Страницы любви Мани Поливановой

Она протолкалась в первые ряды, по-птичьи вытянула шею и уставилась завороженным взглядом в квадратную пасть, выплевывавшую сумки и чемоданы.

Он подошел.

Завидев свой коричневый саквояж в переплетенных вензелях и шашечках знаменитой европейской фирмы – предмет ее чрезвычайной гордости, ибо у каждой уверенной в себе женщины должны быть дорогие, уверенные в себе сумки! – она стала было тянуть его с ленты, но тот, что был в Москве совсем другим, не дал ей никаких шансов.

Он чуть-чуть подвинул ее плечом и легко стащил саквояж.

– Вас кто-нибудь встречает?..

Она посмотрела на свой багаж у него в руке.

– А?.. Нет, мы на такси.

– Подвезти вас?

Она просто глаз не могла оторвать от своей сумки. Следит, чтоб он не сбежал?..

– Спасибо, не нужно.

Он пошел вперед, как будто прокладывая ей дорогу в толпе. Она двинулась за ним, позабыв про Митрофанову, и попыталась вырвать у него из руки саквояж!..

– Спасибо вам большое, но я и сама могу.

Он очень удивился, но не отдал.

– Я донесу ваши вещи до стоянки.

– Мне неудобно, – пробормотала она, – спасибо, конечно…

Каждый раз, когда она бормотала «спасибо», он взглядывал на нее, как ей казалось, чуть насмешливо. Он вообще держался очень уверенно, от его московской нервозности не осталось и следа, и ей приходилось все время делать над собой усилие, чтобы соотносить того, кого она знала в Москве, с этим, который нес сейчас ее сумку.

Миновав стеклянную крутилку-дверь, куда ежеминутно ломился народ, они выбрались на улицу, в туман, сырость и серость, и тут она опять стала рвать у него свою поклажу.

– Алекс, дальше я сама.

– Все-таки я провожу вас.

– Некуда меня провожать!.. Я Митрофанову потеряла, сейчас пойду искать, куда ее черт понес, и мне бы сигарету выкурить…

– Я подожду.

– Да не нужно!..

– Я люблю «Буквоед», – вдруг сказал Алекс, вконец устав от препирательств. – Тот, что на площади Восстания!.. Там можно пить кофе и читать книжку сколько угодно. Однажды я так просидел до утра. Почему-то мне ночью пришло в голову, что я хочу почитать Мариенгофа. И я пошел его читать.

И он подумал с внезапным ужасом – зачем я это сказал?..

Он был совершенно уверен: Маня сейчас спросит – вы сумасшедший?.. И тут все и кончится.

Кончится даже то, что еще и не начиналось вовсе.

Никаких шансов. Жизнь линейна и однозначна, и в ней все повторяется раз от раза. Бег по кругу. Так по цирковой арене бегает дрессированный пудель. У него рябит в глазах, он все время чувствует один и тот же запах сырых опилок, пота и звериной мочи, но у него нет ни ума, ни сил, ни воли повернуть в обратную сторону, или выбежать на середину, или перемахнуть манеж и броситься по ступеням вверх.

Это просто невозможно, и все тут.

Какой еще Мариенгоф среди ночи в «Буквоеде» на площади Восстания?! Вы сумасшедший?..

– Слушайте, – вдруг сказала писательница Поливанова с неподдельным восхищением. – Я тоже так хочу!.. Сидеть ночью в книжном магазине и читать что-нибудь странное.

Он помолчал, а потом пробормотал растерянно:

– В следующий раз я вас… приглашу. Можно?..

И в этот момент что-то случилось.

Вроде бы свинцовые питерские небеса не разверзлись, солнце не выглянуло из-за туч, мрак не был попран, и время не остановилось. Но она уставилась в асфальт и сказала:

– Можно. У вас есть мой телефон?..

Он даже не сразу сообразил, о чем она спрашивает, а сообразив, замотал головой. Волосы упали на лоб, и он нетерпеливо откинул их растопыренной пятерней.

– Мобильного нет.

– Запишете?.. Или, хотите, я вам визитную карточку дам, там есть мобильный номер.

Сердце у нее стучало, и хотелось придержать его рукой.

– Лучше карточку, – ответил он не сразу. – А вы долго здесь пробудете?

– До понедельника.

Он спрятал картонный прямоугольничек во внутренний карман.

– Я позвоню.

Вместо снега из низкой тучи вдруг пошел дождь, и Маня Поливанова подумала, что дождь – всегда к удаче.

– Володечка, солнышко, а у меня мышь опять не работает!

– Об стол стучала?

– Не-е-ет! Разве можно?

– Нужно! Постучи, может, контакт отошел. Спиртом протирала?

– Я ее духами протирала! Между прочим, «Диор», вот понюхай, как пахнет! Эротик?.. Ну скажи, скажи, правда эротик?..

– Эротик. Батарейку меняла?

Леночка или Олечка уставилась на него в изумлении.

Береговой едва удержался, чтобы не шлепнуть ее по заднице и таким образом побудить к мыслительному процессу.

– Так чего там с батарейкой-то, а?

– Ой, а у нее есть батарейка, да?

– Есть! – весело сказал Береговой Леночке или Олечке и, вместо того чтобы хлопнуть ее по заднице, галантно поцеловал руку, чего не делал никогда в жизни. Он не умел ухаживать за барышнями… красиво.

Он вообще не умел за ними ухаживать.

И за этой не ухаживал. Он был в превосходном настроении, вот что!..

– Там есть батарейка, и даже не одна, а целых две! На вот! – он кинул на стол упаковку. – Возьми и попроси кого-нибудь у себя в отделе, чтоб поменяли.

– Ой, Володечка, ну до чего ты умница! Ну ты просто красавец! И мы тут все без тебя так скучали, та-а-ак скучали!..

Береговой без «них» тоже скучал, та-а-ак скучал, знала бы она! Чуть с ума не сошел, рассылая чертовы резюме, мучительно думая, где бы взять денег на кредит и на материну больницу, и каждой извилиной мозга сознавая собственную ненужность и никчемность!..

Как страшно, когда никому не нужен.

Как здорово, когда нужен всем и все ругаются, что чего-то там не успел, недоделал, недодал, недоглядел!..

Раньше Владимира Берегового раздражали претензии окружающих и их чрезмерные запросы, и еще то, что с некоторыми приходится валандаться, как, например, с этой Леночкой-Олечкой! Нынче его все это умиляло.

– Да! – крикнул он ей вслед. – Я самое главное забыл! Ты ее иногда переворачивай.

Леночка или Олечка сделала пируэт и притормозила у самого порога: