Странная девочка, которая влюбилась в мозг. Как знание нейробиологии помогает стать привлекательнее, счастливее и лучше

На самом деле, несмотря на то, что фотография Анни Лейбовиц запечатлела действительно меня, а не кого-то другого, мужчины никогда не выстраивались в очередь к двери моей лаборатории. Не говоря уже о моей квартире. Понимаете? Мужчин я попросту не интересовала.

Несмотря на свои привычки трудоголика и отсутствие личной жизни, одно удовольствие я себе все же позволяла: хорошую еду. Интерес к гастрономии я унаследовала от родителей и дополнительно подогрела его в Бордо, когда тесно общалась с Франсуа. Я обожала вкусно поесть, а в Нью-Йорке для этого были созданы все условия: ресторанов в городе бесконечное множество, и среди них есть феноменально интересные. Я читала все ресторанные обзоры (отсюда такой острый интерес к статье про Томаса Келлера) и собирала всю информацию о лучших заведениях города.

Начиная работать в Нью-Йоркском университете, я вызвалась организовать годовой курс лекций на своей кафедре. Лекторов нам предлагал факультет, а мы готовили приглашения и отвечали за прием гостей. Откровенно говоря, больше всего в этой работе меня привлекала возможность выбирать рестораны, в которые мы водили гостей после выступления. Я в полной мере использовала возможности, которые предоставлял университет. Для каждого приглашенного лектора я старалась выбрать идеальный ресторан – и мне было не важно, знала я выступающего лично или нет. Эти ужины стали для меня практически единственной отдушиной – занятием, не связанным с наукой. И за ресторанные исследования я взялась с энтузиазмом – как и за все, что обычно делала.

Я в одиночестве ужинала в барах самых интересных ресторанов, какие только могла отыскать в Нью-Йорке. Мне нравилось пробовать кухню незнакомых заведений, но при этом я стала постоянным клиентом нескольких близлежащих ресторанов. Я обнаружила, что стала «типичным» завсегдатаем, когда бармены, не дожидаясь от меня заказа, стали приносить мое любимое блюдо. Несложно догадаться, что мои гастрономические «исследования» привели к закономерному результату: полноте. Моей, естественно.

Вскоре после того, как я узнала, что получила постоянное место в Нью-Йоркском университете, я была удостоена премии Троланда Национальной академии наук США. Эта ежегодная награда присуждается лучшим молодым (т. е. «до 40 лет») исследователям в области экспериментальной психологии. Я была счастлива получить ее, и это случилось в апреле 2004 года. Даже мои родители прилетели из Калифорнии, чтобы присутствовать на церемонии в штаб-квартире Национальной академии наук в Вашингтоне. Был там и мой консультант по докторской диссертации Лари Сквайр из Университета Калифорнии в Сан-Диего, член Академии. Мы вчетвером – Ларри, мои родители и я – отметили это событие в ресторане чудесным ужином. Вот мы:

Да, на этой фотографии я улыбаюсь, и я действительно была счастлива в тот вечер. Но под улыбкой скрывалась женщина, которая в свои 39 лет наконец-то начала кое-что осознавать: многие годы я не думала ни о чем, кроме научной карьеры и нейробиологических экспериментов. И когда я нерешительно высунула голову за дверь своей лаборатории, чтобы взглянуть на Нью-Йорк, то вдруг поняла, что нахожусь в полном одиночестве. Я как будто вела двойную жизнь. Моя научная работа представляла собой один большой праздник, с которого никогда не хочется уходить: там много интересных коллег-собеседников и всегда происходит что-то новое и интересное. Но вся моя жизнь за пределами работы напоминала заброшенный город из вестернов Клинта Иствуда, где по немощеным улицам несется пыль и катаются шары перекати-поля. В своем стремлении раздвинуть пределы знания в интересующей меня области и получить вожделенную должность в университете я потеряла большую часть себя.

Вы можете увидеть то, о чем я говорю, на фотографии с церемонии вручения премии Троланда, где я вместе с родителями. Я прилично растолстела. Но должна заметить, что в тот момент у меня менялась не только талия: я наконец добилась своего, получила постоянную должность в Нью-Йоркском университете и руководила крупной исследовательской лабораторией. Конечно, я была рада этому, но одновременно и немного растеряна: ради чего работать теперь, когда цель достигнута? Можно было стать полным профессором – а я пока занимала должность адъюнкт-профессора. Но что потом? Я всегда считала, что постоянная должность – это предел мечтаний. А правда оказалась в том, что у меня было звание, великолепная исследовательская программа, которую я обожала, – и практически ничего больше.

Может быть, мне следовало прислушаться к Томасу Келлеру и начать собирать те самые, важнейшие в жизни, воспоминания. Я начала с родных и постаралась сблизиться с ними. Может быть, мне следовало внимательнее присмотреться и к другим сторонам своей жизни, задуматься: как изменить их к лучшему?

