но ты же опытный человек, должен был предвидеть нечто подобное. Хотя… Ситуация так быстро развивается в худшую сторону.

— Это — во-первых. А во-вторых… Сто человек милиции ежедневно, этого тебе мало? И все равно просачивались.

— Говорят, аккредитации продавались.

— Не знаю. Наши, «проковские», уверен, на сторону не ушли ни одна. Но «Гость», «Служба фестиваля» — эти карточки висели на ком угодно. Мы с милицией конфисковали больше сотни фальшивок — их напечатал Совинтерфест (с надписью «ПРОК») без нашего ведома. Кому они раздавались?

— Ну а цены, Юлик? В самом клубе. Явно же не для кинематографистов: что ни возьми — чашечка чая, горсть орешков, бутылка виски — все втридорога.

— А ты думаешь, Союз или Госкино выделили хоть копейку? Все сделали энтузиасты и кооперативы. А у них цены такие.

— Почему же все-таки закрылись?

— За день до этого вырубился кабель. На пятнадцать минут погас свет. Я почувствовал себя капитаном тонущего «Адмирала Нахимова». Спрашиваю: «Есть гарантия, что он завтра не погаснет?». Гарантии нет. А завтра — Закрытие. Набежит вся Москва. Пока не было ни одного криминального происшествия. А вдруг произойдет в последний день? Тогда… Тогда они все неудачи своего бездарного, напрочь проваленного фестиваля спишут на меня.

— Это правда. У нас любят сваливать вину на того, кто работает.

Словом, праздник Закрытия отменили.

Жаль. Кажется, еще вчера я предостерегал: растущая не по дням, а по часам преступность способна сорвать любое наше благородное начинание. Подтверждения долго ждать не пришлось. А ведь это лишь начало, еще только дыхание преступного мира. Что же будет, когда мы шагнем в полосу уголовного террора? А он придет, я уверен, если мы отступим один раз, другой, если не начнем сегодня же, на всех рубежах, организовывать достойное сопротивление. Задача художника в этой борьбе чрезвычайно велика и ответственна.

Выходя через Спасские ворота из Кремля после приема в честь фестиваля, кое-кто из нас наблюдал такую картину. Трое или четверо милиционеров схватили здорового молодого парня и закинули в машину. И уехали.

— Позор! — возмущалась наша интеллигенция.

— Вот вам ваша перестройка и гласность! — орали иностранцы.

А произошло следующее. Поддавший прохожий сунулся в Кремль, но путь ему преградил постовой милиционер. Тогда гуляка толкнул его в грудь.

Вот мы любим все сравнивать с Америкой.

Интересно бы посмотреть, что стало с этим парнем, толкни он американского полицейского? Что бы с ним сделали?

Государство должно научиться себя защищать. Иначе хаос, дестабилизация достигнут такого размаха, атмосфера на улицах наших городов настолько сильно сгустится, что народ, миллионы людей от Балтики до Тихого океана, потребуют «сильной руки» — Сталина, черта в ступе, кого угодно. Потому что только сильная рука способна остановить преступность, перемахнувшую критический уровень.

Наблюдения за ходом военных действии

Писать сегодня о преступности — что наполнять переполненную бочку. Информация переливается через край и уже не усваивается. Лавина публикаций захлестнула прессу, читатель растерян — огромный вал преступности катится на него. Явный перебор со стороны средств массовой информации. У нас всегда так. Всегда, как у неудачливого игрока в «двадцать одно» — каждый раз перебор.

В мрачной картине есть и темный мазок, положенный автором этих строк. Статья «Война с преступностью» — «Советская культура» от 29 июля 1989 года. Но мне хотелось не эпатировать общество, а привлечь внимание правительства. Потому что об актуальнейшей проблеме не говорилось тогда ни на Съездах народных депутатов, ни на первых заседаниях Верховного Совета.

Цель вроде бы была достигнута: появилось постановление «О решительном усилении борьбы с преступностью». Оставалось надеяться, что его не постигнет участь других премудрых бумаг, таких как «Об улучшении снабжения населения продовольственными товарами» и т. д.

Война была объявлена.

На этом можно было бы и успокоиться, но… Но меня не покидало ощущение, что объявлена она была не тому противнику. К такому парадоксальному выводу я пришел после недолгого наблюдения за «ходом военных действий».