Страницы олимпийского дневника
Шрифт:
Скорее новый городской квартал, видный издалека, красно-белым пятном выделяющийся на фоне зелёной равнины. Конечно, всё имеет свои удобства. Чем выше дома, тем меньше территория деревни, всё компактно.
Наша делегация, например, занимала один дом целиком. Обратной стороной он выходил на широкую улицу. За улицей размещался интернациональный клуб. А за ним голубел бассейн.
Днём здесь царят нега и лень. Разморённые солнцем возлежат на шезлонгах олимпийцы. Загорелые и прекрасные, словно античные статуи, они подобны богам на Олимпе. Всё ещё впереди. Игры начнутся через полмесяца — можно расслабиться. Это через полмесяца, после того, как запылает огонь на Университетском
Но это потом. А пока у бассейна оживлённо. Вот греческий дискобол (с отнюдь не классической фигурой, а похожий скорее на пивную бочку). Он поднимается на вышку и, подобно мешку с песком, летит в воду, обрызгивая всех кругом.
А вот изящные американские гимнастки совершают прыжки в воду. Эх, если б они так же хорошо освоили гимнастические упражнения! В тени древней пирамиды, откопанной на территории деревни, отдыхает Леонид Жаботинский. Дальновидные коллекционеры автографов уже роятся возле него, словно пчёлы на пасеке. Неторопливым движением Леонид проставляет свою подпись в протянутых альбомах и блокнотах.
Раздаётся визг — это немецкие легкоатлеты, раскачав, швыряют в воду своего коллегу.
Медленно, уже сотый раз бороздит бассейн из конца в конец одинокий нигериец.
И только пловцов здесь не бывает — они плавают в иных краях, в отведённых для тренировок водах. Вся лужайка, окружающая бассейн, в свою очередь, окружена посетителями. Они толпятся здесь целыми семьями: папа, мама, полдюжины детей, расфранчённые, счастливые, преисполненные гордости за своё привилегированное положение. Ведь подавляющее большинство тех, кто мечтает попасть в Олимпийскую деревню (а их десятки тысяч), могут, заплатив свои песо и выстояв длиннющую очередь, лишь проехаться по ней в специальном трамвайчике или машине.
Тем временем в самом просторном здании интерклуба ведутся неторопливые беседы, за столами для пинг-понга оживлённые баталии, у барьера, за которым стоят хостессы, — лёгкий флирт.
Хостессы, или, как они официально называются в Мехико, адъютанты, — очаровательные девушки. Они в полосатых платьях (за что прозваны «зебрами») и таких же накидках — серых, если обслуживают деревню, синих — спортсооружения, оранжевых — прессу, наконец, красных, если сопровождают членов Международного олимпийского комитета и почётных гостей. На груди у них, как у бравых офицеров, красуются колодки — цветные флажки обозначают языки, которыми владеет хостесса. Около них всегда собираются спортсмены поболтать, посмеяться, поухаживать.
Иногда дело оборачивается серьёзно. Так, познакомившись с одной из них, тренер итальянских пловцов влюбился, а через две недели, к концу Игр, была сыграна свадьба.
Над деревней синее небо. В нём пять цветных больших шаров, символизирующих олимпийские цвета. Впрочем, шаров почти никогда не было пять. Один обязательно куда-нибудь улетал или падал. Под ветром они сталкивались, тёрлись друг о друга и выходили из строя. Но три-четыре упрямо развевались над огромным бетонным кольцом, символизировавшим дружбу и единение. Изредка доносились свистки полицейских, заметивших машину, двигавшуюся по деревне со скоростью больше 20 км, дальние клаксоны автомобилей, порывы музыки из транзисторов.
А потом наступал вечер…
И всё преображалось. В большом зале начинались концерты. В дни Игр здесь продемонстрировали своё искусство десятки лучших танцевальных и музыкальных коллективов Мексики: народные танцевальные группы, балет, национальные оркестры, джазы, традиционные трио певцов-гитаристов —
«марьячис», современные ансамбли.Порой очередная певица вытаскивала на сцену кого-нибудь из зрительного зала и заставляла танцевать с ней. Замечу, что большинство справлялись с этим отлично и нередко превосходили профессионалов.
Все концерты сопровождались немыслимыми овациями, свистом, криками, топаньем.
А в фойе клуба царила тишина, нарушаемая лишь сосредоточенным сопением, шарканьем и тихим шёпотом большой толпы. Если прислушаться, можно было в конце концов различить одно звенящее слово: «ченьдж». Ох этот обмен. Ни на одних играх это увлечение не достигало столь чудовищных масштабов. Сначала происходил обычный обмен значками, брелоками, марками, монетами. Потом с лёгкой руки местных коллекционеров начался обмен пепельницами, статуэтками, косынками. В конце концов, начали приносить шали, накидки, не говоря уже о сомбреро.
Олимпийские дома — вся деревня — представляли собой новый городской район и давно были запроданы на корню. Дома состояли из четырёхкомнатных квартир, довольно лёгкого, с нашей точки зрения, типа, с чудовищной звукопроницаемостью, без отопления (чего в Мехико не требуется). Часть внутренних стен была из голого кирпича, потолки низкие, ванны и умывальники миниатюрные.
Проживание в такой квартире стоит около 60 долларов в месяц, и рассчитаны они на людей с определённым достатком.
Я жил на четвёртом этаже.
А на втором этаже помещался у нас клуб. Это была такая же квартира, но в большой комнате стояли пианино и телевизор.
За пианино «работала» А. Пахмутова. Здесь со своим мужем, поэтом Н. Добронравовым, она написала «Олимпийскую песенку». Здесь же выступали композитор Я. Френкель, певец Л. Барашков, наши музыкальные ансамбли. Здесь писали приветствия и поздравления победителям, делали весёлые шаржи и забавные рисунки, происходили встречи с интересными людьми.
Об одной из таких встреч мне хотелось бы рассказать. К советским спортсменам-олимпийцам приехал космонавт Герман Титов — он с супругой был одним из почётных гостей, приглашённых на Олимпиаду.
Печать подробно освещала его приезд, его времяпрепровождение в Мехико. Титова принимал президент страны Диас Ордас, в честь гостя советский посол устроил торжественный приём. На страницах газет то и дело мелькали фотографии Титова в форме полковника, с многочисленными наградами на груди.
А тут вошёл в комнату такой же простой парень, как и те, что сидели в ней, даже в тех же форменных брюках советской делегации, в рубашке с короткими рукавами, какой-то удивительно свой, близкий.
Человек, совершивший великий подвиг, которому рады были пожать руку короли и президенты, которого, затаив дыхание, слушали тысячные толпы и высокие избранные аудитории, здесь мгновенно, без всякого труда установил контакт с собравшимися, буквально с первого слова покорил всех своим обаянием, простотой, остроумием.
Начались вопросы. Я спросил Титова, как его принимал президент. «Не по-президентски, очень просто», — улыбаясь, ответил он.
Борис Лагутин, Лариса Латынина, Воронины, Анатолий Колосов, Николай Озолин, Ян Тальтс задавали вопросы.
«Что можно сказать о полёте американских космонавтов?» Титов отвечает деловито, умно, ясно и подробно. В его ответах чувствуется уважение к коллегам по профессии и в то же время уверенность в нашем космическом превосходстве.
В комнате собрались советские спортсмены — студенты технических вузов, аспиранты, инженеры, кандидаты наук. Задаются сложные специальные вопросы, на которые Титов отвечает исчерпывающе и понятно для всех.