Страна желанная

— Думаешь на красном веселее?

Старик не мигая встретил его тяжёлый взгляд.

— А ты-то сам как думаешь?

— Солдату думать не приказано.

Лепихин усмехнулся и показал на отвёрнутую полу рыжей шубы.

— Баран твой тоже, видно, не думал, так вот зато из него шубу и сделали.

— Неизвестно ещё, что из нас сделают, — буркнул солдат.

— Известно. Уже сделали, — резко сказал молодой белобрысый рабочий, подходя вплотную к солдату и глядя на него с нескрываемой злобой. — Бандитов сделали. Каждый день людей расстреливать на Мхи водите.

— Я не вожу, — сказал солдат, сердито сопя и снова опуская глаза на свои руки, протянутые над жаровней.

— Не ты, так другой, какая разница? Одна шайка.

— Постой, Городцов, — вмешался Лепихин. — Ты не горячись.

Он оттеснил Городцова и подмигнул ему, давая понять, что он повёл разговор очень уж круто и опасно. Потом повернулся к солдату и уже без насмешки спросил:

— Ты, видать, не так давно в солдатах?

— Месяца два всего.

— По мобилизации?

— По мобилизации.

— А прежде чего делал?

— Прежде лесорубом был и по сплаву, то же самое ходил.

— А сам откуда родом?

— Шенкурской.

— А-а, шенкурята — крепкие ребята. Как боровички. И скуласты. Случаем, не Зуев твоя фамилия?

— Зуев, — солдат удивлённо поднял брови. — Откуда ты дознался?

— Дознаться нетрудно, — снисходительно усмехнулся Лепихин. — Половина шенкурят — Зуевы.

— Верно, — сумрачное лицо солдата впервые за всё время посветлело и на нём мелькнула улыбка. — Зуевых у нас, верно, много. И ребята шенкурские крепкие.

— Как же, слыхали о вашей крепости, — снова вмешался белобрысый Городцов. — В январе, сказывают, красные вам как раз под Шенкурском всыпали, так что вы и город кинули, да семьдесят вёрст аж за Шеговары драпали.

Лицо солдата снова стало сумрачным и замкнутым.

— То не нам всыпали, — сказал он обиженно. — То американцам да канадцам. Они там фронт держали.

— Держали, да не удержали, — сказал злорадно Городцов.

Лепихин взял его слегка за локоть и оттянул в сторону. Солдат молчал. Лепихин сказал, прищурясь:

— Выходит, значит, всё по справедливости, что назад к Москве отошёл город. Старое такое присловье есть: Шенкурск городок — Москвы уголок. Может слыхал, лесоруб?

Лепихин повернулся к солдату и говорил с ним теперь без насмешки. Солдат, помолчав, сказал:

— Слыхал. Верно. Есть такая поговорка. Дед сказывал.

Он вытащил из кармана шубы тёплые рукавицы, обшитые защитного цвета сукном, и стал натягивать их на руки. Лепихин поглядел на рукавицы и спросил:

— Тут на вокзале солдаты третий день по выгрузке дров работают. Ты случаем не из той партии?

— Из той.

— Ну-ну, — кивнул Лепихин, глядя с усмешкой на то, как натягивал солдат рукавицы и как пошёл прочь от жаровни. Выходило, что солдат вовсе не греться заходил. Эти рукавицы, эта рыжая баранья шуба и волчья ушанка давали достаточно тепла и не хватало солдату, видимо, совсем другого. За этим-то другим и завернул он к рабочим депо, увидев открытые двери. Думая об этом, Лепихин проводил солдата взглядом до дверей. Тот уходил, словно нехотя или в глубокой задумчивости. На пороге он остановился и обернулся, словно желая что-то сказать и колеблясь, говорить ли. Потом, видимо, решившись и указывая на Городцова, сказал негромко:

— Ты, папаша, этого белобрысого попридержи всё ж таки. Больно рисково разговаривает с незнакомыми. На другого налетит этак и прямо в контрразведку угораздит, а там и на Мхи очень просто.

— На другого он этак не налетит, — усмехнулся Лепихин. — У нас тоже глаза на месте. Прикидываем, с кем чего можно, с кем чего нельзя. А в общем, ты правильно это, конечно. Остерегаться надо, — Лепихин лукаво прищурился и добавил: — Особенно белому солдату.

Солдат буркнул с такой же, как у старика прищуркой:

— У нас то же самое глаза на месте. Прикидываем, что с кем можно.

Лепихин тихонько засмеялся.

— Ну, оно и ладно, коли так. Заходи, лесоруб, не прогадаешь. Я ведь, к слову сказать, тоже шенкурский.

— Ну? — удивился и обрадовался солдат. — Ужо, теперь зайду беспременно.

Он вышел. Лепихин постоял на месте, глядя ему вслед и сказал вздохнув:

— Мужик-то, видать, не столько воюет, сколько горюет.

— Не он один, — откликнулся Городцов, снова отошедший к своему верстаку.

— В том и сила, что не он один, а много таких, — подхватил Лепихин с живостью.

— В том и сила, — согласился Городцов. — А между прочим, я что-то от тебя не слыхал прежде ничего про Шенкурск. Ты что же в самом деле тамошний уроженец?

— Я-то? — улыбнулся Лепихин. — Нет, я дальний. С Печоры, а в Шенкурске только один раз случаем бывал. Но это значенья не имеет. Раз белая власть и камманы заморские нам обоим не по носу, значит мы с ним земляки. Я так считаю, а ты как, парень?

Лепихин снова подсел к Глебке и вопросительно поглядел на него. Глебка ничего не ответил, во-первых, потому, что не мог понять, как это можно навязываться в земляки белогвардейскому солдату, во-вторых, потому, что как раз в эту минуту в дверях депо появился Шилков.

— Пошли, — сказал он коротко Глебке, не входя в депо и, видимо, торопясь. — Сейчас поезд.

Глебка вскочил со скамейки и кинулся к дверям. Лепихин проворчал вслед:

— Ишь, как взвился, и попрощаться с добрыми людьми времени нет.

Глебка остановился на полдороги к дверям и обернулся. Лепихин махнул рукой.

— Ладно уж, не ворочайся, а то пути не будет.

Он встал со скамьи и подошёл к Глебке.

— Ну ни пуху тебе, ни пера, сынок.

Лепихин нагнулся к Глебке и, заглядывая ему в глаза, сказал тихо:

— Передавай там привет.

— Кому? — спросил Глебка быстро и деловито, словно рассчитывая уже через полчаса быть на той стороне и передать поклон.