Рассуждать об этих возможностях было страшно. Рассматривать их всерьез – значило бы признать, что дела мои и в самом деле обстоят плохо. К этому я была еще не готова. Очень многое в моей жизни требовало изменений. Но я не представляла, как изменить отношение к себе, как восстановить связь с маленькой девочкой, мечтавшей о карьере бродвейской актрисы. А романтичная девушка, влюбившаяся во французского музыканта, – куда она подевалась?

Все это я намеревалась выяснить и собиралась использовать ради такой цели все возможности своего мозга.

Факты в копилку. Что делает вещи запоминающимися?

1. Повторение. Чем большее число раз вы вызываете в памяти какое-то воспоминание, тем прочнее оно становится. Скучно, но это правда. На нейронном уровне с каждым повторением у вас укрепляются синаптические связи. Они обеспечивают это воспоминание и позволяют ему противостоять помехам от других воспоминаний или общей деградации памяти. Повторение задействует нейронные сети, которые относятся к системе внимания. Иными словами, мы склонны помнить то, на что обратили внимание.

2. Ассоциации. Если вы хотите запомнить что-то новое, попытайтесь связать это с хорошо известными фактами или выстроить систему ассоциаций – это поможет. Чем больше у воспоминания ассоциаций, тем оно прочнее. Дело в том, что ассоциации позволяют извлекать это воспоминание множеством способов: если одна из них не сработает, помогут остальные.

3. Эмоциональный резонанс. Мы знаем, что эмоциональные воспоминания прочнее других, да и держатся они дольше. Объясняется это тем, что мозжечковая миндалина – структура, необходимая для обработки эмоций, – способна формировать очень долговечные воспоминания при помощи гиппокампа. Когда-то, десятки тысяч лет назад, мозжечковая миндалина (один из древнейших отделов мозга) автоматически сигнализировала нам о состоянии среды, о ее полезности или опасности. С развитием более сложных мозговых структур мозжечковая миндалина начала направлять в гиппокамп «подкрепления», когда тот регистрировал самые яркие эмоциональные переживания. Она сигнализировала гиппокампу: запомни этот момент, он заставил меня смеяться, плакать, визжать от ужаса! Именно по этой причине наши сильные эмоциональные воспоминания, кажется, намертво впечатываются в наш мозг и хранятся в нем очень долго.

4. Новизна. Мозг устроен так, чтобы фокусировать внимание на новизне. Так что по-настоящему необычные события – скажем, снегопад в Калифорнии – как правило, остаются в памяти очень надолго.

Тренируем память под руководством чемпиона

Не так давно я участвовала в конференции TED в Бей-Эриа. Среди выступавших там был чемпион США по памяти 2008 года. Честер Сантос. Он поразил всех нас, перечислив имена примерно 80 из 90 находившихся в аудитории человек – с ними он в течение дня успел перекинуться парой слов. Затем он поразил нас еще больше: перечислил тринадцать случайных слов и сказал, что каждый из нас может запомнить их всего за три минуты. Вот эти слова:

Обезьяна

Железо

Веревка

Планер

Дом

Бумага

Башмак

Червяк

Карандаш

Конверт

Река

Скала

Дерево

Сыр

Четверть

Мы затаили дыхание. А он стал применять способы, способствующие лучшему запоминанию: новизну, эмоциональный резонанс и ассоциации. Он сказал, что запомнить длинный список не связанных между собой слов можно следующим образом: надо придумать историю с этими словами. Чем более странной и смешной получится история, тем легче ее будет запомнить. Затем он предложил историю для нашего случая. Он попросил представить, как обезьяна качает железо (неожиданная и смешная сценка). Затем с неба спускается толстая веревка (представьте, что вы трогаете веревку и ощущаете ее текстуру). Вы поднимаете голову и видите, что веревка свисает с планера. Но стоило вам заметить это, как налетевший шквал швыряет планер в стену дома. Дом этот весь оклеен листочками бумаги. Представьте себе дом, покрытый сотнями желтых клейких стикеров. Затем появляется гигантский башмак он начинает ходить вокруг дома, и оставлять на бумаге свои отпечатки. Но башмак этот ужасно воняет: у него из стельки даже червяк вылез. Внезапно он превращается в карандаш и начинает писать на конверте, который появляется на крыше дома. Вновь поднимается сильный ветер, и карандаш с конвертом сдувает в бурную реку. Теперь представьте реку настолько бурную, что волны ее бьются о большую скалу. Скала превращается в красивое сказочное дерево: на нем растет сыр. А затем происходит самое поразительное – в сыре на сырном дереве часы начинают отбивать четверть часа.

