Страницы незримых поединков

Надо было прежде всего попытаться выманить Дутова из крепости. Захватить его на узкой суйдунской улице с глухими глинобитными стенами домов, выходивших окнами только во внутренние дворы, не составило бы, как представлялось Чанышеву и его соратникам, особого труда. Сложнее было выкрасть атамана из крепости. Один из резервных вариантов (его считали наиболее вероятным) был таким — Махмут должен оглушить атамана, вместе с Куддуком Байсмаковым вынести его из дома в большом крапивном мешке. В таком мешке, который был спрятан у Куддука под бешметом, они уже однажды выносили из этого здания кипы листовок, их предстояло «распространить» на советской стороне. И именно этот мешок не вызвал бы особых подозрений у часовых, с которыми Махмут и Куддук уже были знакомы, не раз одаривали их спиртом и опием.

Подробные, четкие задания получили и все остальные участники операции. Старший из братьев Байсмаковых, Куддук, которого знали в лицо часовые, должен все время находиться как можно ближе к Махмуту, быть, как сказал Касымхан, его тенью. Касымхан Чанышев и Газиз Ушурбакиев будут прохаживаться у ворот крепости, готовые в любую минуту снять часовых у стены и броситься на помощь Махмуту и Куддуку. Юсупу Кадырову, Мукаю Байсмакову и Насыру Ушурбакиеву поручалось прикрыть огнем главных участников операции в случае, если вспыхнет перестрелка. Убедившись, что каждый хорошо понял свою задачу, Чанышев сжег план и приказал всем отдыхать.

Вечером шестого февраля, как было условлено, группа подошла к крепости. Махмут и Куддук на лихих конях подлетели к самым воротам. Спешились, привязали скакунов к коновязи и направились к часовому. Тот окликнул их, осветил фонарем.

— Пакет для его превосходительства, — сказал Махмут, показывая конверт с большими сургучными печатями.

— Жди, позову дежурного, примет.

— Велено вручить лично в руки, видишь? — показал он дутовцу подчеркнутые двумя жирными чертами слова: «Совершенно секретно» и «Вручить лично».

Махмут спокойно, как будто каждый день ходил по этой дорожке, зашагал к дому, стоящему в глубине двора. Вслед за ним протиснулся и Куддук.

Разговор с охранником у входа в дом был примерно таким же. Только на этот раз казак доверительно добавил: «Кажись, их превосходительство уже почивают…»

Дутов полулежал на тахте, о чем-то вполголоса говорил с адъютантом, который разбирал на столике бумаги. Махмут успел только заметить поблескивающие в свете лампады иконы, большеглазые лики святых.

Лихо козырнув, Махмут, протянул пакет. Адъютант вскрыл его, подал письмо Дутову. Тот стал читать вслух: «Господин атаман, хватит нам ждать… Пора начинать. Я все сделал. Ждем только первого выстрела…» — и вдруг метнул исподлобья острый, изучающий взгляд на гонца. Махмут стоял как изваяние. Атаман стал читать дальше: «Сожалею, что не смог приехать лично…»

— А где Чанышев? — так же резко вскинув голову, спросил Дутов.

— Он повредил ногу и сам приехать не сможет, — спокойно ответил Ходжамьяров. — Но он тут недалеко и ждет вашу милость у себя в доме… Хоть сейчас или, может, завтра…

— Это еще что за новости?! — зло выкрикнул атаман.

Махмут понял, что вариант похищения Дутова отпадает раз и навсегда. Выхватив наган, он выстрелил в упор. В то же мгновение на него бросился адъютант. Еще выстрел — и он падает к ногам Махмута. Третий раз Махмут выстрелил в Дутова, свалившегося с тахты.

Услышав выстрелы, часовые кинулись на выручку. Их остановили пули Чанышева, Байсмакова, Ушурбакиева. Томительно тянутся секунды. Но вот из домика появляется прихрамывающий Махмут — выбегая, он оступился. Друзья подсадили его на коня.

Пока дутовцы, перепуганные стрельбой в крепости, приходили в себя, быстрые гиссарские кони несли храбрецов по разным дорогам.

Утром Мансур-хаджи — хозяин хутора Дагр — по просьбе Насыра отправился в Суйдун. Вернувшись, он рассказал, что Дутов и его адъютант убиты. По улицам города носятся всадники, задерживают всех подозрительных. На воротах крепости висит бумага, в которой сказано, что каждый, кто сумеет доставить в контрразведку хоть одного из террористов, получит за живого 5000 золотых рублей, за мертвого — 3000.

В тот же день в Ташкент Петерсу и в Москву — Дзержинскому были отправлены телеграммы, сообщавшие, что, поскольку похитить Дутова не удалось, белый атаман, на чьей совести тысячи расстрелянных и замученных советских людей, понес кару народа — уничтожен. «Наши благополучно вернулись», — так заканчивались телеграммы.

Приказом по Всероссийской чрезвычайной комиссии Давыдов, Чанышев и Ходжамьяров за ликвидацию белогвардейского гнезда, «за акт, имеющий общереспубликанское значение», были награждены именными золотыми часами. Высокими наградами были отмечены и другие участники рейда.

— Советская Республика никогда не забудет, что именно вам она обязана спасением жизни многих тысяч трудящихся, — говорил Яков Христофорович Петерс, поздравляя героев с наградами.

В те дни граница была приведена в боевую готовность. В Джаркенте и других пограничных районах ввели комендантский час. Советские органы опасались нападения, попытки белогвардейцев отомстить за казнь белого палача. Но, как сообщили наши разведчики, кара советского народа, настигшая Дутова и за толстыми, непробиваемыми пулями стенами крепости, окончательно подорвала у дутовских офицеров веру в возможность новой интервенции. В стане дутовцев воцарилась анархия. Кое-как державшееся Дутовым воинство стало расползаться по своим станицам и поселкам.

Опасность нападения на нашу страну на этом участке границы миновала.

А спустя несколько месяцев наши части разгромили полки корпуса Бакича, того самого незадачливого генерала, первый сокрушительный удар по войскам которого был нанесен в конце апреля 1919 года в оренбургских степях, на берегах Салмыша.

Военное положение в Семиречье было отменено. В пограничной полосе наступила нормальная жизнь.

* * *

Потом Насыр Ушурбакиевич Ушурбакиев создавал в родном Семиречье первые колхозы, был председателем сельхозартели «Труд пахталык», заместителем директора МТС. Пятнадцать лет проработал на Орском комбинате «Южуралникель», отсюда ушел на пенсию.

…Много лет прошло, но в памяти ветерана часто всплывают картины теперь уже очень далекого прошлого. Кажется, что он слышит топот копыт, видит тех всадников из 1921 года, которые неслись на лихих конях навстречу подвигу.

В. АЛЬТОВ Из огня революции

Как и все документы тех героических лет, это удостоверение было предельно лаконичным:

«Предъявитель сего тов. Богородский Федор действительно есть заведующий Особым отделом Оренбургской губернской Чрезвычайной комиссии, что подписью и приложением печати удостоверяется ».