Конечно, это – сюрреалистическая история. Но зато ее легко запомнить! Когда Честер снова начал историю, и по ходу рассказа вся аудитория в едином порыве вслух называла заданные слова. Было ясно, что эта странная сказка, полная невероятных событий, действительно помогла нам запомнить список! После этого Честер попросил нас назвать все слова из списка, и все 300 присутствовавших хором перечислили их. Поразительно! Понятно, что искусство придумывать подобные истории для запоминания длинных списков «на ходу» требует практики. А самое интересное – что сам по себе этот процесс улучшает память (ассоциации, эмоциональный резонанс/юмор и новизна/необычность играют в любой подобной истории решающую роль), ускоряет и делает более интенсивным процесс запоминания. Я прониклась! В следующий раз, когда мне потребуется запомнить список обязательных дел или пунктов, которые следует упомянуть в презентации, я обязательно придумаю свою фантастическую историю!

4. Больше не толстая Как восстановить связь мозга с телом и духом

Иногда в жизни человека случается некий момент истины, когда он твердо решает изменить свою жизнь и привычки. К примеру, человек клянется себе, что обретет хорошую физическую форму. Страх потерять здоровье, встреча одноклассников, неудачная фотография – толчком к этому решению может послужить любой из этих моментов. Например, мне страшно надоел лишний вес, я устала от него, но все мои попытки изменить сидячий образ жизни и питание носили нерешительный, половинчатый характер. И только когда я тщетно попыталась сплавиться по бурной южноамериканской реке, я пришла к пониманию, которое обеспечило мне недостающую мотивацию. Вот тогда я смогла приступить к обретению формы.

Реки, плоты, пороги и пробуждение

Дело было в июле 2002 года. Завершился еще один великолепный день на могучей реке Котауаси в центральном Перу. Наш бесстрашный проводник Марк уверенно направлял плот. Я сплавлялась по этой реке в компании подобных мне любителей экстремального отдыха. Среди них были несколько спортсменов-триатлонистов из северной Калифорнии, отец с дочерью, супружеская пара, а также Кэролайн – великолепный серфер и мать двоих детей. Она и стала в этом походе моим партнером по плоту. Я отправилась в эту экспедицию самостоятельно – чтобы найти приключения и отвлечься от корпения над научными трудами. Наша случайно сколоченная команда неслась вниз по маршруту пятого класса сложности, по реке, протекавшей по дну самого глубокого в мире каньона, окруженного отвесными серыми скалами. Это был не первый мой «экстремальный» отпуск за последние несколько лет. До этого мне выдался поход на каяках по греческому Криту и сплав на плотах по рекам Замбези в Зимбабве. Может быть, в Нью-Йорке я и вела жизнь монашки и лабораторной крысы, но раз в году я обязательно уступала своей страсти к скитаниям по свету и отправлялась как можно дальше от столичной суеты и шума. Мне нравилось сплавляться на плотах по бурным порогам или плавать на каяке в экзотических местах.

Перуанское приключение началось с шестичасового автобусного переезда из аэропорта в Арекипе до маленького городка в центральном Перу. Там мы переночевали в деревенской гостинице, а затем совершили «жестокий», как нам сказали, 10-часовой переход по настоящей тропе инков туда, где на реке Котауаси нас ждали приготовленные плоты. Никогда не забуду утренний ледяной душ (экстремальный отдых не всегда означает горячую воду для утреннего душа), после которого мы вышли в путь, ведя за собой нагруженных мулов. Стоял великолепный ясный день. Мы болтали и спешили как следует познакомиться. Не успели мы оглянуться, как пресловутый 10-часовой переход закончился. Все, конечно, устали, но были счастливы, что сумели добраться до плавучего каравана плотов, ожидавшего нас на Котауаси. Увидев, как нетерпеливо плоты подпрыгивают на воде, я тогда подумала, что они тоже, как и мы, спешат побыстрее пуститься в путь.

Каждый вечер после долгого дня сплава наши проводники выбирали место для стоянки на берегу реки. Тогда нашей первой задачей было перенести с грузовых плотов в лагерь все необходимое для оборудования лагеря, а также наши личные вещи. Для этого мы встали в ряд и передавали мешки и оборудование по цепочке в лагерь. Иногда передавать по цепочке до подходящей площадки приходилось вверх по крутому склону реки.

В первый же вечер, стоя где-то в середине этого «конвейера», я услышала первый громкий и ясный звоночек по поводу собственной физической формы. Именно тогда, в цепочке, я поняла, насколько жалкими силами я располагаю. В то время за плечами у меня было несколько лет регулярных занятий йогой. Они помогли мне превратить совершенно деревянное тело в относительно негибкое, но при этом я практически не занималась силовыми упражнениями и аэробикой. Это было очень заметно. Я оказалась самым слабым звеном той человеческой цепочки. Силой меня превосходила не только шестнадцатилетняя девочка, путешествовавшая с отцом, но и 65-летние попутчики. Разумеется, товарищи по команде не позволили большим рюкзакам, которые мы передавали в лагерь, раздавить меня, как жука. Двое встали по сторонам от меня и самые тяжелые вещи передавали, по существу, друг другу. При этом они делали вид, будто я помогаю им, – так они позволили мне сохранить лицо.